Глава 4. Детство в Тайге
Спустя год мы переехали на Первомайку в Новосибирск. В Тайге я бывал наездами в один из летних месяцев и в недели зимних, весенних или осенних каникул. Любая встреча с родным городом была желанна.
Частенько ходил с бабой Верой в детскую библиотеку, которой она до самой пенсии заведовала. Собираясь на работу, моя молодая ещё бабушка садилась за круглый стол около пальмы у окна, ставила перед собой зеркало, закуривала папиросу «Беломорканал» и наводила красоту – красила губы яркой красной помадой, подводила глаза карандашом, тушью удлиняла ресницы. А я украдкой наблюдал за этим занимательным процессом с дерматинового дивана. Это изделие мебельной промышленности постреволюционного периода обладало высоченной вертикальной спинкой и двумя жёсткими валиками-подлокотниками, а в самом верху было увенчано узким горизонтально встроенным зеркалом и полками по его бокам.
Потом мы с неотразимой красавицей-бабушкой шли мимо вокзала через мост над путями в тогдашний деловой центр города.
В библиотеке я строил из книг дороги, мосты и гаражи для оранжевой пластмассовой легковушки. Позже рассматривал картинки в книжках. Ещё позже, когда со мной была уже младшая сестра, читал. Иногда прогуливался по округе, шёл в горисполком к деду. Деревянное двухэтажное здание горисполкома было через дорогу от библиотеки. Помню большой канцелярский стол с тумбами, обитый зелёным сукном, чернильницу, неизменные для всех казённых кабинетов того времени графин с водой и противогаз в одном из ящиков стола.
Уже подростками с другом Сашкой, мама которого, тётя Люба, работала вместе с бабушкой библиотекарем, обшарили всю Тайгу. Дразнили цыган, раскинувших шатры в скверике позади вокзала, недалеко от лестницы переходного моста. Сашка кричал им что-нибудь обидное (я таких слов местного фольклора не знал) с почтительного расстояния, и цыганята срывались в погоню. Мы дворами и огородами улепётывали от них. Простая русская забава.
Часто играл один около дома, в саду и на ближайших путях в стоящих на отстое вагонах. Мастерил луки и самострелы. Представлял то индейцев, то «бледнолицых».
Подростком, втайне от деда, пока тот был на службе, выводил из сарая мотоцикл и гонял по городу. Выезжал через дворы на окраинные улицы. Однажды был остановлен возмущённым тарахтением моего «козла» собачником. Резко затормозил от неожиданности в узком проезде чужого двора между домами, когда перед мотоциклом внезапно выскочили две огромные овчарки на привязи. Мужик-собачник не стал вести долгих воспитательных бесед, просто выдернул ключ из приборного щитка сверху на фаре. Пришлось отконвоировать «козла» обратно в сарай и наврать вечером деду, что якобы ключ я выронил из кармана в траву, когда крутился на перекладинах громадной лестницы, в саду приставленной к крыше дома. Весь вечер до темноты мы с дедом ковырялись в траве под лестницей, но почему-то ничего не нашли. Пришлось деду заказывать изготовление дубликата ключа, благо в городе был ещё один такой мотоцикл.
Но и надо мной, бывало, нехорошо подшучивали. Несколько раз в детстве отец мастерил для меня из дерева копии немецких автоматов. Красил в чёрный цвет и покрывал лаком. Получалось неотразимо – отец этот металлолом в детстве не раз держал в руках. На такие игрушки глазёнки у пацанов всегда воодушевлённо горели. И вот однажды перед поездкой в Тайгу отец поведал мне байку о том, что после войны они воровали «шмайсеры» с эшелонов, которые везли военный мусор на переплавку. И будто бы пара таких штук могла сохраниться в углу сарая под остатками угля. Этого сообщения было вполне достаточно, чтобы по приезде в Тайгу я под благовидным предлогом расчистил весь сарай от мусора, перекопал весь уголь в углу и остальной земляной пол. Ничего, конечно, не нашёл. Да и не мог найти, как понял значительно позже.
Частенько ходили в лес за грибами – за подосиновиками и подберёзовиками. Рано утром садились в местный поезд, состоящий из паровоза и нескольких старинных вагонов дореволюционного производства, доезжали до станции Мазалово, заходили в тайгу и шли пешком по лесу обратно в сторону города. Сестра Таня была ещё очень маленькой, грибов не замечала и обижалась, что все остальные их находят, а она не может. Когда видела, что кто-нибудь срезает очередной красавец-подосиновик на толстой шершавой белёсой ноге с яркой алой шляпой, щёчки её надувались, глазки хмурились, нижняя губка выпячивалась, налезая на верхнюю. Вот-вот заплачет. Мне становилось жалко сестрёнку. Я, заметив особенно выдающийся гриб где-нибудь в траве по краю солнечной поляны, частенько как бы случайно подводил-подталкивал её к этому месту, намеренно отводя свой взгляд в другую сторону, пока она не обнаружит красавца. А потом удивлялся и восторгался вместе с ней. Но актёром был никудышним. Пришло время, и однажды она раскусила мои хитрости.
