Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Папа и мама, вы будете смеяться, но Розочка тоже умерла…
Свои именины архиепископ Киприан праздновал 29 сентября, так было и в 1978 году. После литургии Владыка, священники и еще несколько человек поднялись в его комнату на колокольне, и нам налили по бокалу шампанского. Но выпить мы не успели — раздался телефонный звонок. Архиерей взял трубку, и все, стоящие близко от него, услышали голос маститого протоиерея В. Шпиллера (он был настоятелем ближайшего к Ордынке храма — “Николы в Кузнецах”). Отец Всеволод произнес:
— Владыка, вы будете смеяться, но еще один Римский Папа умер.
Так мы узнали о смерти Иоанна Павла I.
И еще несколько слов о митрополите Никодиме. Архимандрит Августин не ограничился публикацией в журнале “Нева”. Он выпустил пространный труд “Церковь плененная. Митрополит Никодим и его время” (СПб., 2008). Меня позабавил такой эпизод из этой книги.
“На одном из миротворческих форумов владыка познакомился с Александром Чаковским, тогдашним главным редактором „Литературной газеты”. Представляясь собеседнику, владыка отрекомендовался: „Митрополит Никодим, сын рязанского коммуниста”. А шеф „Литературки”, назвав свое имя, добавил: „Внук одесского раввина””.
Приведенный диалог свидетельствует о том, что советским режимом были востребованы как “рязанцы”, так и “обрезанцы”.
Осенью семьдесят девятого года я встретился со своим приятелем, популярным тогда актером Зиновием Высоковским. Он мне рассказывал о своей поездке в Ташкент. В те времена там было шестнадцать базаров, а самый большой из них назывался Алайским.
— И вот, — говорил Высоковский, — я подружился с директором Алайского базара. Он пригласил меня в какую-то чайхану есть плов и шашлыки… Мы с ним вышли из его конторы и уселись в стоящую неподалеку “Победу”. Я еще про себя удивился: ведь он — один из самых богатых в Ташкенте людей, а машина непрезентабельная… Но уже внутри я обратил внимание на чехлы, которые были на сиденьях, — это были ручной работы ковры. Но не просто ковры, а специально вытканные, повторяющие форму сиденья… Машина рванула с места и понеслась по улице. Я ему говорю: “Надо же, машина старая, а как хорошо едет!” А он отвечает: “А чего же ей не ехать? У нее мотор и трансмиссия от „мерседеса””… И я подумал: “До чего же хитер и умен этот узбек! Завтра его арестовывают и отдают под суд… И тут выясняется, что он ездил на какой-то старой „Победе”…
А между прочим, у нее кузов из толстого луженого железа…”
В конце семидесятых журналисты стали именовать Президента Соединенных Штатов “главой Белого дома”. (На самом деле “главой дома” называется не хозяин какого бы то ни было строения, а старший из членов некоей семьи.)
В те времена у моего брата Бориса был приятель — литератор Рамиз Фаталиев. Я запомнил его реплику:
— Если Рейган — глава Белого дома, то Брежнев — глава Спасской башни.
6 апреля 1980 года, на день Святой Пасхи, произошло самое значительное событие всей моей жизни — Ярославский Митрополит Иоанн (Вендланд) рукоположил меня в иерейский сан.
Вечером в Великую Субботу, незадолго до полуночницы, я явился в Алтарь Федоровского кафедрального собора и увидел сидящего в кресле настоятеля — аристократичного и обаятельного Бориса Старка…
Вслед за мной в Алтаре появился протоиерей Игорь Мальцев, он привел с собой семилетнего сына Николая. Мальчик был нарядный, радостный…
Кто-то сказал:
— Может быть, Коля у нас еще архиереем будет.
— Нет, — сказал его отец. — Он хочет, чтобы у него был ребенок…
Тут Старк улыбнулся и произнес:
— Одно другому не мешает…
(Для несведущих пояснение: в Православной Церкви все архиереи — монахи. Но отец Борис знал, что говорил.)
В мае того же восьмидесятого я начал службу на первом своем приходе — в селе Горинском. Добираться туда надо было от города Данилова по проселочной дороге.
Однажды я ехал в автобусе в сторону прихода, а со мною рядом сидела девушка, жительница Ярославля. Как выяснилось, она окончила педагогический институт и ее по распределению отправили работать в какую-то сельскую школу.
Попутчица взирала на меня с любопытством, а потом решилась и задала вопрос:
— Неужели вы действительно верите в Бога?
