Читать интересную книгу Царство медное - Елена Ершова

— Повреждены артерии и трахея, — по приезду констатировал Марк. — Но у него на удивление крепкий организм. Обычно хватает нескольких секунд, чтобы умереть от потери крови.

Рану он зашил на совесть, хотя и сетовал на упрямство Виктора, который ни в какую не соглашался везти суицидника в больницу. Все, на что согласился Виктор — это рентген черепа и грудной клетки. Марк хотел убедиться, нет ли более серьезных повреждений внутри, учитывая плачевное состояние организма снаружи. Оказалось, беспокоился он не зря.

— Видишь, темные пятна? — спросил Марк, обводя снимки карандашом. — Это костные мозоли. Не знаешь, где наш приятель получил эти травмы?

— А разве костная мозоль не образуется вследствие естественного процесса заживления перелома? — вопросом на вопрос ответил Виктор.

— Обычно да, — подтвердил Марк. — Но она перестраивается в нормальную кость где-то за год, если нет никаких патологий. И посмотри еще, — он снова указал на снимки. — Здесь я вижу, по меньшей мере, три перелома ключицы, и нет ни одного целого ребра. Два из них и вовсе срослись неправильно. И это наводит меня на мысль, что твой товарищ попал в серьезную передрягу за последний год. Может, даже не одну.

— Он охотник, — заметил Виктор. — И не раз сталкивался с дикими зверями.

— Ах, ну это все объясняет, — с облегчением вздохнул Марк.

Конечно, об этом ученый тоже не стал рассказывать Яну. Да и не было такой возможности. Потому что сразу после отъезда врача у васпы случился самый настоящий истерический припадок.

На грани сознания и бреда он снова и снова говорил о Карине, пытался срывать с горла бинты, просил Виктора прервать его ничтожное существование в качестве урода и убийцы. Клялся, что как только станет человеком, сразу же отправится в полицию с чистосердечным признанием, что готов понести наказание.

Это было настолько несвойственно ему и непривычно, что пугало Виктора не меньше, чем попытка самоубийства. Виктору пришлось снова звонить Марку. Тот приехал без лишних слов и ввел Яну лошадиную дозу успокоительного, но после этого сразу же засобирался.

— Прости, Вик, в больнице такой завал, — оправдываясь, сказал он. — За сутки уже восемь человек с анафилактическим шоком доставили. Все палаты забиты.

— Конечно, конечно, — рассеянно закивал Виктор. — И спасибо.

После чего Марк уехал снова, а Ян заснул. И проспал двенадцать часов.

Уснул и Виктор, измученный последними событиями. Но его сны были беспокойны и странны.

Ему казалось, что он раздвоился. Он будто находился в чужом теле, но одновременно видел все происходящее со стороны. Видел помещение, похожее не то на тюремную камеру, не то на хирургический бокс. Вдоль стен возвышались столы с разложенными на них инструментами, в углу стоял причудливый механизм, сверкающий хромированными боками. Слепящий свет, льющийся с потолка, обжигал роговицу. Резко пахло гарью и озоном. А еще кровью…

…от запаха крови кружится голова. Тошнота подступает к горлу, и кастет выскальзывает из мокрых ослабленных пальцев. К тому же грубая кожаная петля фартука угодила под распахнутый воротник гимнастерки и сильно натирает шею.

Но эти неудобства не идут ни в какое сравнение с той мукой, какую сейчас испытывает голый бритоголовый мальчишка, что корчится на механизированной дыбе.

— Пожалуйста, господин! Не надо… я буду послушным… я больше не буду проситься домой…

— Тренера следует называть «сержант» или «наставник», — поправляет Харт, стоящий тут же и наслаждающийся представлением. — Я не какой-то там офицер, — он поворачивается к преемнику. — Ян! Что смотришь? Забыл, что полагается за обращение не по уставу?

Ян послушно бьет паренька под ребра гранями кастета. Но не так сильно, как хотелось бы Харту, и сам получает за это чувствительный удар по лицу.

— Ты сержант или бесхребетный слизняк? — рычит Харт. — Разве я плохо тебя учил? Разве я жалел тебя? А ты сам разве мало тренировался с шудрами?

— Нет, наставник Харт, — глухо отвечает Ян. — Но…

— Никаких «но» быть не может! — пресекает Харт. — Твоя обязанность сделать из этого сопляка Дарского воина. А в Даре нет места жалости. Но я все еще твой наставник. И научу, как вести себя с неофитами.

Он перехлестывает тело парнишки ржавыми металлическими цепями.

— Нет, пожалуйста, не надо! — мальчик кричит, извивается, чувствуя прикосновение железа к своей коже.

