Читать интересную книгу Злая корча. Книга 1. Невидимый огонь смерти - Денис Абсентис

Поскольку вернуть ощущения трипа иногда можно с помощью флешбэка, т. е. без новой дозы галлюциногена, а только созданием подобной обстановки — музыка, цвет, молитва (и это безопасно к тому же в смысле отравления в случае спорыньи), то вот здесь могли помочь и сказочные дудочки, под которые «ноги сами в пляс идут», и яркие цвета. Не с этим ли связан феномен, отмеченный Ле Гоффом: «хорошо известно пристрастие Средневековья к сверкающим, ярким цветам»? Сам историк считает, что «это был „варварский“ вкус… но за цветовой фантасмагорией стоял страх перед мраком, жажда света, который есть спасение»[393]. Но это, конечно, не объяснение, а лишь попытка рационализировать непонятное. Никто не рассматривал средневековые галлюцинации в этом аспекте цвета по простой причине — сам факт перманентного существования галлюцинаций в привычной исторической картине мира у многих в голове не укладывается. Между тем радужные «психоделические» цвета при приеме ЛСД всем хорошо известны по изображениям на тысячах иллюстраций. И здесь самое время вспомнить знаменитую средневековую легенду — «Радужного Крысолова» или «Пестрого дудочника», уведшего за собой полчище крыс (или галлюцинаций крыс) и детей. Крысы по легенде бросились в реку и утонули, подобно тому, как прыгая в реки и колодцы, находили свою смерть пытающиеся затушить огонь св. Антония жертвы отравлений. Но есть еще и определенная физическая компонента — при эрготизме возникает катаракта. То есть хроническое отравление спорыньей вызывает помутнение хрусталика, определенную «тусклость» зрения и «желтизну» цветов, что тоже может сказаться на желании видеть яркие цвета.

Когда умер св. Эдмонд Кентерберийский, «от него внезапно изошла светящаяся роса и его лицо окрасилось прекрасным розовым цветом». В трактате «Светильник» уточняется, что во время Страшного суда тела воскресших святых будут разного цвета в зависимости от того, были ли они мучениками, исповедниками или девственницами[394].

Людьми средневековья владело стремление к разноцветности, даже средневековые шоссы — штаны-чулки, часто составлялись из тканей разных цветов, и одна нога могла быть одета в полосатую штанину, например, желтую и зеленую, а другая — быть целиком красной. Средневековая жизнь пропитана этим — одежда из разноцветных лоскутьев, эстетика менестрелей, неудержимое притяжение радуги, «кабошоны, которые вправляли в переплеты, блеск золота и серебра, многоцветие статуй и живописи на стенах церквей и богатых жилищ, магия витражей… В готических соборах стены стали пробуравливаться, потоки света, расцвеченного витражами, хлынули внутрь»[395].

На влияние цвета также обратил внимание Олдос Хаксли, придумавший термин «психоделика». Он предполагал, что средневековые витражи появились неспроста. Нет, о спорынье Хаксли, конечно, даже не задумывался, хотя принимал и описывал действие ЛСД, а его эссе на эту тему стали культовыми. Это привычная ситуация, когда не видно того, что, казалось бы, лежит совсем рядом. Хаксли наделял драгоценные камни силой, способной вызывать видения, но та же сила, по его мнению, была и у витражей. В своем эссе «Рай и Ад» (1956) он писал: «Стекло едва ли менее эффективно в качестве средства, вызывающего видения, чем естественные драгоценности. В определенных отношениях оно, на самом деле, даже более эффективно по той простой причине, что его больше. Благодаря стеклу целое здание — церковь Сен-Шапель, например, соборы Шартра и Сена — может быть превращено в нечто волшебное и транспортирующее. Благодаря стеклу Паоло Уччелло мог создать свою драгоценность в форме круга тринадцати футов в диаметре — огромное окно Воскрешения, вероятно, самое необычное произведение, вызывающее видения, из всех, когда-либо созданных. Для людей Средневековья — это очевидно — духовидческий опыт был в высшей степени ценен. Настолько действительно ценен, что они готовы были платить за него трудно заработанными деньгами. В двенадцатом веке в церквях были установлены копилки на создание и поддержание цветных витражей. Сугер, аббат Сен-Дени, сообщает нам, что они всегда были полны».

