Тесновато, душновато, темновато.
Сразу понятно, что в этой каморке лучше проводить как можно меньше времени, а то можно задохнуться от недостатка свободного пространства и словить депрессию от плохого освещения. К тому же, одна из коек уже занята. Вряд ли моя соседка обрадуется приезду новой «постоялицы».
Я не стала разбирать вещи, просто закинула их на кровать, и сразу же вышла, чтобы успеть на завтрак. Столовая оказалась точной такой, как я ожидала: ничего выделяющегося, нейтральные цвета, столы, стулья, типовые установки подачи пищи. Некоторые сотрудники столы сдвинули, чтобы сидеть вместе, одной компанией. Я могла бы присоединиться к парням, с которыми прибыла — они уже завтракали — но передумала. Общение оставлю на потом, сейчас главное — поесть!
Я поднесла руку к установке. Сканер считал данные с браслета, раздалось жужжание-ворчание-шипение, и я получила свой завтрак — яичницу, овощи, мутный напиток в прозрачном стакане, булочку не самого аппетитного вида. Не слишком аппетитно выглядит, но зато явно не концентраты, а нормальная еда.
Я подхватила поднос и подошла к ближайшему свободному столику. Как и на всякого новичка, на меня посматривали с интересом, но никто не подошел. И хорошо — мне пока не до этого. Скорее хочется в душ, переодеться, осознать окончательно, что я уже далеко-далеко от дома… Ведь это первый мой самостоятельный полет, первое задание от Главы Рода, первая ответственность. И где-то здесь бродит Дейриган Каркано.
Задумавшись о нем, я поднесла стакан ко рту.
— Благочки!
От неожиданности я пролила немного жидкости на стол. Девушка, которая испугала меня громким приветствием, оказалась младшей. Неудивительно: кажется, на станции работают одни младшие.
— Я тебя испугала, да? Прости-прости, я не нарочно. Тебя вместе со мной заселили, да? Кэя Унсури, верно?
— Верно, — отставляя стакан, сказала я.
— А я Джуди Козловски! Рада познакомиться!
«Так вот откуда ты знаешь мое имя и номер комнаты», — подумала я, разглядывая девушку. Полненькая, низенькая, смазливо-сладенькая — как пирожное. Свои волосы у нее явно светлые, но она почему-то все равно вытравливает их до белесой платины. Значит, она — дочь того Козловски из административного модуля. Или, может быть, сестра. Не жена же?
— Я присяду?
— Да, — я просто не могла противиться ее напору.
Джуди бухнулась на стул безо всякого изящества и сообщила:
— Я на станции всего три дня, и никак не могу привыкнуть, что вокруг столько старших. А ты раньше общалась с другими расами?
— Не приходилось.
— Здесь у нас будет такая возможность, может, даже повезут смотреть на инсектоидов. Здорово, правда? Папа говорит, здесь еще и орионцы, и лирианцы работают. Но я пока кроме центов… прости, центавриан, никого не встречала из других рас. А ты здесь как практикантка или волонтер?
— Как волонтер.
— Я тоже! — воссияла Джуди. — Большинство студентов здесь проходят практику, у них совсем другие программы. И все такие злобные, аж подойти страшно. Особенно центы. Ой, то есть, центавриане. А ты что не ешь? Здесь вкусно готовят.
Я попробовала яичницу, запила почти безвкусным напитком. Да, это не сбалансированные по калорийности, полезности и вкусовым качествам коктейли на Ланмаре… Да и яичница на вкус так себе. Но есть можно.
Джуди посмотрела на меня очень одобрительно:
— Ты хотя бы не кривишься, а все остальные центы… центавриане, кривятся. Ваша еда так сильно отличается от той, что едят все остальные? Ладно, ладно, не отвечай. Не буду больше тебя дергать, тем более ты кушаешь. И вообще — поболтать мы успеем в комнате. А я побежала, мне через десять минут надо быть в другом модуле!
