Рафаэль Гругман
Смерть Сталина: все версии. И ещё одна
Посвящается Антошеньке, Лорочке и Маечке Цейтлин
For Anthony, Lora and Maya Tseytlin
От автора
Зимой 1953-го в кругах московской еврейской интеллигенции распространялись мрачные слухи о готовящейся массовой депортации евреев в Сибирь, и правительственное сообщение о смерти Сталина, прозвучавшее 5 марта, в день празднования еврейского праздника Пурим, воспринято было как кара Всевышнего: «Аман ХХ века умер»[1]. Оставим эту версию без внимания, как бы красиво она ни звучала. У родственников и ближайшего окружения Сталина, знавших о двух микроинсультах (первый случился в октябре 1945-го, второй — в октябре 1949-го), подозрений о насильственной смерти не возникло (нельзя считать таковыми пьяные крики Василия Сталина в день смерти отца). Обширный инсульт в 73-летнем возрасте даже при нынешних достижениях медицины чаще всего завершается фатальным исходом.
Версия насильственной смерти получила огласку в 1976 году в книге А. Авторханова «Загадка смерти Сталина: заговор Берия». Она обрела популярность в середине восьмидесятых, когда вначале осторожно, а затем всё уверенней историки заговорили о заговоре, связывая его с «делом врачей», планировавшейся депортацией евреев и… именем личного врага Авторханова Лаврентия Берии, которого Хрущёв в поисках козла отпущения назначил виновным за массовые репрессии. Придумка эта пришлась кстати и обеляла «ничего не ведавшее» высшее руководство партии. И ведь как удачно сложилось: созданный Хрущёвым образ монстра и сексуального маньяка прижился надолго, шагнув в XXI век. Берию единожды назначили убийцей Сталина, главой заговорщиков и пошло-поехало — ложь, тысячекратно повторяемая десятилетиями, прирумянилась, свыклась в чужих одеждах и стала похожей на правду.
Но так ли это? Что произошло на сталинской даче в ночь на 1 марта 1953 года? Естественная смерть или дворцовый переворот, привычный для российской истории и осуществлённый высокопоставленными членами сталинского Политбюро?
Почему до 1976 года никто о заговоре не говорил? Или всё же говорил, но тишком — и до массового сознания речи «разоблачителя» не доходили? И если после ареста ведущих кремлёвских врачей, знавших историю болезни вождя, в решающие часы Сталин оказался без медицинской помощи и хотя бы поэтому его смерть напрямую связана с антисемитской компанией, им же развязанной, то почему это произошло? Ведь Сталин оказал неоценимую поддержку сионистам при создании государства Израиль — и вдруг стал антисемитом и антисионистом. Почему? И не вызван ли инсульт, случившийся в день рождения дочери, с напряжёнными с ней отношениями, семейными проблемами и ссорой?
Без ответа на эти вопросы нельзя воссоздать полноценную картину первомартовской ночи 1953 года, и об этом повествует часть первая — «Смерть Сталина: заговор или естественная смерть?» Мир после ухода Сталина с политической сцены не стал иным, но уже не смог быть прежним.
Дыма без огня не бывает — это истину мы усвоили со школьной скамьи. Что известно о первомартовской ночи всезнающему правосудию? Чем ещё в декабре 1953 года завершилось полугодовое следствие по делу Берии помимо его признания шпионом и врагом народа, виновным в действиях, направленных на подрыв Советского государства? Предъявляла ли ему Прокуратора СССР обвинение в убийстве или подготовке к убийству «отца народов» и как восприняло это обвинение, если таковое имело место, Специальное Судебное Присутствие Верховного суда СССР? Ответ на эти вопросы во второй части — «По следам первомартовской ночи».
Часть I
Смерть Сталина: заговор или естественная смерть?
Правда — это не то, что былоили чего не было в одну ночь из ночей.Правда есть то, что останетсяв людской памяти навсегда.
Зеев Жаботинский. «Самсон Назорей»
Предисловие
Эта история началась для меня тогда, когда ещё не были опубликованы мемуары Светланы Аллилуевой, из которых черпали вдохновение десятки, если не сотни историков; когда ещё не рискнул предать гласности воспоминания о последней вечере вождя её участник Никита Хрущёв, личность спорная и неоднозначная; когда Авторханов, яростный ненавистник Берии, перешедший в годы войны на сторону Гитлера, ещё не составил план мести и не обвинил своего заклятого врага в заговоре с целью убийства Сталина и когда в массовом сознании, не возбуждённом ветрами перемен, властвовала официальная версия естественной смерти «отца народов».