— Да, верю, — отвечал я, — в этом ничего удивительного нет. Гораздо более странно не верить в Бога. Вот мы сейчас с вами проезжаем мимо трехэтажного дома… Если я вам скажу, что дом этот никто не проектировал и никто не строил — он по себе сложился, вы поймете, что это — чепуха. Кто-то обжигал кирпичи, кто-то их сюда привозил, кто-то возводил стены… И вот вам говорят: весь этот мир, такой гармоничный и сложный, не имеет Создателя… Дескать, все само по себе возникло — и растения, и животные, и люди… И вам это не кажется странным…
Девушка задумалась, а потом сказала:
— Ну хорошо… А почему же вы к жульничеству прибегаете?
— Что вы имеете в виду?
— А вот вы опускаете в воду серебряный крест, молекулы серебра не дают воде портиться… А вы уверяете, будто она — святая.
— Но в моем храме нет серебряного креста, — сказал я.
— Как это — нет?
— А вот так — нет! Согласно распоряжению Ленина из церквей была изъята драгоценная утварь. У нас в храме до сих пор хранится копия протокола, который составлялся при этом изъятии. А теперь подумайте, кто же прибегает к жульничеству? Я полагаю, тот, кто ограбил нас, а теперь хулит Святую воду и внушает таким, как вы, сказки про мнимую чудодейственность серебряных крестов…
На том наш разговор и окончился.
И еще мне вспоминается одна попутчица — очень бойкая особа.
Я ее спрашиваю:
— А живешь ты где?
Она отвечает:
— В деревне.
— В какой деревне?
Она говорит:
— В деревянной.
Тут только я понял этимологию слова “деревня”. Там ведь вправду было все деревянное — и дома, и телеги, и утварь…
И еще одно слово мне тогда открылось. Я помню, как хозяйка сказала про свою кошку:
— Она у меня хорошая, ловкая…
Ловкая — значит, исправно мышей ловит.
Восьмидесятые
В начале восьмидесятых мы сблизились с Владимиром Андреевичем Успенским. Это — самый умный, разносторонне образованный человек из всех, кого я знаю. По счастью, он и живет неподалеку от меня, и мы с ним общаемся почти всякий день. В. А. — доктор физико-математических наук, профессор, заведующий кафедрой в Московском университете. Он — автор не только множества научных работ, но и замечательного двухтомника — “Труды по нематематематике” (М., 2002).
Я хочу привести здесь некоторые суждения и рассказы моего друга.
— Юрий Михайлович Лотман на одной из своих лекций в Тартуском университете, которую мне посчастливилось слышать, говорил об Отечественной войне 1812 года: “Вторгшись в пределы России, Наполеон собирался занять русский трон или посадить на него кого-нибудь из своих родственников. При этом он рассчитывал на поддержку крестьян, которых он обещал освободить от крепостной зависимости. Однако желаемой поддержки он не получил, народ изгнал иноземцев. Потому что в сознании русского крестьянина русский царь не может быть французом. В сознании русского крестьянина природным, законным русским царем может быть только немец”.
— В 1954 году я познакомился с доцентом геологического факультета МГУ Сергеем Дмитриевичем Четвериковым. В ранней молодости он учился в гусарской школе, где и встретил начало Первой мировой войны. Это событие запомнилось ему на всю жизнь. “Нас всех построили на плацу в конном строю, — вспоминал Четвериков. — К нам выехал, тоже верхом, приземистый и кривопузый гусарский полковник, начальник нашей школы. Он зачитал Высочайший манифест, после чего зычным голосом закричал: „Господа гусары! Поздравляю вас со всероссийским бардаком!..””
— В довоенные годы для членов Союза писателей устроили экскурсию в сумасшедший дом. Мой отец Андрей Васильевич Успенский записался. Это происходило в то время, когда был опубликован декрет Советского правительства, где объявлялось, что роженицам полагается отпуск — два месяца до родов и два после. Рассказывая о посещении психиатрической больницы, отец говорил о стенной газете, которую выпускали пациенты. Там была замечательная статья — реакция на этот самый декрет о четырехмесячном отпуске. Автор рассуждал так: а что, если какая-нибудь баба будет рожать три раза в год? Значит, она вообще работать не будет?
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Мрак твоих глаз - Илья Масодов - Современная проза
- Дом горит, часы идут - Александр Ласкин - Современная проза
- Другая материя - Горбунова Алла - Современная проза
- Рука на плече - Лижия Теллес - Современная проза