Джуди соскочила со стула и поторопилась к выходу. Я знала ее всего ничего, а она уже меня раздражала. Не простодушной бесцеремонностью, не болтовней — это все можно счесть даже милым, а щенячьей восторженностью от всего, что видит. Аж брызжет счастьем и довольством, негодница. И отца «папой» называет…
Я покончила с завтраком, отнесла поднос, куда следует, и вернулась в комнату. Наконец, можно принять душ! Предвкушая этот приятный процесс, я взяла полотенце, нижнее белье, шампунь и гель для душа (не пользоваться же общим?) и последовала к женским душевым. Оставив свои вещи в одном из шкафчиков, я закрыла его и разделась. Следующие двадцать минут я блаженствовала под горячими струями воды, чуть ли не мурлыча от удовольствия. Как приятно вновь себя человеком чувствовать, как славно не шататься от слабости, как прекрасно ощущать себя чистой и обновленной!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Закончив, я сдернула полотенце с верха кабинки, прикрыла им наготу и вышла…
…Столкнувшись при этом с мужчиной.
Встреча вышла неожиданной; я впечаталась в его грудь лбом. Отскочив, я коснулась лба — на нем появилось что-то масляное. Что это… такое? Откуда здесь мужчина? Да еще и обнаженный? Может, меня еще не отпустило после полета и это галлюцинация? Однако, какая интересная галлюцинация: высокая, загорелая, с мощными плечами, на которых накинуто полотенце. Мне хватило самоконтроля, чтобы не опустить взгляд ниже. Однако и то, что открывалось выше, впечатляло.
Лицо незнакомца являло собой сочетание грубого и красивого: резкие черты лица, но линия губ мягкая, глаза невинного голубого цвета, но при том хищно раскосы и смотрят отнюдь не невинно.
Орионец. Прямо-таки типичный образчик.
Придерживая полотенце руками — не допусти Звезды свалится! — я сказала:
— Вы перепутали. Это женские душевые.
— Да-а? — протянул он, разглядывая мои волосы, плечи.
Я нахмурилась. Что этот тип себе позволяет? Мало того, что нарушил правила, так еще и смотрит непристойно. Эдак своим наглым взглядом и до ног доберется, а потом пожелает и остальное увидеть.
Я хотела добавить, что он должен уйти, но орионец меня опередил:
— Уверены, что сами ничего не спутали?
— Да, уверена! Вы так и будете стоять здесь и демонстрировать себя?
— Почему бы и нет? Мне смущаться нечего, да и зрители имеются, — усмехнулся мужчина. От звука его густого грубого голоса мне стало не по себе.
— Наготы не смущаются только животные, — со всей возможной холодностью сказала я.
Стрела попала в цель — с лица орионца сползла усмешка. А еще на меня отчетливо повеяло угрозой. Хоть этот тип и младший, но энергетика у него сильная.
«Тип» прошел мимо и зашел в ближайшую кабинку. Я услышала, как он включил воду.
— Вы не собираетесь уходить?
— Зачем? — отозвался орионец весело. — Душевая-то действительно мужская.
Где-то в коридоре послышался неясный шум. Допустив на секунду, что орионец прав и что до возможного позора у меня осталось совсем мало времени, я метнулась к своему шкафчику, открыла его браслетом, сграбастала все вещи в охапку и успела заскочить в одну из душевых кабин до того, как открылась дверь.
…Внутрь шумной толпой ввалились мужчины, судя по разговорам — младшие.
Костеря себя за ошибку, я одевалась со всей возможной скоростью и надеялась, что никто не запомнит меня, кода я выйду. Хотя, о чем я? Этот здоровый орионец всем потом выложит, что зеленоглазая центаврианка спутала душевые. А так как зеленоглазых среди центавриан мало, меня на станции вычислят сразу.
А, плевать! Сейчас главное — уйти отсюда!
Я решилась и вышла из кабинки.
«Ничего страшного», — успокаивала я себя, обходя опешившего лысого мужчину в рабочем комбезе. Смех и разговоры, до того заполняющие душевую, смолкли. Хорошо, раздеться успел только один, внимания толпы голых мужчин я бы не выдержала и точно психанула. Путь до двери казался мне нескончаемо длинным, наконец, я ткнула на кнопку и дверь выпустила меня наружу.
Только тогда я рассмеялась нервно: а повезло этим младшим! Посмотрели на ножки высокородной центаврианки!
Спустя час мой передатчик замигал: кто-то строгий и молодой велел идти в оранжерею. После инцидента с душевой я уже успела привести себя в порядок — высушить и заплести волосы в косу, примерить рабочий комбез. И, самое главное, дала себе установку больше об этом не вспоминать. Да, ошиблась, да, была резковата с тем мужчиной. Но и он не должен был так на меня смотреть!