Как-то раз в лесу нечаянно вступил в неравный бой и серьёзно пострадал. Наткнулся на высокий пень с множеством отверстий. И так как не раз видел в тайге подобные муравейники, решил, что в пне живут муравьи, – только большие, потому что дырочки были больше обычных. И с возгласом «Баб, смотри какой муравейник я нашёл!», – а бабушка была в метрах десяти от меня – мы всё время в лесу перекликались, – я со всей силы пнул в пень. Тут же в отверстиях показались жильцы, послышалось грозное «ж-ж-ж», и меня атаковали огромные осы. Я успел только повернуться и сделать несколько шагов, бросаясь в бурелом. Несколько сильных ударов в голову сбили меня с ног, а может я ещё и запнулся. Потом «ж-ж-ж» ещё с полминуты прозвенело надо мной, и воцарилась тишина. Ну, конечно, жжение, боль, слёзы-сопли. До самой ночи, уже дома, я время от времени с осторожностью ощупывал совершенно квадратную, ноющую со всех сторон голову на своих плечах. Ну и все меня жалели, конечно. Ну и дед купил крем-соды и заварных пирожных в качестве компенсации.
Иногда пятничными вечерами собиралась в квартире изысканная компания представительниц тайгинской интеллигенции, приятельниц, служащих горисполкома, для игры в «66». А я был не просто рад весёлой компании, ещё и оказывался совершенно необходимым её участником – посыльным за следующей бутылочкой водки или коньяка. Сам от горшка два вершка, я сообщал продавщице ближайшего магазина на улице Кирова пароль «для Веры Николаевны» и гордый добычей возвращался к алчущей братии. Позже и сам научился игре. А много позже, в студенчестве, в общаге «подсел» на преферанс и никогда больше не возвращался к более «народным» карточным играм.
Дед с бабушкой были и моими первыми учителями и партнёрами по шахматам, оба играли прекрасно, как, впрочем, и отец. Только дед очень долго думал над ходами, а бабушка всё норовила мне поддаться.
Вечерами перед сном, когда я был ещё совсем маленьким, бабушка читала мне «Урфина Джюса» и «Семь подземных королей» Александра Волкова. Отряды урфиновских деревянных солдат и добрейшие шестилапые животные из сказочного подземелья потом оживали в моих снах. А ещё, когда я засыпал рядом в кровати, ковыряя при этом бабушкину родинку на шее, она рассказывала мне частенько сказку собственного сочинения. Особенно я любил её слушать поздними зимними вечерами, когда в ставнях завывала вьюга.
Бабушкина Сказка.
Жили были дедушка с бабушкой и собачкой Жучкой. Зима была долгая, и закончились у них дрова. Собрался дедушка в лес. Запряг в сани коня Савраску и покатил.
Пока рубил он дрова, повалил снег, и началась метель. И засыпало снегом, замело метелью и дедушку, и дрова, и Савраску с санями. Долго ждала дома бабушка. Потом догадалась – что-то случилось с дедушкой. Выпустила она Жучку со двора, и собачка побежала в лес. Унюхала след и нашла пропавших. Метель к тому времени утихла. Там, где видна была верхушка дедушкиной шапки-ушанки, Жучка начала лапами разгребать снег. И раскопала дедушку. Вместе они освободили Савраску с санями и дровами. И все вместе вернулись домой. Очень обрадовались дедушка и бабушка друг другу. Растопили печь, согрелись, накормили спасительницу Жучку и коня Савраску. И стали жить-поживать и добра наживать.
Тут и сказке конец.
Глава 5. Первомайка
На станции Инская, в Первомайском районе города Новосибирска, родители сняли полдома на «стодомиков». Это такое местечко, по другую сторону железной дороги от центральной части района, где отдельно расположились поселением частные, – свои, как у нас говорят, – деревянные с печным отоплением дома.
Там и прожили первый год. «Стодомики» прилепились за переходным мостом через железнодорожные пути слева от бора. Через этот мост таскала и возила меня мама в санях и коляске в двухэтажные кирпичные ясли на улочку Победителей. А через год железная дорога выделила семье молодых специалистов комнату в коммунальной квартире на улице имени Эрнста Тельмана, лидера немецких коммунистов, одного из главных политических противников Гитлера, погибшего в концентрационном лагере Бухенвальд 18 августа 1944 года. Эта улица в самом центре Первомайского района начинается от ворот «Парка Культуры и Отдыха» и спускается к реке Иня.