— Все проснутся к рассвету, госпожа, и ничего не будут помнить. Это сделал маг из Клана Лебедя... Верджит Вооруженный Всадник... один из Стаи...
— Из Стаи?
— Я мало об этом знаю. Группа знатной молодежи... поддерживает принца Нуренаджи...
— Так... Ладно... Вот что, Хуртар из Тхаса-до, ты ведь, наверное, хочешь жить? И мысль о пытках тебя не радует?
— Ох, не радует, светлая госпожа!
— Вон в том лакированном сундучке — письменные принадлежности. Запиши все, о чем рассказал мне. За откровенность обещаю жизнь.
Закончив умывание, женщина расчесала резным гребнем спутанные волосы. Затем приняла из дрожащей руки наррабанца бумажный свиток и внимательно прочла.
— Что ж, сдержу слово. До рассвета оставалось мало времни. Прямо сейчас уходи в лес. Я не пущу погоню по твоему следу.
Смуглое лицо наррабанца стало грязно-белым.
— В лес? Ночной, осенний... в чужой стране... Это же верная смерть!
— Если останешься, тебя убьет Нуренаджи, чтобы скрыть свое преступление.
— Пощади, госпожа! Спрячь меня среди своей свиты, не отправляй на гибель... это слишком жестоко!
Нурайна Черная Птица выпрямилась. Темные глаза ее сверкнули. В этот миг незаконная дочь короля Бранлара была очень похожа на своего отца.
— Жестоко? — гневно вопросила она. — Ты говоришь о жестокости, наемный убийца? Своей рукой бы тебя... Я не кричу на весь мир о твоем злодеянии лишь потому, что не хочу срывать переговоры. Уползай, мразь!
— Госпожа, вели дать мне на дорогу хоть немного еды и оружие! В лесу страшные звери... эти, как их... волки, медведи...
— А ты попробуй их укротить... Вон отсюда! Надеюсь, жизнь, которую я тебе дарю, будет короткой!
15
Невысокий прибрежный утес, изъеденный бурым лишайником. Широкая расселина, пересекающая его снизу доверху.
И светлый лучик стали, перечеркивающий черноту расселины. Лезвие меча, преграждающее путь сквозь утес.
— Никто сюда не войдет! — Голос Аранши от волнения становится хриплым, грубым. — Никто не войдет... без меня!
— Аранша, милая, да что ты... — Госпожа ошеломлена внезапным появлением наемницы. — Как ты... откуда взялась?
— Шла следом. Не отпущу Волчицу одну!
— Убери меч, героиня, — вмешивается Керумик. — И кончай тут лязгать зубами. Зеленая вся, глядеть жалко!
— Не пущу!.. Не пройдешь!..
— Прекрати, Аранша! — берет себя в руки Дочь Клана. — Сейчас же возвращайся к своему десятку. Передашь дарнигару, чтобы за меня не беспокоился. Поспеши. Это приказ!
— Мужу своему приказывай! — Черный страх выплескивается наружу отчаянной дерзостью. — Мне ты не командир! В Подгорный Мир тебе захотелось, к чудищам колдовским? Если своего ума не нажила, должен кто-то за тобой присмотреть! Не пойдешь никуда одна, понятно?
От такой наглости Волчица потрясенно замолкает, а Керумик присвистывает:
— Разговорилась, кобыла стриженая! А с чего это ты заладила: одна, одна... Высокородная госпожа не одна, а со мной!
— Вот именно! — Аранша подается вперед и твердо глядит в лицо Охотнику. Взор во взор. Жестко, непримиримо. Ни звука не произносят твердо сжатые губы, но что-то изменяется меж этими двоими. Они поняли друг друга.
— Ладно! — с деланным смешком говорит наконец Керумик. — Похоже, госпожа моя, эта чокнутая крепко навязалась нам на шею. Не спихнуть.
Арлина кивает, растроганно вспоминая, как три года назад сама стояла у Порога Миров с арбалетом наизготовку, преградив путь Ралиджу и Эрвару: «Уж не думаете ли вы уйти без меня?..»
— Только слушаться меня, как папу, маму и сотника! — заявляет Керумик. — Убери меч и возьми госпожу за руку. Рук не разжимать, пока не разрешу!
А наемницу вдруг отпускает страх. Что ужаснее всего? Ожидание неведомой опасности. А когда враг уже рядом, бояться поздно и глупо.
Но вот же она, первая опасность! Может, даже самая главная! Подгорный Мир выплеснулся наружу, смотрит наглыми золотистыми глазами, говорит хозяйским голосом...
Наемница молча отправляет меч в ножны. Молча стискивает узкую ладонь госпожи. И весь короткий путь сквозь расселину, когда каменные стены неожиданно сменяются слоем тумана, думает об одном: поздно бояться. Все уже началось Враг рядом...
— Но почему — солнце? — недоумевала Аранша. — Раз этот мир — Подгорный, то как солнце сюда попало?
Арлина отмахнулась. Ей совсем не хотелось растолковывать Аранше, что мир называется Подгорным потому, что входы в него чаще всего находятся в горах, среди скал. Ей вообще не хотелось разговаривать. Волчицу охватило полузабытое радостное возбуждение. Чувство возвращения домой.
Хотя радоваться было, по правде сказать, нечему. Особой красоты вокруг не наблюдалось.
А на взгляд наемницы, упрямо шагавшей за госпожой, местность была просто мерзкой.
Если это лес, то почему деревья торчат так далеко друг от друга? И подлеска никакого... Длинные белые стволы, безобразно изогнутые голые ветви без единого листика... кора гладкая... ох, да ее, кажется, и вовсе нет, коры-то... Мертвый лес?
И небо здесь неправильное! Пусть никто даже не пытается доказать Аранше, что такое небо и в самом деле может быть на свете! Мало того что серое, так еще и низкое! Раз уж ты небо, так изволь не висеть на верхушках деревьев!
Из-за пелены облаков почти не видно закатного солнца... кстати, почему закатного? Уходили-то из своего мира на рассвете — а здесь вечер! Куда день делся, а?
Паршиво, что не видишь, куда ступаешь. Под ногами что-то хлюпает, а что — не разобрать: все застилает слой густого тумана. Плотный такой, грязно-белый, почти по колено. Не провалиться бы в какую ямищу...
Словно прочитав ее мысли, Керумик, идущий впереди, обернулся к своим спутницам:
— Идите смелей, тут земля ровная, только корни вылезают кое-где. Нам повезло, сейчас сезон отлива... в иное время года по пояс пришлось бы брести.
— А из тумана никто не выползет? — обрадовалась Аранша тому, что на нее наконец-то обратили внимание. — Ой, смотри, Охотник, куда-то не туда ты нас завел!
— А тебя, стриженая, никто, помнится, сюда и не звал, — огрызнулся Керумик. — Подгорный Мир до сих пор неплохо без тебя обходился, обошелся бы как-нибудь и дальше.
— Ага! Сейчас! Так я и оставлю госпожу в вонючем болоте под присмотром рыжего клоуна! Обещал к Джангашу вывести, так выводи! А то тут сыро, противно... а туман-то, туман — хоть лепешки из него пеки... и небось мерзость всякая водится — пиявки там, жабы...
Керумик вздрогнул, огляделся. Даже в вечернем серо-смутном свете видно было, как он побледнел.
— Водится... — тихо сказал он. Помолчал и продолжил громче, увереннее: — А ну, красавицы, прибавим шагу! Ты, стриженая, права: плохое здесь место для ночлега. Я-то надеялся, что мы на опушке окажемся, обошли бы эти места стороной...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});