— Молчи! — Ян сжимает его горло цепкими пальцами. От парня несет мочой и страхом. Он хрипит, его лицо белым пятном маячит в кровавом тумане. Кровью пропитались стены. Кровь на мясницком фартуке Яна. Расширенные от ужаса глаза паренька смотрят обреченно.

— Опустить взгляд! — доносится сквозь липкий туман приказ Харта. — Ты никто! Личинка! Не сметь поднимать глаза в присутствие старшего по званию! Уяснил?

Ян отпускает горло паренька, ожидая ответа. Тот судорожно глотает слюну, дергает подбородком, но голова отяжелела, не слушается. Он пробует снова, и вместе с головой дергается все тело. Сержант Харт заходится сухим смехом.

— В чем дело, ученик? — издевательски осведомляется он, и паренек инстинктивно сжимается, ожидая удара кастета по любой из частей тела, но почему-то сержант медлит.

— Вчера у тебя получалось много лучше, — продолжает он. — Или четырех часов для усвоения этих простых правил для тебя не достаточно? Хочешь еще? Учти, если не сдашь экзамен, все придется начинать сначала!

Харт подает знак Яну. Тот поворачивает рычаг книзу, и ржавые шестеренки начинают крутиться с надсадным лязгом, натягивая цепи. Визгливые жалобы паренька вторят им:

— Пожалуйста… не надо!

Кости хрустят, выворачиваясь из суставов…

— …не надо…

Он открыл глаза, но не сразу понял, где находится.

Не было дыбы и цепей. Не было человека в кожаном фартуке, ни бритоголового мальчишки. Вместо этого он узнал обстановку собственной комнаты, журнальный столик с пузатым графином на нем. А еще напротив дивана, сгорбившись, сидел Ян. Мягкий свет ночника выхватывал из полумрака его бледное лицо с ввалившимися щеками, под глазами и в складках губ залегли черные тени. Виктор вдруг подумал, что, сколько бы не было Яну лет на самом деле, его душа старше всего, что жило когда-либо в этом мире.

Если, конечно, у васпы вообще имелась душа.

— Ты видел, — его губы шевельнулись, голос звучал как шипение змеи. Всего лишь последствие травмы, но этого хватило, чтобы снова пустить по коже Виктора мурашки страха.

— Видел что? — переспросил ученый.

Ян сидел неподвижно, будто горгулья. В лице не было ни кровинки, лишь кадык ходуном ходил под тугой марлевой повязкой.

— Ты связан со мной, — просипел он. — Поэтому ты можешь видеть. Можешь чувствовать. Что-то от меня. От моей жизни.

— Это просто кошмары…

Виктор поднялся. В ушах еще звенели жалобы паренька. Лязг и скрежет механизмов отдавался биением пульса.

— Я убил того мальчика, — сказал тогда Ян.

Ученый замер. Дальше притворяться не было смысла: Ян всегда был проницателен.

— Почему? — только и мог спросить Виктор.

— Смерть — это избавление, — ответил Ян. — Легкая смерть — милость.

Он запнулся, подбирая слова.

— Мой наставник хотел сделать из меня преемника, — сказал он. — Но я провалил экзамен. Не желал, чтобы этот неофит повторил мою судьбу. Чтобы он стал монстром. Убийцей…

Его голос срывался. Виктор видел, как двигается повязка на его горле — вверх и вниз.

— Я перерезал ему горло. Он умер быстро.

— Зачем вы вообще это делаете? — спросил Виктор.

Легенды вдруг предстали в совершенно новом свете. Саранча, вышедшая из бездны. Они перерождались не только из спящих в коконах эмбрионов. Но и выйдя оттуда, перекраивали свои тела и души в угоду какой-то чудовищной, нечеловеческой морали.

— Воин должен знать свое тело, — жестко произнес Ян. — Контролировать его. Если ты слаб, ты не только бесполезен. Но и опасен. Если попадешь в плен к врагу, тебя легко сломают допросами. Пытками. Голодом. Ты предашь себя. Предашь своих соотечественников. Я знаю, как легко ломаются люди, — он криво усмехнулся, глядя куда-то в пустоту, мимо Виктора. — Сильны единицы. Но васпы сильны все. Без исключения. Чтобы овладеть оружием, надо хорошо узнать его. Смерть, боль, страх — наше оружие. И я познал их в высшей степени.

Виктор молчал. И Ян молчал тоже. Может, перед его глазами проносились картины из прошлого — по его лицу никогда нельзя было сказать точно.

— Я понес наказание, разумеется, — наконец хрипло продолжил он. — Устав запрещает убивать неофита во время обучения.