клубится, наверняка от мужичков питается.
— Да ан*с в коромысле. Хреновые условия у тебя, мужик. — ответил ему честно.
— Да нормальные условия, ты чего вообще! — взъерепенился он, в попытке встать, но пузом своим в кресле застрял, да и ножки её пластиковые и хилые прогибаться начали, назад его закидывая.
— Да ну хорош заливать. Эй! Да, вон ты, работяга. — окликнул я стоящего в цеху седого мужичка в замасленной джинсовой форме. — Ты сколько лет тут работаешь?
Он поначалу замялся и дух его худой, туманом розовым укутанный, поник. Но когда его хозяин окончательно завалился на спину, проиграв неравную битву со сломавшимся креслом, то робко ответил.
— Д-десять лет.
— А ты ему до сих пор должен или в плюсе? — указал я на встающего борова.
— Должен. — был его ответ и я лишь руками развёл.
— Вот видишь. Свои лучшие годы у тебя губить мне смысла нет. Бывай.
— Да чё⁈ Да постой? Да в смысле⁈ — разбухтелся этот свиномордый, но я уже шагал обратно, сочувственно махая работягам. И те махали мне в ответ. И потеряв потенциального раба в моём лице, он естественно окрысился на уже имеющихся. — А вы чё встали⁈ А ну работать, дармоеды!
Ну что же, оставалось радоваться, что потенциальный работодатель сразу показал лицом свою коварную натуру. Всегда так было, ничего не изменилось. Уж сколько во времена мои давние заместителей в колхозе и на заводе сменилось, я всегда с лёгкостью определял, для себя он будет стараться или для коллектива. Как отец говаривал, чем больше пузо, тем дороже рейтузы, а значит деньгу недостающую такой начальник будет со своих подчинённых сыскивать.
И каждый раз, когда жирдяй над цехом властвовал, количество неадекватных штрафов росло, а выплаты урезались иль вовсе откладывались. Так что нахрен таких жировичков, а такого, как Жульцман, тем более. И вот ведь хитрая у него уловка. Наверняка аура подобна очарованию, которое меня в лесу зацепило.
Вернувшиеся на плечи вороны тоже от души прочихивались.
— Кхирьк! «Воняет!»
— Кхфверьк! «Отвратительно!»
И с ними я был солидарен. Пускай вопрос финансов до сих пор стоял остро, но всё же я лучше помогу тому же Якову стаканы намывать, чем буду на гнилого человека работать.
С этими думами я и решил прогуляться за периметр городка, ибо солнце в движении своём конкретно так воздух прогрело. В такую погоду стоит либо в тенёчке лежать, либо искупнуться хорошенько. Потому решил обоих зайцев изловить и до местных прудов прогуляться. Заодно и мысли в порядок приведу.
Всего неполная минута ходьбы сквозь вишнёвый сад и в окружении ив плакучих мне пруды и открылись. Выбрав ближайший, я в прибрежные кусты забурился, до трусов разделся и в воды прохладные занырнул. И такой бодрящей благодатью меня накрыло, что и вовсе выныривать не захотелось. К тому же вода оказалась кристально чистая, можно было запросто разглядеть развесистую растительность и снующих среди водорослей рыб.
В общем не пруд, а сказка. И скорее всего рукотворная, так как все три водоёма имели похожую друг на друга форму. Наверное местные жители тут ключи подземные нашли и всё обустроили, чтобы мажоров богатеньких привлекать. Иначе не были бы тут берега столь облагороженные.
Сделав пару десятков мощных гребков, я достиг противоположного берега, оттолкнулся от деревянного пирса, и двинул обратно. Сто лет не плавал и от нагрузки мышцы приятно загудели. Наравне с ними гудели и мысли, вот только дать им волю, чтобы хоть как-то успокоить, не получалось.
Сомнения разные роем клубились и друг об друга сталкивались. Думал разом обо всём. И о Семье Грековых, которая наверняка розыск устроила, и о нечисти лесной, что чуть жизни не лишила, и о местных, которые мутантом окрестили, а сами же за спинами своими всяких сущей таскали и не знали о том.
Городок этот ещё. Сколько ходил по нему, сколько выглядывал, но только взрослые тётки, мужички доходяги, да молодцы двадцатилетние мне и попадалась. На детей и намёка нет, так что, скорее всего, и тут все печатями на бесплодие увешаны.
