4. В принципе возможно существование нормативных суждений и без выражения их в каких-либо нормативных актах (при наличии пробелов в законодательстве). Естественно, однако, что мы при этом не можем сказать, что они представляют собой волю законодателя без выражения ее в нормативном акте34.
Таким образом, нормативно-правовые предписания представляют собой двуединую сущность. Во-первых, это воля законодателя или иных уполномоченных лиц, направленная на регулирование тех или иных общественных отношений. Эту волю можно изложить в форме логического суждения деонтической модальности. Во-вторых, это форма выражения такой воли в виде статей, частей, пунктов, абзацев, параграфов и пр. Мы установили, что эти две стороны нормативно-правового предписания (его форма и содержание) далеко не всегда соответствуют друг другу. В первом случае мы имеем дело с нормами права и нетипичными нормативно-правовыми предписаниями, во втором случае – с частями нормативного акта (или нескольких нормативных актов), в которых они закреплены.
§ 3. Норма права
В науке под нормой права, как уже указывалось выше, понимается нормативно-правовое предписание, обладающее специфическими признаками (является общеобязательным правилом поведения, носит предоставительно-обязывающий характер и т. п.), а также имеющее специфическую структуру (гипотеза, диспозиция, санкция)35.
Однако в литературе неоднократно указывалось на то, что норму права, которая действительно подпадала бы под такую трехчленную структуру, обнаружить чрезвычайно трудно. Как справедливо указывал Р.З. Лившиц, «по этой классической схеме правовая норма должна бы выглядеть примерно так: если имеют место такие-то обстоятельства (гипотеза), то участники отношений должны поступать так-то и так-то (диспозиция), в противном случае они подлежат такой-то ответственности (санкция). Но в законодательной практике нормы, построенные по этой классической схеме, почти не встречаются»36.
Это позволило некоторым авторам вообще подвергнуть сомнению концепцию о трехчленной структуре нормы права37. Например, А.Ф. Черданцев не без основания указывает, что «трехчленная структура – это структура нормы, реально не существующей, созданной путем искусственного соединения двух норм – регулятивной и охранительной». «…Следует иметь в виду, – продолжает свою мысль А.Ф. Черданцев, – что между нормами права существует “разделение труда”, т. е. разделение их юридических функций: позитивное регулирование (регулятивные нормы) и охранительное действие (охранительные нормы) и на этой основе – связи между нормами, их взаимодействие. Нарушение регулятивной нормы включает действие нормы охранительной, предусматривающей принудительные меры штрафного (ответственность) или восстановительного характера… Ряд норм вообще не нуждается в такой части, как санкция, ибо их реализация может быть обеспечена иным способом. Например, в случае нарушения нормы, регулирующей отношения по купле-продаже (покупатель не оплатил купленный товар), суд может вынести решение на основе самой регулятивной нормы (ст. 454 ГК РФ), не имеющей санкции, обязав покупателя принудительным путем исполнить свою обязанность»38. Действительно, доводы А.Ф. Черданцева заслуживают внимания. Ведь за нарушение одной регулятивной нормы может быть сразу несколько санкций. Что же касается второго довода, то он представляется весьма спорным. Само по себе неисполнение требований регулятивной нормы обязанным лицом может вообще не повлечь правовых последствий. В качестве примера можно привести невыполнение налоговыми органами предписания о том, что они должны в течение месяца направить в банк поручение о списании недоимки по уплате налога за счет денежных средств налогоплательщика в банке. Закон не предусматривает правовых последствий пропуска данного срока, и соответственно нарушение нормы в данном случае не влечет каких-либо санкций. Пример же, который привел А.Ф. Черданцев, как нам представляется, является не вполне корректным. Суд, например, с тем же успехом мог расторгнуть договор, обязать покупателя компенсировать убытки, причиненные продавцу и т. п. Таким образом, как мы видим, этот довод А.Ф. Черданцева вряд ли можно признать удачным, наоборот, он подтверждает необходимость санкции.
С позицией о двучленной структуре нормы права был категорически не согласен А.Ф. Шебанов, указывая, что «такая конструкция норм чрезвычайно упрощает механизм действия правовой нормы, отождествляет, по существу, нормы и статью нормативного акта»39.
