Читать интересную книгу Закон Тайга - Эльмира Нетесова

Он каждый день имел на столе румяный каравай хлеба. Кто принес его, Гришка не спрашивал. У всех с зарплаты брали поровну. И за хлеб. А кто позаботился и принес, какая разница?

За баню и хлеб, за воду и дрова брали немного. Но всякий знал, что все это должно быть в домах у каждого независимо от погоды и звания жителя.

Случалось, Горилла уставал. И тогда, понимая это, Ольга уговаривала, успокаивала мужа. И Гришка снова становился мягким и покладистым.

Теперь в тайгу на работу он чаще уходил один. В доме хо­зяйство появилось - корова, свиньи, куры. За ними пригляд и уход потребовались.

Мужик помнил, как покупал он корову. В жизни не приоб­рел бы, да случай подвернулся. Узнал от сельчан-мужиков, что своей бабе ко дню рождения подарок покупать надо. Желатель­но дорогой, нужный в каждом доме. Долго голову ломал. А тут сосед, возчик воды, подсказал: мол, купи корову. В доме она - кормилица. Подругой Ольге станет. И предложил свою, трех­летку. У него их в сарае две стояло. Бери любую, на выбор.

Гришка любил теплую рыжую масть. У него в жизни все бабы рыжими были. Вот и попривык к цвету. Он на рыжуху смахивал.

Всучил соседу деньги. И в день Ольгиного рождения ран­ним утром привел скотину во двор. Сам - в хату. И говорит, важно оттопырив губу:

—  С рождением тебя, Олюшка! Подарок я тебе купил.

Баба глянула в пустые руки мужа, подумала, что разыг­рывает. А тут корове надоело во дворе стоять. В сарай запро­силась скотина. Время дойки подоспело. Да как замычала во весь голос!

Ольгу от губ Гришки ветром сдуло. Испугалась.

— Навар на хазу просится! Принимай подарок! - рас­смеялся Гришка.   

Ольга и дети высыпали во двор.

Корова пошла к ним навстречу. Обнюхала руки, осторожно взяла первый кусок хлеба и уверенно вошла в сарай.

«Рыжуха» - эту кличку дал ей Горилла. Следом за нею за­визжало, закудахтало во всех углах сарая. И Ольга теперь едва успевала управляться в доме.

Вот так и пришлось Гришке работать в тайге одному за дво­их с темна и дотемна.

Но однажды его окликнули.

—   Григорий, передохни, - предложил Дегтярев, прибли­зившись к Горилле почти вплотную.

Гришка оглянулся. Его невольно передернуло. Ко всем в селе относился ровно. Помогал, выручал. Но Дегтярева не мог признать. И всегда недолюбливал этого мужика, почти не вы­лезающего из мундира. О, как много он напоминал Горилле! И Гришка, глядя в крупное, рыхлое лицо Дегтярева, поневоле сжи­мал кулаки. А глубоко внутри возникало желание схватить уча­сткового за шиворот, долбануть башкой в корягу. И свернуть плешивую тыкву с плеч. Однако сегодняшний Гришка загонял, душил вчерашнего Гориллу, заставляя его молчать, терпеть. Но фартовый не хотел смириться и вылезал наружу при всяком подходящем случае.

Дегтярева бесило то, что за все время Горилла только ему, единственному в Трудовом, никогда ни в чем не помогал. Ни поленом дров не поделился, не здоровался и даже при надоб­ности не заходил в дежурную часть. Он словно не видел участ­кового. И того злило неуважение фартового, его непокорность.

—  Давай перекурим, - предложил Дегтярев. Но Горилла словно не слышал, обрезал сухие ветки у аралии. - Новости кое-какие есть. Может, интересно будет, - интриговал участ­ковый.

—  Новости? Да мне их все вечером Ольга расскажет, - от­махнулся Горилла. Но участковый, хитро прищурясь, рассме­ялся:

—  Этого, кроме меня, пока никто не знает.

Скажи такое самому Дегтяреву, он тут же подошел бы по­слушать. А Горилла будто не расслышал. Глухим прикинулся.

—  Сова на воле, - решил заинтриговать участковый.

Горилла на секунду замер. Дрожь пробежала меж плеч. В услышанное не поверилось.

«Сова давно на том свете гуляет. Кто б его из клетки выпу­стил? Из камеры смертников, как с погоста, слинять нельзя. Темнит легавый», - не поверил Горилла.

А участковому было до боли обидно. Все в селе ищут цо общения с ним, здороваются, уважают. Пусть не его

лично, положение участкового - хозяина села. И только этот презирает.

Дегтяреву хотелось, чтоб и Горилла признал его. Тогда и он, возможно, забыл бы прошлое Гориллы.

Не раз пытался вызвать его на общение. Не получалось. А тут и новости подходящие, и обстановка располагает к разгово­ру. Никто не увидит, не подслушает. И Дегтярев повторил:

—  Сова, говорю, на воле. И Тесть вышел на свободу.

