запнулась, потому что Риган снова включил прожекторы. Клубы донного ила все еще не улеглись, однако так было как-то веселее.
– Не думал, что окажусь здесь, – сказал Риган. Васса пожала плечами: она, собственно, тоже. Она ведь тут, потому что Лис рядом.
Только вот она поднимется на поверхность, а он останется здесь навсегда.
– Тем более с тобой, – продолжил ирландец. – Знаешь, ведь сказать то, что я хочу тебе сказать, лучше всего прямо сейчас. Ты никуда не убежишь, никуда не денешься, мы на океанском дне, над нами километры воды…
Васса замерла – и что же рыжебородый сын старой ведьмы хочет ей сообщить? И вдруг поняла: ну да, еще бы, признаться в любви!
– Знаешь, с момента гибели отца я не думал, что смогу снова встретить кого-то, с кем у меня будет одна душа на двоих. Я был уверен, что это сгинуло вместе с ним. Но вот после знакомства с тобой, которое, признаюсь, и по моей вине было весьма бурным, я вдруг понял, не сразу, но достаточно быстро, хотя нет, вру, наверное, все же сразу, в тот самый миг, когда увидел тебя на пирсе около своей яхты в сопровождении этой особы, именующей себя моей матерью…
Васса не знала, как ей реагировать на это признание в любви: Риган был прав – ни убежать, ни скрыться она никуда не могла.
– Я долго думал, говорить тебе или нет, и если говорить, то где, и вдруг понял, что лучшего места, чем здесь и сейчас, мне не найти.
Уж точно не найти! Васса понимала: может, рыжебородый ей и нравился, но только чуть-чуть, не более того! А он, похоже, здорово в нее влюбился.
Или не влюбился, а все разыгрывал, чтобы, поняв, что имеет дело с эксцентричной, по его мнению, и жутко богатой особой, вдруг излить на дне океана ей свою скупую рыжебородую ирландскую душу и, затащив сначала в постель, а потом под венец, получить неиссякаемый источник финансирования своих авантюрных кладоискательских проектов?
И как она могла забыть, что Риган был в финансовом плане на мели – какое, однако, подходящее сравнение!
– В общем, Васса, я хочу сказать, и я знаю, что надо было молчать, но теперь уже все равно поздно, я должен сказать, что сам внезапно понял, что испытываю к тебе…
В этот момент прожекторы батискафа, который, затрясшись, вдруг странно загудел, погасли.
– Черт! – завопил Риган. – Черт, черт, черт!
И с английского перешел на гэльский.
Васса, понимая и без ненужных вопросов, что случилось что-то непредвиденное, и, что странно, не испытывая паники, хотя только что тряслась от неведомого страха, закрыла глаза и принялась перебирать четки.
Если они и останутся здесь, то смерть не будет мучительной. Когда запасы воздуха, не обновляемые из-за отключившегося генератора, иссякнут и концентрация углекислого газа превысит критическую отметку, они оба, чувствуя неопределимую сонливость, весьма быстро погрузятся в сон.
Вечный сон на дне Индийского океана.
Наконец она хриплым безнадежным голосом произнесла, так как Риган уж слишком долго сопел, перестав даже ругаться.
– Мы тут застряли?
Четки выскользнули из ее рук, и вдруг свершилось то, что менее всего ожидала и сама Васса, и наверняка сам Риган: батискаф, снова затрясшись, вдруг вернулся в прежний модус, и яркие лучи прожекторов ударили куда-то в подводную тьму – благо, что ил уже успел окончательно осесть.
– Снова работает? – произнесла Васса, нащупывая четки и осторожно поднимая их. Она убедила себя в том, что если снова не уронит их за время пребывания под водой, то они благополучно вернутся на поверхность.
Идиотизм полнейший, это она признавала сама, но в такой ситуации самое то.
Риган не отвечал, и Васса спросила:
– А что это было?
Риган, при помощи внутренней связи связавшись со своей яхтой, затребовал отчет техника и компьютерщика.
Пока он переговаривался с ними, Васса всматривалась в даль. Ей мерещилось – или там виднелось что-то массивное, похожее…
На самолет на дне океана?
Наконец, завершив беседу, Риган сказал:
– Они тоже не знают, что это было. Такое я называю приветом от Ктулху!
От языческого монстрообразного бога из произведений Г. Ф. Лавкрафта, спавшего где-то во глубине вод океанских – или от Лиса, который так ей дал понять, что она нашла его.
Вассе вдруг снова сделалось не по себе, и она, как можно более плотно сжав четки, стала все быстрее перебирать их.
И это она, к религии абсолютно равнодушная и, более того, религию отрицавшая и верившую в алгоритмы, биты, байты и компьютерные программы.
Тоже своего рода религия…
– В общем, у нас две возможности: немедленно начать подъем – или начать его после итого, как мы найдем «Боинг».
– Ты оператор, точнее, капитан, тебе и решать, – заявила Васса, и Риган рассмеялся.
– На меня ответственность сваливаешь, если снова что-то случится? Ну так вот, раз мы уже спустились сюда, то возвращаться без результата я не намерен.
– А мы вернемся? – спросила Васса, и Риган, приводя батискаф в движение, заявил:
– В мои планы входит отыскать «Нуэстра-Сеньора-дель-Пилар» до моей матери, поэтому мы просто обязаны вернуться. Кстати, вот и цель нашего путешествия, она прямо перед нами!
Батискаф плавно заскользил вперед всего в нескольких метрах от дна. Васса, прильнув к иллюминатору, все всматривалась в черную воду, в которой парили видимые в рассекаемом ее свете донные отложения, планктон и нечто, похожее на крошечных креветок.
– Ты извини, что сказал то, что не надо было говорить, – заявил вдруг Риган. – Что-то на меня нашло…
И тут луч света выхватил из тьмы нечто искусственное, металлическое, покореженное.
Это было крыло «Боинга».
Нереальное чувство охватило Вассу, заставив забыть обо всем, что только что тревожило и пугало ее, когда батискаф, осторожно поднявшись, застыл над бортом EL2707, который, подобно гигантской птице с изломанным крылом, распластался прямо под ними.
А затем батискаф заскользил над «Боингом», и лучи выхватывали из тьмы обшивку, яркий, словно вчера нанесенный, логотип авиакомпании «Куала-Лумпур-Эйр», малайзийский герб…
«Боинг» погрузился на дно океана так, что его нос был немного задран, словно пытаясь стартовать через километровую толщу воды туда, в небо, к прежней жизни.
Спустившись на несколько метров вниз, Риган сумел на одном участке провести батискаф вдоль корпуса «Боинга», высвечивая лучами прожекторов пустые глазницы иллюминаторов.
Васса поежилась – зрелище было не для слабонервных. И не потому, что она что-то видела внутри самолета: нет, ничего она там не видела, а именно поэтому.
Словно там, в салоне, все переместилось в иное измерение, то самое, к которому у них, вторгнувшихся извне, доступа не было.
А ведь в самом деле