Компромиссную позицию занимает С.С. Алексеев, который выделяет норму-предписание (т. е. внешнее выражение государственной воли, материализующееся при помощи слов и предложений), и логическую норму (представляющую собой «выявляемое логическим путем общее правило, которое воплощает органические связи между нормативными предписаниями (т. е. внешними выражениями) и обладает полным набором свойств, раскрывающих их государственно-властную, регулятивную природу»40).
«Логическая норма, – развивает свою мысль С.С. Алексеев, – не представлена в тексте нормативного акта в виде одного, цельного фрагмента (единицы). В силу специализации права ее элементы «разбросаны», воплощены в ряде нормативных предписаний и в соответствии с этим расположены в различных статьях и других подразделениях текста акта или даже нескольких актов. Нужна логическая операция, включающая анализ и синтез, для того чтобы, рассматривая ряд фрагментов текста, собрать из нескольких предписаний логическую норму, увидеть ее. Невозможность скомпоновать из действующего нормативного материала такого рода норму – свидетельство неполноценности правового регулирования по тому или иному вопросу, просчета… законодателя, который при формулировании нормативных предписаний не придал им необходимых юридических качеств»41.
Таким образом, С.С. Алексеев, по сути, выводит логическую норму как сумму, совокупность двух (как правило) различных нормативных предписаний: в одном из них содержится гипотеза и диспозиция, в другом – санкция за нарушение диспозиции.
Схематически формулу логической нормы можно обозначить следующим образом:
Следует, однако, отметить, что при такой трактовке логической нормы нарушается сам критерий разделения нормы права на норму-предписание и логическую норму (т. е. на внешнее выражение правила поведения и содержание данного правила). Вряд ли будет правильным сводить логическую норму к сумме норм-предписаний по следующим причинам.
Как мы указывали выше, норма права (логическая норма) представляет собой идеальный объект, который материализуется при помощи письменной речи в нормативном акте. Воля законодателя, изначально субъективная, материализуется в нормах-предписаниях и таким образом как бы «отрывается» от своего создателя и становится «наличной действительностью».
Впоследствии на основе текста нормативного акта правоприменители как бы «заново воссоздают» волю законодателя, для каждого из них содержание нормативного акта также становится элементом их внутреннего мира, т. е., по сути, субъективным явлением42.
Данное положение, однако, вовсе не означает, что мы являемся «правовыми солипсистами». Мы, конечно же, признаем объективность права, однако вряд ли можно признать, что данная объективность в праве является однородной.
Нет оснований отрицать объективность нормативных актов. Однако для того, чтобы оперировать с нормативными предписаниями данных актов должным образом, правильно применять их положения, юрист должен сделать содержание этих предписаний содержанием своего внутреннего мира. Естественно, что по наиболее типичным случаям, ситуациям, прямо урегулированным соответствующей нормой права, у абсолютного большинства юристов будет единое мнение. Но чем глубже мы будем уходить в правовую материю, чем сложнее ситуации будем брать, тем больше будут расходиться мнения профессионалов, тем более различной будет судебная практика. Можно сказать, что чем глубже мы проникаем в правовую материю, тем больше будет нарастать рассогласованность в правовом регулировании.
Вернемся теперь к структуре логической нормы, предложенной С.С. Алексеевым. Как видно с учетом вышеизложенного материала, С.С. Алексеев, декларируя выделение логической нормы по критерию ее содержания, на практике как раз и не касается содержания нормы, а воспринимает логическую норму как сумму норм-предписаний, т. е. содержание нормы воспринимает как сумму форм ее отражения. Вряд ли подобный подход можно признать обоснованным.
Заслуживает внимания и позиция О.Э. Лейста. Он обратил внимание на логическое несоответствие, которое наблюдается при изучении структуры нормы права. А именно, если под нормой права понимается правило поведения людей, а под диспозицией понимается указание на определенное правило поведения людей, то «…надо сделать вывод, что при таком понимании диспозиция является чем-то более значительным, чем только часть, элемент нормы права. Если диспозиция является правилом поведения людей, то какие еще могут быть составные части правовой нормы, все содержание которой выражено в диспозиции?»43.