Читать интересную книгу Бойцовская порода - Лев Пучков

Субъект, что обретался на соседнем топчане, и в самом деле имел отдаленное отношение к медицине — в свое время закончил ветеринарный техникум. Именно поэтому ему выпало выступать в роли сиделки при персоне. Несостоявшийся ветеринар виновато потупился и протянул Толхаеву измятый листок, на котором были проставлены почасовые отметки температуры.

— А-а-а! — зловеще прищурился Григорий Васильевич. — Стрелять-бить, пальцы гнуть, значит, мы научились… Где пяти — и шестичасовая отметки? Я тебя спрашиваю — где?

— Не знаю, как получилось, — бегая взглядом, пролепетал бывший ветеринар. — Сидел-сидел… и вдруг заснул. Как-то само собой так вышло…

— И само собой на топчан улегся, и само собой курточкой укрылся, — ядовито проскрипел Толхаев. — А я теперь, значит, крутись, как хочешь, выводи тебе анамнез и назначения, да? А он, может быть, коли ошибусь на граммулечку, как раз от этого и загнется…

— Ты че, отморозок?! — мгновенно сориентировался «кожаный» № 1, нависая над незадачливой «сиделкой» с поднятыми кулаками. — Да я тебя, конь фанерный…

— Да заткнитесь вы все! — желчно воскликнул Толхаев. — Не хватало еще, чтобы капельницу разбили! Ну-ка, выметайтесь отседа — работать мешаете…

Совсем «выметаться» соратники Никиты не пожелали: то ли не доверяли «черному хирургу», то ли боялись пропустить какой-либо особо важный момент. Но от раненого удалились и притихли. Сгрудились в уголке, подальше от топчана, и принялись тыкать под бока незадачливого коновала, шипя ему в уши о грядущих перспективах.

Толхаев между тем разложил на столе припасенный загодя блокнот и быстро набросал назначения. Затем легким педагогическим усилием вырвал «фельдшера» из пылких дружеских объятий и минут десять подробно его инструктировал на предмет ухода за раненым, требуя, чтобы тот делал пометки в блокноте.

— Печь сильно не топите, — предупредил Григорий Васильевич, протягивая «кожаному» № 1 пакетик с искореженной латунной оболочкой. — Только на ночь, не более двух часов. Погода пока вполне располагает. Керосинку без надобности не палите — ему чистый воздух нужен.

— Это зачем? — недоуменно наморщил лоб «кожаный», рассматривая пакетик на просвет.

— А-а-а, вон как! — понятливо кивнул Толхаев. — Тебе, значит, шкуру пока что не дырявили. Ну ничего — у тебя еще все впереди. При вашей специфике труда…

— Не каркай, док! — досадливо нахмурился соратник Никиты, суеверно отстукивая по столу и трижды плюя через левое плечо. — На хера мне эта железяка? Экспертизу мы делать не собираемся, и так знаем — кто.

— Отдашь ему, когда оклемается, — Толхаев кивнул на топчан в углу. — Тебе не понять. Для того, кто вернулся с того света, этот кусок железа — ценная реликвия. Не выбрасывай, он тебе потом будет благодарен.

— Ладно, — кивнул «кожаный», пряча пакетик в карман. — Что еще?

— Список медикаментов передал, — принялся загибать пальцы Толхаев. — Назначения написал. Телефон мой у вас есть. Фельдшер постоянно находится рядом, никуда не отлучается. Если какие проблемы — сразу звонит мне. Мобила есть?

— Моим попользуется, — решительно сказал «кожаный», доставая из кармана куртки мобильный телефон. — Ради такого дела…

— Ну вот, собственно, и все. Транспортировать его пока нельзя. Я скажу, когда можно будет перевезти, — Толхаев выразительно потер пальцами. — Расчет?

«Кожаный» № 1 покосился на раненого и шмыгнул носом. Ствол карабина, торчавший из оконца, показательно шевельнулся. Голова Рудина разверзла уста и лениво произнесла:

— Саша! Намекни Соловью — пусть подтянется сюда.

— Понял, — раздалось из-за двери. — Намекаю.

— Доверять надо людям, — осуждающе буркнул «кожаный», доставая из внутреннего кармана куртки конверт и протягивая его Толхаеву. — Какие тут могут быть заморочки? Ну реально — ты же меня не первый день знаешь! А потом — тебе же еще швы снимать…

— Доверяй, да проверяй, — буркнул Толхаев, пересчитывая доллары, и, упрятав конверт, быстро покатился к выходу, втянув голову в плечи. Эти бандосеры — публика еще та! Был случай при аналогичных примерно обстоятельствах: после своевременно оказанной помощи вместо обещанных баксов пытались угостить свинцом. Только не учли, щенята молочнозубые, что имеют дело с ветеранами ратного труда, умудрившимися пережить с десяток локальных войн. Пришлось Толхаеву там же, на месте, оказывать дополнительные услуги травматологического профиля. Бесплатно…

Едва Григорий Васильевич выкатил на порожек, Ваня Соловей, «не доверявший» под дверью совместно с Маслом, шустренько скакнул в потрепанный «уазик», сиротливо приткнувшийся рядом с бандитским микроавтобусом «Форд» (на нем Никиту привезли), и отогнал машину к опушке. Пришлось Григорию метров пятьдесят самостоятельно шкандыбать со скрипом по припорошенным слоем хвои корневищам и кочкам. Рудин и Масло инвалиду не помогали — они пятились следом, направив стволы карабинов в сторону сторожки. Опасную зону проскочили на одном дыхании, рывком забросили инвалида совместно с креслом в специально оборудованный грузовой отсек и, перегазовав, удрали с места событий.