От мысли этой стало тошно, потому на берег вышел и прямо в кустах на солнышке близ шмоток своих и разлёгся. Как всегда дурят честной народ, доят до последнего, а сам народ и не знает. Вопрос конечно актуальный встаёт о том — кто же их доит? — но так ответа на него поди сыщи. Ведь те же мажоры под тем же гнётом находятся, пускай и меньшим.
И глядя в небо безбрежное, в котором облака причудливые формы принимали, мысль я верную за хвост ущипнул. Ведь если по цепочке власти вверх идти, то будешь находить всех тех, кто выше предыдущих. А выше власти наземной, только власть поднебесная. И в подтверждении мыслей моих где-то далекооо-далеко в вышине на фоне облаков заблестело что-то крошечное.
На деле же, наверняка огромное, ведь то была вершина социальной лестницы — Парящий Город.
Как прабабушка моя говорила между поднятием в небо машин и городов, времени немного пробежать успело. Где-то в двух тысяча трёхсотом году первый город в небеса взмыл и с тех пор количество их только растёт и растёт. И мечтой каждого пацана и девчонки было побывать в этом чуде из чудес.
Как сейчас помню, каждый раз редкий дрейф какого-либо города над деревней вызывал бурю восторга. Ох и бежали мы за таким по полям, пока от усталости не падали, провожая блистающую громаду восторженными взглядами.
И вроде как, в них как раз самая, что ни на есть, элита и жила.
Информацией о них я не слишком интересовался, а в короткой памяти Сергей Кравец были лишь отрывки о неких платформах над океаном, но сам он ни разу на них не был. По крайней мере в молодости. Поэтому первым делом себе наметил в регрессию сходить и побольше вызнать, но сперва конечно же належаться под солнцем всласть и в радость.
Летний ветер кожу ласкал, камышами шуршал и даже вороны докучать не стали, на ветке ивы усевшись и перья перебирая. И будто благословил меня кто, но услышал я голоса звонкие, явно девичьи, так как глубокий женский говор местных тёток на пару тональностей вниз отличался.
Судя по всему шли они аккурат купаться, беззаботно шутя и друг друга подкалывая. И мне бы по хорошему стоило о себе заявить, да только так я пригрелся хорошечно, что и двигаться не хотелось.
Только рубаху на лицо закинул, чтобы солнце в глаза не било, и чтобы развратником каким не сочли.
К тому же над их трелями девичьими всё таки говор женский и властный разносился…
— А ну хорош лясы точить! Давайте быстрее, пока молодцы наши не приехали. — сказала женщина весомо, но всё же мягкость в её голосе присутствовала, так как со смехом ей девушки ответили.
— Так точно, маман.
— Будет сделано!
— Да матушка просто мутанта боится.
— А вы его видели, кстати?
— Нет, но говорят он на монстра лесного похож.
Раздалось вдоль берега весёлое и как бы я глаза свои не закрывал, но тонким зрением ауры их видел. Да и как тут не увидеть, когда пруд за пару минут обойти можно. На фоне природной энергии девушки мерцали ярко и уж сущности их ни в какое сравнение с остальным городским монструозным разнообразием не шли. Всё точёные, подтянутые, и пусть также по рукам и ногам спелёнутые, но формами хотя бы повторяющие тела своих носительниц.
Одна лишь женщина высокая на их фоне выделялась, имея за спиной сущю, больше на глыбу каменную похожую, нежели на что-то живое. Да и сама мадам одетая в платье тёмное внушала движениями своими кременной характер. Мощь баба, одним словом. С такой связываться себе дороже, потому откинул голову обратно на траву, довольствуясь звуками смеха девичьего, прыжков в воду и брызгами.
Идея была проста. Тихонько полежать в траве до их ухода, а после и самому пойти в таверну. Вот только плану моему не суждено было сбыться.
Внимательно следя за своим выводком, их матрона словно волчица территорию оглядывала и вместо того, чтобы в беседке спокойно сидеть, пошла в обход, вдоль озера. И уж на сколько я тихонько лежал, без шума, без вздоха лишнего, но всё равно она у кустов моих задержалась, а после и вовсе выдала.
— А ну вставай, кто бы ты ни был. — вблизи суща её и вовсе оказалась будто сплошным монолитом гранитным, где на уровне носа меж всех бинтов и жгутов две прорехи имелись.
Значит и правда учуяла. Пришлось восхититься и с кряхтением сесть.
— Вы уж простите, сударыня. У меня и в мыслях подглядывать не было. — сел я, с лица рубаху стягивая и штаны надевая, дабы вовсе ни в чём таком не уличили.
— Это женский пруд. — строго произнесли за моей спиной и я услышал знакомое до боли пищание