Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часы, висевшие на одной из стен обширного вестибюля, показывали ровно три. Со своего места Майк видел, как блондинка, переходя от одного туриста к другому, приглашала их занять места в автобусе. Ему пришла в голову мысль пококетничать с красивой девушкой. Он положил шляпу на стоявший рядом столик и сделал вид, будто спит.
Это не укрылось от девушки. «Что он теперь замышляет?» — подумала она. Не колеблясь, она направилась прямо к Майку и, встав рядом, пристально посмотрела на притворившегося спящим. Она не верила, что тот спит, ведь всего минуту назад он пристально наблюдал за другими. Не забыла она и его изучающего взгляда, брошенного в ее сторону.
Дульсе взяла шляпу, лежавшую на столике, и мягко, но решительно потрясла Бартона за плечо. Турист почувствовал ее теплую руку на своем плече, но глаза открыл не сразу. Вдохнув легкий аромат духов девушки, он улыбнулся, встал и хотел принести ей свои извинения, но Дульсе опередила его, пригласив в автобус. Протягивая ему шляпу, она заметила две крупные буквы, написанные на подкладке. Майк перехватил ее взгляд, и его лицо вдруг сделалось кирпично—красным. Он вежливо взял шляпу, протянутую девушкой, и пристально посмотрел ей в глаза. Однако она спокойно повторила приглашение занять место в автобусе.
Дульсе проводила туриста взглядом и задумалась: «Как же так, его зовут Майкл Бартон, а на шляпе написано «М» и «С»? Очень интересно…» И чтобы скрыть свое замешательство, она запела «Гуантанамеру».
Лейтенант Масагер, сидевший спиной, тем не менее хорошо видел только что разыгравшуюся сцену. В этом ему помогло одно из огромных стекол в углу вестибюля. Донеслась до него и мелодия, которую напевала Дульсе. Это был условный знак: она что—то заметила. Масагер встал и так рассчитал свой путь, чтобы через несколько секунд столкнуться с девушкой—гидом.
Три метра… два… один… Столкновение — маленькая сумочка падает на пол. Это произошло в двух метрах от автобуса, когда Бартон на глазах у всех поднимался в него. Масагер и девушка наклонились, чтобы поднять сумочку, и Дульсе, воспользовавшись моментом, передала лейтенанту информацию. Со стороны же казалось, будто мужчина приносил ей извинения.
Дульсе вошла в автобус, а лейтенант Масагер направился к администратору, сославшись на то, что забыл отдать ключ от своей комнаты. Возвращаясь к автобусу, он попытался закурить сигарету, но огонь не высекался. Тогда кто—то из стоявших в вестибюле, заметив его затруднения, дал ему прикурить. Масагер поблагодарил и пошел к автобусу. Хотя по нему этого и не было заметно, но внутренне он ликовал, так как успел передать информацию. «Посмотрим, кто окажется сильнее в этой схватке — трое из ЦРУ или трое из госбезопасности…» — думал он, продвигаясь к своему месту.
* * *Монтес развалился в одном из кресел в гостиной. Пабло убивал время, сидя у телевизора. Уже прошли сутки с момента их возвращения из аэропорта, а они и словом не перемолвились. И вот Монтес сам начал разговор:
— Вся эта публика глупа, приятель.
Пабло, увлеченный передачей, не слышал, что сказал Монтес.
— Эй, ты! — крикнул ему Ф–1.
— А? Что?
— Ты не слышал, что я тебе сказал?
— Нет. Я смотрел передачу. Хорошая программа,
— Эта публика глупа, приятель.
— Ты о ком?
— О тех, кто работает у них в контрразведке. Ты помнишь, когда я оставил тебя в машине возле зоопарка и пошел переговорить с шефом?
— Да, помню. Ты ходил к Пеке.
— И в тот день Пеке сообщил мне новость: им известно, что я пришил ополченца в день приезда, и весьма возможно, у них есть данные на меня. Ты же знаешь, что они завели досье на всех, кто эмигрировал. Так вот, я несколько дней здесь, а со мной ничего не случилось.
— Значит, нас с тобой скоро заберут. Если они ищут тебя, то попадусь и я.
— Да не каркай ты! До ухода нам осталось всего четыре дня, а Пеке на этом деле собаку съел.
— Я очень сомневаюсь в том, о чем ты говоришь. Конечно, я не знаком с Пеке и ничего о нем не знаю…
— Пеке работает здесь уже несколько лет и ни разу не попался. Он руководит этой операцией на Кубе и, кроме того, координирует работу нескольких групп в Гаване.
— Он был в аэропорту?
— Конечно. Ты видел врача?
— Какого врача?
— Того, который возился с туристом.
— А—а–а, теперь припоминаю. Он еще оказал помощь упавшему в обморок туристу.