Горилла повернулся к участковому:

— А мне до фени, кто вышел. Я завязал с фартом. ,

—  Это я знаю. Вижу пока. Но они не завязали. Вот в чем беда.

—    Мне до того нет дела, ваши заботы расхлебывать. Да и ваши ли они? Все когда-то садятся, потом выходят. Мне то без понту.

—   Отчего ж не спросишь, как жив остался Сова, почему раньше срока вышел Тесть? Ведь вместе были недавно. И кто его знает, чего от них теперь ждать? - нахмурился Дегтярев и продолжил, заметив, что Горилла отошел от куста: - Сова, того, свихнулся. Передержали его в одиночке. Какой ни подлец, глу­хой изоляции не вынес. Поначалу ему голоса мерещиться ста­ли. Убитых кентов. А когда общаться с ними стал, и вовсе чок­нулся.

—  Как это можно со жмурами ботать? То и впрямь - тем- нуха.

—  Охрана в глазок чудное видела. Сова о том не знал.

—    И что видела? - подошел Горилла.

—   Как Сова разговаривал с Цыпой. Того точно в расход пустили. А они поделыциками были. И Цыпа велел Сове убить Трофимыча. Нашего лесника. Ты его знаешь.

—  А как малахольный Сова может размазать? Для него те­перь всякий встречный - Трофимич.

—  Вот и я этого боюсь, - признался участковый.

—    Как же он на воле оказался?

—  Его на обследование привезли. В психушку. Нельзя по закону ненормального расстреливать. А он на чердак забрался. И оттуда ночью спрыгнул. С четвертого этажа...

—  И живой? - изумился Горилла.

—  Трупа не нашли. Совы - тоже. А вот в заборе доска ока­залась сорванной с гвоздя.

— Ни хрена себе - малахольный. На здоровый калган такое не удумаешь.

—    С собакой пошли. След взяла. И на проезжей части доро­ги потеряла. Видно, уехал. А вот куда - не знает никто.

—  А почему именно Цыпа? Кто слышал его? - не верилось Горилле.

—  Черт его знает! Одному, даже троим охраникам не пове­рили бы, что они отчетливо слышали голос расстрелянного. Ну не мог Сова один сразу на два голоса говорить!

—  Липа какая-то! Что свихнуться мог в одиночке - в то, как мама родная, верю. Но другое - ерунда.

—  Я тебя предупредить хотел. Ты в тайге один часто. С ог­лядкой работай. Осторожно. Не ровен час, объявится бандит, что с него взять, с малахольного?

—   Вам же спокойней будет, гражданин начальник, - ус­мехнулся Горилла.

—  Зачем бы приходил к тебе, если б так было? Сделал бы вид, что не знаю ничего. И все. Привыкли мы к тебе. Все. Это точно. Вначале не верилось. Присматривались. А теперь своим стал. Для всех. И со мной когда-нибудь наладится, - выдал заветное участ­ковый и продолжил: - Мне на моем участке никаких приключе­ний не надо. С тобой - тоже. Живи человеком...

—  А с Тестем что? - напомнил Гришка.

—  Этого по болезни отпустили. Вовсе развалиной стал. Уми­рать отпустили на волю. Рак у него. Где-то в заднице завелся. Недолго жить осталось мужику. Говорят, в больнице с ним из­мучились. Что съест, тут же наружу вылетает без задержки. И сам удержать не может. Как в сквозную трубу. Он, бедолага, совсем высох. И откуда свалилось на него это горе? Уже в зоне началось... Так и пропадет теперь. Никому не нужным, - вздох­нул участковый.

А Гришке вспомнилось письмо Тестя фартовым Трудового. В нем он приказывал, распоряжался его судьбой. Велел, коль не останется фартовым, пришить его.

—  Может, уже тогда болел, гад. А все еще кого-то под при­мус брал. Грозился. Хозяином себя считал. Оно, видишь, своей заднице не хозяин. Даже она слушаться отказалась. А туда же - в бугры. Забыл закон... Слабаков в буграх не держат!

—  Уехал он, говорят. На материк. Видно, не решился ос­таться здесь. Знал: пусть плохая смерть, но своя. А тут было кому ускорить, - усмехнулся Дегтярев.

—    Сова слинял. Классно нарисовался сдвинутым. Видать, все знал, рассчитал. Чего ж по дури не остался? - словно само­му себе сказал Горилла.

—  Может, в момент просвета. У всех сумасшедших просве­ты иногда бывают. Даже врачи подтвердили. Но Сова - точно. Своих кентов не узнавал. Живых. Чтоб проверить его, к нему в камеру фартового поселили. Тот на второй день попросился от Совы. Но не убрали. Не поверили. А фартовый еще через день пригрозил, что размажет Сову. И впрямь едва не утворил такое.

Хоть раньше они друг друга знали. Даже в одной «малине» работали.

А Горилле внезапно вспомнился один из зэков в Магадане. Аккуратный, чистый. С седенькой упрямой бородкой, он мно­го лет работал врачом. Еще при царе практиковать начал. За что и замели по буржуйской статье. Мол, лечил не тех, кого надо.