не было.
Не хватало еще, чтобы как в кэмероновском «Титанике» скрытый толщей воды самолет вдруг осветился бы призрачным, идущим изнутри светом, и она бы сумела увидеть там, в покоившемся на дне океана салоне самолета, обычную сценку мирного полета: спавших, читавших, смотревших фильмы, поглощающих еду пассажиров, снующих по проходам стюардесс, зачарованно уставившуюся в окно прелестную девчушку с косичками, юную Миори, прижимавшую к груди игрушечного клоуна (того самого, которого позднее прибило к острову Маврикию).
И Лиса, ее Лиса, который работал за ноутбуком, одновременно слушая по наушникам свой любимый джаз.
Картинка, возникшая в воображении Вассы, была такая реальная, что она на мгновение поверила: ну да, стоит им снова пройти вдоль иллюминаторов, и она все это и увидит: и пассажиров, и Миори с клоуном, и Лиса, ее Лиса.
И он, также заметив Вассу, захлопнет ноутбук, вынет наушники и улыбнется ей…
Похоже, давала знать о себе нехватка кислорода, и ей мерещился всяческий бред.
Обогнув корпус «Боинга», они с другой стороны приблизились к его носу, и Васса увидела, что стекло кабины пилотов хоть и треснуло, но все еще держалось на месте. Батискаф замер в паре метров от него, направляя лучи прямо туда, внутрь борта ЕL2707.
Все было темное, как ночь. Как на глубине трех с лишним километров в Индийском океане.
Как в аду?
И тут с обратной стороны стекла в кабине пилотов что-то бросилось на них – и Васса выронила четки. А Риган, тоже напуганный внезапным появлением какого-то подводного жителя, привлеченного (или шокированного?) светом прожекторов, крайне неловко увел батискаф в сторону, который, качнувшись, задел обшивку «Боинга».
Это привело к весьма ощутимому удару.
– Что это было? – спросила Васса голосом, который не узнала сама, и Риган, сумев стабилизировать опасно накренившийся батискаф, ответил:
– Я же не океанолог, но, думаю, какая-то местная придонная гадость, которая облюбовала «Боинг» в качестве своего обиталища.
А что, если это не рыба, не краб и не мурена – а нечто иное?
А вдруг это Лис, ее Лис?
Нащупав наконец четки и снова испытывая приступ страха (она же дала себе зарок, что если не уронит их, то все пройдет хорошо, и все-таки умудрилась уронить), Васса произнесла:
– Думаю, нам пора наверх.
Риган протянул:
– Ну, минут десять мы еще можем тут побыть, а потом надо подниматься. Хочешь оплыть его еще раз?
Васса уже увидела то, что хотела увидеть. Хотя не могла сказать, что именно хотела. Все, что они лицезрели, снимали особые подводные камеры – и эти кадры станут доказательством того, что они обнаружили борт EL2707.
И она нашла Лиса.
Только от этого на сердце легче не стало и боль не отступила, а только изменилась, подхлестываемая страхом.
Неужели она боится Лиса, ее Лиса – но почему?
– Нет, не хочу! – крикнула Васса, а потому, понимая, что ведет себя странно, тихо добавила: – Думаю, нам не надо тут задерживаться, а лучше отвести дополнительное время на подъем.
Риган, ничего не ответив, а только засопев, произвел прощальный маневр, который вознес их над «Боингом», выхватив в последний раз его другое крыло, а после этого батискаф направился на поверхность.
За время долгого подъема Риган не попытался заговорить с Вассой, и она была крайне ему за это признательна. И какая ей, по сути, разница, любит ли он ее действительно или всего лишь инсценирует чувства, чтобы заполучить источник для финансирования своих авантюр.
Она была крайне признательна ему за то, что он осуществил ее мечту. И помог найти пропавший самолет.
А вместе с ним и гробницу Лиса.
Но это не значило, что их что-то связывало – их ведь в самом деле ничего больше не связывало.
Ничего?
…Подъем на поверхность, занявший большую часть времени, прошел без малейшего инцидента, и когда Васса, задремав от монотонного гудения батискафа, от резкого толчка открыла глаза, то поняла, что кран вытаскивает их на поверхность.
Было уже темно – еще бы, ведь они пробыли под водой целый день! Волны явно усилились, фронт непогоды приближался.
Наконец, Васса смогла сделать первый неуклюжий шаг после долгого сидения в малоудобной позе на жестком сиденье, чувствуя только сейчас, как затекли ноги. Полной грудью вздохнув пропитанной солью океанский воздух, Васса поняла, что крайне рада оказаться снова на борту яхты.
И оставить EL2707 там, под километрами воды. EL2707 – и там, в этом металлической гробнице, и Лиса.
Ее Лиса?
Может, ее, а может, и нет.
Весть о том, что борт EL2707 обнаружен, причем обнаружен не поисковой командой авиалинии или государств, граждане которых погибли, разнеслась по всему миру той же ночью – к тому времени, уходя от надвигающейся бури, они уже покинули то самое место в океане, где покоился «Боинг».
Васса выставила в интернет все те кадры, которые им удалось заснять, – а вот просмотреть их еще раз у нее сил не хватило.
Она сделала то, что должна была сделать: найти Лиса.
Но вот только сообщить она ему об этом не могла, хотя и переписывалась с ним.
Со своим Лисом?
Нет, всего лишь с уникальным, отлично сделанным, постоянно совершенствуемым, но все же приложением на ее смартфоне.
Не менее, но и не более.
…Когда они наконец зашли в Перт, то Васса, хоть и знала, что весть об обнаружении частной поисковой командой пропавшего более назад борта взбудоражила весь мир, была поражена тому, что в одночасье превратилась в звезду. За ней охотились толпы репортеров, у нее желали взять интервью, ее приглашали на ток-шоу и на интернет-каналы, ее объявили святой и требовали присвоить Нобелевскую премию мира.
В Австралии пришла пора сходить на берег, хотя Риган, похоже, упорно не желали этого делать. И даже, явно набравшись храбрости, заявил:
– Мы только возьмем провианта и снова выйдем в океан. Там, среди акул, спрутов и гигантских кальмаров, намного безопаснее, чем тут, на суше, когда тебя преследуют своры любителей сенсаций!
В действительности, и Васса в этом не сомневалась, он не хотел отпускать ее от себя, хотя и не пытался снова.
Снова признаться в любви, как он сделал это в батискафе.
А его мать, упрямая ирландская ведьма, прощаясь, шепнула:
– Спасибо тебе, девочка!
– За что? – удивилась Васса, и та ответила:
– За моего сына! Я никогда еще не видела его таким… Таким счастливым!
Особых перемен во внешности рыжебородого гиганта Ригана Васса не заметила, но мать, бесспорно, в сменах настроения собственного чада, пусть двухметрового и бородатого,