— Да, приятель, тот самый… Но тот тип вовсе не падал в обморок…
— Как не падал? Я сам видел, как он брякнулся на пол.
— А ты еще и глуп к тому же… Тот, что лежал в обмороке, — это наш человек.
— Наш человек?
— Да, приятель, это одна из шишек в управлении.
— Значит, это было представление?
— Конечно, приятель. Пеке нужно было передать ему что—то важное, и «обморок» был предусмотрен заранее.
— Ты говоришь, Пеке должен был проинформировать его. Но я там был и не слышал, чтобы он хоть слово произнес, пока приводил туриста в чувство.
— Ну и отсталая же ты личность, приятель! Разве для передачи информации обязательно нужно что—то говорить?
— Ну, тут уж я совсем ничего не понимаю.
— Все просто. У Пеке были очки с записанным на стеклах сообщением, такие же, как у того человека.
— Значит, пользуясь обмороком, они поменялись очками?
— Ну, наконец—то… — Монтес глубоко затянулся сигаретой и продолжил: — Именно поэтому, приятель, я и надеюсь, что все это кончится благополучно. Пеке — башковитый мужик. Обрати внимание, ты участвуешь в нашем деле, а практически ничего не знаешь. Мне и самому немногое известно. Только то, что мне нужно. В тот день он намекнул, что наше задание составляет часть очень большого дела…
— А я в тот день в аэропорту чуть было не допустил ошибку. Ты помнишь, как какой—то тип дал тебе прикурить, когда ты вынул сигарету?
— Да… да, сейчас припоминаю.
— А ты мне сказал, что в случае чего я должен пустить в ход шариковую ручку…
— Ты хочешь сказать…
— Вот именно… Я чуть было… Понимаешь, оружие такое у меня в руках впервые было. Я нервничал. Вспомни суматоху после обморока. За минуту до этого я увидел, как один тип, крутившийся возле тебя, сунул руку в карман. Я подумал, что в кармане у него пистолет, и вытащил ручку… Еще чуть—чуть — и я пустил бы ее в ход. Слава богу, вовремя заметил, что он вытащил не пистолет, а зажигалку.
— Ну и дерьмо же ты, приятель! Чуть было не вляпались.
— Я же тебе объяснил.
— Учись владеть собой: у тебя впереди большие дела.
— Какие дела?
— Завтра мы выезжаем в Сороа. Там будет тот самый, кто падал в обморок. У тебя будет довольно простое задание…
— Хорошо, хорошо. Пусть довольно простое, как ты говоришь. Но ты ничего толком не объясняешь. Скажи, что мне предстоит делать?
— Не торопись, не торопись. Дело вот какое. Когда увидишь, что я сел на борт бассейна и болтаю ногами в воде, сделаешь то же самое, но только на противоположной стороне. Понятно?
— Понятно. А что потом?
— Потом? Когда я сброшу полотенце с плеч и нырну в воду, ты сделаешь то же самое. Главное — как можно глубже нырнуть и плыть под водой. Если сможешь, коснись дна. Ясно?
— Конечно. И это все?
— Пока все.
Пабло закурил и снова стал смотреть передачу по телевизору, но она быстро кончилась. Пабло зевнул и направился к постели. Монтес остановил его.
— Послушай, ты читал это? — спросил он, протягивая ему газету.
— «Дело 3050»? Да, читал.
— Ну и как?
— Врач здорово засыпался.
— Именно об этом я и говорю. Каждый должен знать только то, что ему положено, и нечего лезть в бутылку, когда тебе сообщают лишь самое необходимое. Ведь если тебя арестуют и ты расколешься, то засыплются все.
— Послушай, Монтес. Во—первых, я постараюсь не попасться, а во—вторых, если меня и заметут, то я не из тех, кто раскалывается.
Монтес не спеша подошел к Пабло и, протянув ему руку, сказал:
— Ну что ж, спасибо, приятель.
Тот улыбнулся, пристально посмотрел на Монтеса и спросил:
— Ну а если заметут тебя?
— Меня?
— Да, тебя.
— Видишь эту заколку? — Монтес показал Пабло заколку в воротничке рубашки.
— Да. Ну и что?
— В ней капсула с цианистым калием… И уж если это случится, то в ящике стола для тебя лежат инструкции в запечатанном конверте.
Оба засмеялись, погасили свет и отправились спать.
В половине десятого утра, плотно позавтракав, они вышли из дома и направились к машине, стоявшей на противоположной стороне улицы.
Это заметил сотрудник, наблюдавший в бинокль за домом из гостиницы. Его товарищ с помощью телеобъектива снял эту сцену.
— «Орленок», говорит «Буря». Прием, — передал в эфир сотрудник с биноклем.
— «Буря», говорит «Орленок». Слушаю. Прием, — раздался голос в аппарате.