О флешбэке Хаксли еще не знал. Была ли эта мода на цветные витражи случайностью, или мы можем предположить, что в ней находило свое отражение подсознательное стремление к ранее пережитым ощущениям, к возвращению того мистического опыта, с которым познакомился и сам Олдос Хаксли во время приема галлюциногенов? Случайно ли, как он пишет, именно «в четырнадцатом веке цвет уступил место гризалю, и окна перестали вызывать видения»? Эти вопросы спекулятивны, но от присущей тем временам магии цвета нам никуда не уйти. И мы знаем, что как раз в XIV веке, после «черной смерти», огонь св. Антония на время немного подзатух. Заметили эту странность давно, еще в XIX веке врач и историк медицины Генрих Гезер писал: «С 1347 года, за год до начала черной смерти в Европе, священный огонь исчезает из сообщений летописцев»[396]. Также начала исчезать и проказа. Гипотезы о связи и возможной синергии этих заболеваний тоже возникли давно. Можно добавить к этому и мысли Хаксли о том, что в это время «окна перестали вызывать видения».

В XVI веке огонь св. Антония разгорелся с новой силой. Вернулись и галлюцинации. Не просто так средневековые гравюры изображали в небе огненные шары, которые видели в некоторых немецких городах (уфологи, конечно, считают это изображениями НЛО). Подобные огненные шары или столбы наблюдали как пациенты Реформатского, так и отравившиеся жители Пон-Сен-Эспри. Не случайно радужные облака плавали перед глазами заболевших и во Франции:

В 1758 г. Джозеф Раулин, врач из Парижа, написал о болезни, которую он назвал «парами», и жертвы которой проявляли все симптомы дистонии эрготизма. «Облака разных цветов», пишет он, «появляются перед глазами как радуга» — то есть жертвы галлюцинировали, — но Раулин тоже не замечает связь с зараженной рожью[397].

Также нельзя не учитывать синергизм галлюциногенов с такими распространенными в то время веществами, как белена, мандрагора, марихуана, алкоголь и пр. Известная католическая святая Хильдегарда Бингенская еще в XII веке не только описывала мандрагору, но и рекомендовала марихуану как лекарственное средство для «уменьшения количества дурных жидкостей». Возможно, что знаменитые экстатические видения святой были вызваны именно наложением действия рекламируемых ей марихуаны и мандрагоры на хроническое отравление спорыньей.

Во время видений Хильдегарды народ по другую сторону Рейна страдал от вспышек эрготизма, или огня св. Антония из-за испорченной ржи. Эрготизм проявляется отмиранием тканей в конечностях в результате сокращения кровеносных сосудов в ногах и руках. Предполагается, что на той стороне могучей реки, где расположен Бинген, испорченный урожай приводил к увеличению признаков мигрени у пострадавших. У Хильдегарды, наряду с некоторыми из проживающих по соседству, в течение этого времени возникали видения. Некоторые из этих видений могли быть связаны с психическими последствиями отравления спорыньей. Галлюцинации — обычное явление у эрготиков[398].

В аспекте синергизма мандрагора и алкоголь представляли большую опасность. Мандрагора использовалась непосредственно для лечения эрготизма, а алкоголь в отсутствие безопасной кипяченой воды потреблялся постоянно даже детьми. Для них монахи-иезуиты варили особое «малое пиво» с уменьшенной крепостью (2,5 % вместо обычных 5 %).[399] Также теперь известно, что синергизм психоделиков с марихуаной многократно повышает возможность возникновения флешбэков, то есть неожиданно возникающих галлюцинаторных состояний даже при отсутствии непосредственно галлюциногена.

Таким образом, есть основания считать, что в средневековье галлюцинации могли возникать спонтанно даже в неурожайные на спорынью годы.

Глава 17

Крики мандрагоры

Допрос продолжался; вопросы и ответы звучали как сабельные удары.

— Вы отрицали, что растения могут говорить.

— Ничуть. Но для этого нужно, чтобы они росли под виселицей.

— Признаете вы, что мандрагора кричит?

— Нет, но она поет.

Виктор Гюго. Человек, который смеется

Непонятные загадочные плоды на картинах Босха — это мандрагора. Так утверждала три десятилетия назад историк искусства Лауринда Диксон[400]. И она была права: многочисленные красные фрукты на картинах Босха — это действительно мандрагора — главное лечебное и колдовское средство средневековья. Можно, конечно, высказаться осторожней — таинственный фрукт на картинах похож на мандрагору. Но практически нет сомнений, что это она и есть. И вот почему — связь мандрагоры с видениями святого Антония и с его «огнем» была в то время очень плотной. Мистическая мандрагора, известная как «цветок ведьмы» или «цветок виселицы», — также сильный галлюциноген и одновременно лекарство от «огневицы».