увеличить. А раз так, то чего жлобиться на эти жалкие гроши, составляющие долю эдемцев? Живёшь сам – давай жить и другим. Поэтому нам и убедить суффета удалось без особого труда.
С Чанами этот вопрос решить оказалось посложнее – ведь под плантации коки требовались наибольшие высоты, а у них ведь чем выше гора, тем она священнее. Тут уж пришлось нам самим на них надавить и пригрозить, что если они будут упрямиться, то на следующий год мы заявимся из-за Большой Солёной Воды уже не на двух кораблях, а на двух десятках, и громов с молниями у нас будет достаточно, чтобы взять силой не только интересующие нас горы, а и вообще всю окрестную территорию, зачистив её от населения и решив таким образом все проблемы раз и навсегда. О действии наших кулеврин они уже представление имели – кое-кто из испытавших его на себе всё-таки сбёг и порассказал им, как водится, в здорово преувеличенном виде, а разницу между двумя мечущими молнии орудиями и двадцатью они вполне представили себе и сами. В общем, когда после этого меряния хренами вернулись к конструктиву, то быстро выяснилось, что священны-то не сами горы, а только маленькие святилища на их вершинах. Ну и часть прилегающих к ним пещер в толще известняковых скал – очень небольшая среди всего их изобилия, так что в конце концов договорились насчёт высокогорных плантаций и с Чанами.
Но больше всего меня возмущает не это, а та аргументация, с помощью которой мы сподвигли их наконец взяться за ум. Чисто символическая, не имеющая ни малейшего отношения к нормальной здравой логике. Ведь что же мы им доказали логически-то, если вдумчиво разобраться? Что ихнего почтенного и уважаемого жреца, из-за которого-то и разгорелся весь этот сыр-бор, не убивали ни лично я, ни лично Васькин, ни лично Велтур, ни кто бы то ни был из наших испанских солдат? Можно подумать, и без того кто-то шил это дело персонально кому-то из нас! Шили ведь его эдемцам, а не нам, да ещё и всем им чохом, не ища конкретного виновника – типа, все отвечают за каждого. И единственное подобие хоть какой-то логики тут в том, что ценное оружие оставляется в теле убитого или рядом с ним лишь в одном случае – если по нему легко вычисляется владелец и его сторонники, и им именно это и требуется. Иначе говоря, подобные инциденты являются эдаким своеобразным способом объявления войны, а войны-то, как известно, ведутся уж всяко не в одиночку, а посему – не столь уж и важен конкретный убийца, а важно то, чей он и откуда, то бишь с кем предстоит воевать. Вот так они это дело и расценили, вовсе не утруждая себя даже элементарным размышлением, нужна ли эта дурацкая война здешним финикийцам – малочисленным и живущим на отшибе, в невообразимой дали от готовых и способных оказать им помощь соплеменников. Мысль об обыкновенной подставе так и не посетила головы этих профессиональных идиологов. И то, что нужно было сделать сразу же, они сделали только тогда, когда огребли звезды и соизволили наконец в переговоры вступить. Вот тогда, в ходе уже нормального разбора взаимных претензий, они наконец и предъявили этот злополучный кинжал – самый обычный, наиболее распространённого в Средиземноморье типа. Такой есть как минимум у каждого второго эдемца – и Акобал их ежегодно привозит, и сами местные оружейники изготавливают. Купить один из них или выменять, а то и просто скоммуниздить, если позарез нужен для той же подставы – дело вполне для провокатора посильное. Так думаете, этим доводом мы их убедили? Хрен там! А убедил я их, и не собираясь даже ни в чём убеждать, а попросту психанув из-за ихнего тупизма. Я достал тогда свой собственный кинжал – испанский, с широким треугольным клинком, у рукояти раза в два шире того, предъявленного Чанами. Достаю, сую им под нос, показываю. Глядят – ну явно не въезжают. Обматерил я их трёхэтажно – по-русски, конечно, так глазами хлопают, индюки тупорылые, а мыслей – по прежнему ноль целых, хрен десятых. Тут я им, загребавшись, как совсем уж малым детям разжевал – приложил два пальца к своему кинжалу, отмерил ими его ширину, да и к ихнему этот отмеренный отрезок приложил, показывая, насколько он уже моего. Ага, въехали! Переглядываются меж собой, лопочут чего-то на своём красножопом языке – типа, открытие тут совершили, мля! Кто-нибудь, выпишите им Нобелевскую премию, гы-гы! Тут Хренио сообразил, да свой достал и показал им – такой же, как и у меня. Следом и шурин свой точно такой же достаёт и показывает. Потом и вся наша испанская солдатня свои кинжалы обнажила и показала – не наши бронзовые, а простые железные, но тоже такие же широкие, как и у нас. Детсадовский аргумент, ребяческий, по делу-то ровным счётом ни хрена никому не доказывающий, но именно он-то как раз на этих чуд в перьях и подействовал, заставив наконец призадуматься. И похрен уже то, что на поясах финикийцев висят такие же узкие кинжалы, как и показанный ими, хотя буквально только что они возмущённо тыкали в них пальцами. Похрен им и то, что и любому из нас, испанцев, не составило бы особого труда раздобыть как раз ради такой подставы и узкий финикийский кинжал. Похрен им даже то, что никто, собственно, и не думал обвинять в этом убийстве именно нас, так что я просто чисто демагогически опроверг никем и не предъявлявшееся мне обвинение. Но вышло всё так, что как раз эта демагогия и сподвигла их на мысль о возможной подставе.
А потом я и сам успокоился и сообразил, как действовать дальше. Свой кинжал убрал обратно в ножны, подал знак слуге, тот сунул мне свёрток мешковины, я развернул его и предъявил Чанам тот кремнёвый кинжал с выкрошенным остриём, которым меня в городе ятонбаловский раб уконтрапупить пытался. Уставились они на него, узнали его по стилю исполнения, переглянулись, несколькими фразами перебросились, да на меня глаза вылупили – так это, озадаченно. Я рассказал о том покушении – по-финикийски, да ещё и короткими простыми фразами, дабы красножопому переводчику полегче было на ихний язык переводить. Выслушали, впечатлились, переглянулись и долго на сей раз меж собой лопотали. Потом снова уставились все на меня – растерянно эдак, а главный ихний целую речь толкнул – бедный переводчик переводить её умаялся. Так добрая половина той речи состояла из перечисления великих и всемогущих