Шёл 1966 год. Одним он запомнился судом над писателями Синявским и Даниэлем, другим — XXIII съездом КПСС, третьим — ташкентским землетрясением… Для меня — годом поступления в НЭТИ[2]. Через два месяца я стал членом литературного объединения, нашедшего приют в двух редакционных комнатках газеты «Энергия».
Несмотря на то что редактору газеты, кандидату философских наук Глебову, совмещавшему партийную нагрузку с преподаванием на кафедре философии, не было ещё сорока, он казался мне стариком: интеллигентная коротко стриженая бородка клинышком (а ля дедушка Калинин) придавала Владимиру Львовичу строгий и загадочный вид, чему способствовали также пенсне и трость, добавившаяся позднее. Нехитрые аристократические атрибуты, которыми он себя оградил, отпугивали меня, и единственное, на что я решался, — робко здороваться с ним при встрече. Вскоре он оставил редакторскую должность, полностью переключившись на написание докторской диссертации.
От одного из своих старших товарищей, вхожего в редакцию и лучше знавшего Владимира Львовича, я услышал историю смерти Сталина. К рассказу Глебова, переданному через второе лицо, отнёсся я с недоверием… Сомневался и в том, что тот был сыном опального Каменева, бывшего члена Политбюро[3].
Время рассудило иначе и расставило всё по своим местам. Не берусь утверждать, что расставило окончательно: в отличие от математики, законы которой вечны и неоспоримы, общественные мораль и законы склонны менять одежды самым неожиданным образом. Мы ещё вернёмся к истории Глебова, но сначала несколько слов о нём самом и о последующих событиях, заставивших сохранить в памяти его версию…
Владимир Львович родился в 1929 году за семь лет до трагической смерти отца; вместе с матерью Татьяной Глебовой, второй женой Каменева, сослан был в Бийск; в 1937 году, после расстрела матери, попал в детдом и в дальнейшем всю жизнь носил её фамилию.
Кто знает, какой была бы история СССР, если бы в 1922 году Каменев не предложил назначить Сталина Генеральным секретарём ЦК РКП(б)… Через три года Каменев стал одним из лидеров антисталинской оппозиции. В 1936-м его расстреляли. Такая же участь постигла всех членов его семьи. Младшего сына спасло то, что на момент расстрела отца ему было семь лет.
Когда сын подрос, его тоже репрессировали. Но ему тем не менее повезло. По недосмотру он избежал печальной судьбы, выпавшей двум его сводным братьям от первого брака Каменева, родным племянникам главного врага Сталина — Льва Троцкого. Угораздило же их иметь такое родство!
Для первой волны расстрелов Володя Глебов был слишком юн. Когда в 1949 году вновь начались репрессии (папочка-оппозиционер подкачал дважды — оказался ещё и евреем), он, в отличие от многих будущих жертв диктатора, уже находился в Сибири. Можно сказать, что и на этот раз ему подфартило. Вскоре после смерти Сталина началась волна реабилитаций, и Владимир Глебов получил шанс вернуться к полноценной жизни.
Биография Глебова прояснилась в середине восьмидесятых, когда газета «Социалистическая индустрия» опубликовала интервью с доктором философских наук Глебовым, в котором он рассказал, как после расстрела отца оказался с матерью Татьяной Ивановной в сибирской ссылке, и поведал о своей жизни. О смерти Сталина речи не было. Глебов хранил молчание, хотя к тому времени уже разговорились многие, в той или иной мере владевшие информацией.
Потрясение устоев началось с сенсации — с бегства на Запад в 1967 году дочери Сталина Светланы Аллилуевой, сумевшей при содействии посла Индии вывести из СССР книгу воспоминаний «Двадцать писем к другу». Через год в Нью-Йорке была опубликована вторая книга Светланы — «Только один год», повествующая, в частности, о причастности Сталина к убийству Михоэлса.
Новый информационный взрыв не заставил себя долго ждать. В 1970 году Хрущёв, один из самых преданных соратников Сталина и участник ночного застолья, завершившегося инсультом «вождя народов», к тому времени смещённый со всех постов «новыми» заговорщиками, наслушался по «Голосу Америки» глав из книг Аллилуевой и в отместку за низвержение передал американскому издательству мемуары, в которых поведал о последних днях и часах жизни Сталина. Его воспоминания, как и мемуары дочери Сталина, легли в основу работ всех историков.