Дух перевели только после того, как удалились от сторожки метров на пятьсот и убедились, что на данном этапе погони можно не опасаться.

— Ох и не люблю я этих… — буркнул Ваня Соловей, выруливая на хорошо утрамбованную лесную дорогу, ведущую к скоростному шоссе. — Такие молодые, а такие… ублюдки, короче. Конченые.

— А я от них в восторге, — криво ухмыльнулся Рудин. — Пока «бычка» на улице не встречу — как будто чего-то не хватает. А как увижу, как услышу — все во мне заговорит…

— Заедем в «Эльдорадо», позавтракаем, — солидно заявил из грузового отсека Толхаев. — Угощаю! Заслужили.

— А! Совсем забыл, — спохватился Рудин. — А ну, отдай баксы!

— Чего это? — встопорщился Толхаев. — Позавтракаем в «Эльдорадо», потом Алисе отдам. Лично. Кто работал-то?!

— Никаких «Эльдорадо», — сурово отрезал Рудин. — Я же предупреждал! Саша — ну-ка, намекни.

— По черепу или в поддых? — флегматично уточнил устроившийся с инвалидом в грузовом отсеке Масло. И непонятно было — шутит или где. С такого станется — возьмет и в самом деле «намекнет», дурак здоровый!

— Жлоб ты. Пес! — дрожащим от обиды голосом воскликнул Толхаев, передавая Рудину деньги. — Ох и жлоб… Путевка-то — четыреста пятьдесят стоит! Ну и что тебе — «Эльдорадо»? Раз в квартал людьми себя почувствовать…

— Не хнычь, Гриша, — миролюбиво пробурчал Рудин, пряча деньги в карман. — У нас сейчас каждый рубль на счету. Если Кузя питомник арестует — будем без копейки сидеть, пока Алиса не вернется. А получится у нее или нет — бабушка надвое сказала.

— Сто баксов, а? — продолжал канючить Толхаев. — Праздник души — за сто баксов! Не жлоби. Пес!

— Все, я сказал! — прикрикнул Рудин. — У тебя уже был праздник — одной только текилы выкушал баксов на сто, не меньше. И не ной — а то высажу, пешком до города поедешь!

— Господи, чтоб мне сдохнуть!!! — с чувством невыразимой горечи воскликнул Толхаев — и собрался было до конца суток заткнуться в гордом молчании: пусть сами потом на коленях ползут, чтобы простил засранцев, кормилец народный… Но тут «УАЗ» как раз выехал на шоссе, набрал скорость, и — надо же такому случиться! — именно в этот момент, как назло, мимо моторно просвистел двухместный кровавый «Форд Мустанг» с открытым верхом. Холеный мужик средних лет, заседавший гордо в отделанном белой кожей салоне, даже не оглянулся на допотопную отечественную модель.

— Ай, некстати! — поморщился Рудин. — Ну, сейчас начнется…

— Ой-й-й-й-й, бля-а-ааа!!! — тоскливо заорал Толхаев, провожая взглядом спортивную модель. — Господи-и-и! Кем я был, а? Да я же вас всех кормил — вот этими руками, вот этой башкой, мать вашу!.. Вы же у меня как у Христа за пазухой жили, отморозки фуевы!

— Тише, тише, Гриша, — сочувственно пробормотал Масло, гладя инвалида по голове. — Мы помним, мы все помним…

— Отлезь от меня, предатель! — взвизгнул Толхаев, отталкивая Сашину руку. — Кем я был, а?! Да чтоб за паршивую штуку баксов я так уродовался тогда… Ой-й-й-й… Да чтоб мне сдохнуть!!!

— Ну и что мне сделать, чтобы ты прекратил истерику? — уныло поинтересовался Рудин. — «Эльдорадо» отпадает. Сейчас на первом же обменнике встанем, поменяю сотку, дам тебе десять баксов — иди трать, как душа пожелает. Больше не могу. Такой вариант устраивает?

— Господи, кем я стал?! — горестно причитал Толхаев, игнорируя попытку к примирению. — Чем я стал?! Господи, уму непостижимо…

Кстати, уважаемый читатель: пока наши парни едут по направлению к городу и выясняют отношения, предлагаю для тех, кто с ними ранее не встречался, коротенько пояснить природу причитаний инвалида, у которого суровый, бездушный друг жестоко отнял честно заработанные доллары. То есть кем он, в самом-то деле, был, кем стал и как вообще докатился до жизни такой совместно с друзьями-товарищами…