говорить то, что думает. Как жаль, что Соня так и не узнала его родителей, ей не помешала бы пара советов от тех, кто с этой ролью справился лучше неё.
Дома она окончательно утвердилась в идее найти сундук с бабушкиными новогодними игрушками. Спрятав телефон в карман, занялась подготовкой праздничных декораций. Сперва к розыскам семейного наследия Вера Андреевна отнеслась прохладно, но энтузиазм Сони заразил и ее. Начали с бывшей бабушкиной спальни. Соня не любила эту комнату больше других в доме. Тут всё выглядело серым, присыпанным печальными эмоциями. Вина, тоска, хандра и много смерти. Слишком много, она витала даже в воздухе, словно пары ртути. Именно в этой комнате нашли папу. И до сих пор кажется, что он ушел отсюда не полностью. Где-то здесь осталась и бабушка.
Как только мама тут спит и не мучается кошмарами?
Соня осторожно передвигала предметы, дымчатый налёт казался реальным, прикасаясь к мебели, она будто ощущала под пальцами прохладный пепел, мягкий рассыпающийся от дыхания. Вера Андреевна водрузила на комод пару метров цветного шарфа и заглянула под кровать. Соня хотела проверить под креслом, едва не свалила на пол спицы и новые цветные мотки шерсти. Судя по всему, у полосатой кишки конца не предвиделось.
Выпрямившись, она покачала головой.
– Тут точно нет. Если только бабуля не устроила тайник под полом.
Вера Андреевна пожала плечами.
– Почему-то я думала, что они тут. Маман обожала новогодние игрушки, берегла, пожалуй, больше своих драгоценных бирюлек и керамических слоников.
– Давай в закрытых комнатах проверим, – предложила Соня
Посмотрели и там. Правда, не так внимательно. В затхлых помещениях время остановилось и, кажется, потекло вспять, воздух застыл на стоп-кадре, а пылинки зависли в лучах света. Накрытая чехлами мебель напоминала горбатых призраков, готовящихся к прыжку. Соня стянула пыльную простыню и замерла перед потемневшим зеркалом. Из-за грязи и пятен ее отражение порядком постарело. Соня вздрогнула: она жутко напоминала бабушку-дворянку, причем именно в том возрасте, в котором та умерла. Торопливо накинув ткань на зеркало, Соня с наигранной весёлостью объявила:
– Идём в следующую!
Ни в одной комнате игрушки не обнаружились, правда, смотрели они не так тщательно, скорее поспешно и небрежно. Вера Андреевна тоже торопилась уйти, чувствовала себя неуютно, оглядывалась и вздрагивала от малейшего шороха. Расчихавшись, обе сбежали в чистый коридор, словно из прошлого в настоящее.
Соня отметила старательность, с которой мама заперла двери и спрятала в кармане связку ключей.
– Может, выкинем все это старье да сделаем ремонт во всем доме?
– Старье? – Вера Андреевна оскорбилась. – Это не старье! Это память, антиквариат! Только через мой труп. Вот закопаете меня и делайте что хотите. Хотя нет. Напишу-ка я завещание с условием.
Соня покачала головой, но спорить не стала. Когда-то бабушка исправно играла роль дракона, охраняющего пещеру с сокровищами, теперь на ее место заступила мама. Хорошо хоть, в половине дома ремонт сделали и сантехнику поменяли. Раньше тут действительно были в ходу ночные вазы, пуховые перины и тканевые обои.
Вера Андреевна отряхнула платье, откинула носком тапочки шерстяную полосатую змею. Она и сама не знала, где заканчивается её шарф. Вроде был на кухне, но это не точно.
– Давай флигель проверим, – предложила она.
– Вряд ли что-то обнаружим, – засомневалась Соня, – там была моя спальня, теперь я каждый день туда хожу, да и бабушка не любила эту комнату.
– Ага, не любила. Это после смерти деда перестала там просиживать часы. А раньше это был ее этот… будуар как бы. Только там и сидела. Рисовала свои картинки, вышивала, на скрипке играла.
Соня удивилась, но последовала за мамой во флигель.
– Я не знала, что бабушка умела рисовать. Никогда не видела ее с кисточкой или хотя бы с карандашом.
Вера Андреевна вошла в комнату, оглядела цветы Сони на разных стадиях умирания.
– Так и не умела. Такая мазня была, Юлька в детстве красками лучше малевала. Но маман была убеждена, что всякая аристократка должна уметь рисовать акварели, вышивать монограммы на платках, знать языки и играть на нескольких музыкальных инструментах. Вот она и соответствовала. Тут и рисовала, и музицировала. Окна большие, света много. На скрипке играла она так же, как и пользовалась кистью, – никак. Перед людьми на суаре не похвастаешься.
Соня прошлась по комнате, по-новому присматриваясь к стенам. Серая паутина не украшала углы, не колыхалась изысканным кружевом на карнизах. В этой комнате не было боли и скорби. Именно поэтому Соня так любила флигель. Оказывается, бабушка тоже.
– А где сейчас ее картины и вышивки?
– Вышивки ты видела, наволочки, шторы даже чехлы в гостиной – ее рук дело. А картины – понятия не имею. Они ей и самой не нравились.
– Может, на чердаке?
Они одновременно задрали головы, в ответ на пристальное внимание радио зашумело и выдало бодренький вальс.
– Может. Но я туда не пойду. И ключи тебе не дам.
– Мам?
– Феодосий Аристархович обещал маман, что он меня туда не пустит и тебя тоже.
Соня устало вздохнула.
– Бабушки нет, – едва удержалась, чтобы не добавить: Феодосия Аристарховича тоже. – Теперь ты хозяйка. Неужели не хочешь найти новогодние игрушки? Ты точно их помнишь. Они из твоего детства. Космонавт, шары с мишурой, голуби, керамические ангелы.
– Щелкунчик этот жуткий. Брр, всегда казалось, что он спрыгнет с ёлки и откусит мне пятку. Трехголовый мышиный король меня так не пугал, как этот монстр с зубами-клавишами. Нет, не хочу.
– Ладно, – неохотно согласилась Соня, решив всё же пробраться на чердак, пусть даже без позволения мамы, когда та уйдет на прогулку. Праздник с волшебством должен состояться. Уж она постарается.
Каждый год Соня бродила по нарядному городу, покупала блестящие безделушки, фотографировалась и таскала за собой детей. В этот раз они отбрыкивались изо всех сил. Слякоть и пронизывающий ветер не располагали к длинным прогулкам. Даже светящиеся украшения и расписанные витрины не могли заменить снег, а его всё не было. Пару раз срывалась колкая, мелкая крупка, а сегодня вообще пошёл дождь.
Соня охотилась за гирляндами. Они всей семьей гуляли по магазинам почти два часа, но новогоднее настроение проникло только в Соню и чуть-чуть в Тимура, Юля картинно вздыхала и беспрестанно поглядывала на часы.
– Мам, сколько можно? Просто давай купим эти чертовые лампочки и пойдём домой. Ты, садюга, детей заморозила.
– Сейчас пойдем.
– Бабуля без присмотра может красиво поджечь дом семейным подсвечником или устроить потоп в ванне с лапами. Там слив забился. В общем, найдет, чем заняться.
– Сейчас, попьем кофе с зефирками и пойдем. Обещаю, – улыбнулась Соня.
Подмерзшие и уставшие,