— Когда снаряжались к выходу из Джангаша... я гляжу: еж водяной, в левый борт с наружной стороны вбито железное кольцо! Не в самый планшир, пониже... если перегнуться через борт, можно достать рукой. А от кольца вниз, в воду, цепь убегает — не очень толстая, но, похоже, прочная. Ну, думаю, еж водяной! На моем-то «Зимородке», где я каждую щепку отколовшуюся знаю, вдруг такие игрушки непонятные! Кликнул боцмана, пообещал ему ноги выдернуть. Он затрясся, понес какой-то бред: мол, велено было приколотить, а шуметь как раз не велено... Я ору, еж водяной, требую объяснений... вот только не думал, что мне их будет давать Нуренаджи Черный Эфес. Лично, еж водяной! Было мне сказано, что принц может оказать честь и другому кораблю, а на палубе моего «Зимородка» для меня погребальный костер сложат, если вякать не перестану... Ну, еж водяной, заткнулся я, а сам думаю: что-то не так! Мы ж в порту стояли, принцу вроде нечего было бояться... а он боялся, светлая госпожа, чтоб мне на Пенных Клыках днище просадить! В глаза я ему, еж водяной, не смотрел, но голос-то слышал... Думаешь, ясная госпожа, я рехнулся? Или вру? Или ерунду тебе зачем-то рассказываю?
Нет, Нурайна так не думала. Она сидела на подушках очень прямо, в напряженной позе, до кончиков пальцев полная недоброго предчувствия.
— Вот я и прикинул: еж водяной, да кого ж наследнику престола бояться? Только одного человека на свете... Пот меня прошиб, но думаю: ладно, мое какое дело... А при Вепре крутится какой-то наррабанец, мелкий да тощий, по-людски совсем не говорит, только «гыр-гыр-гыр» по-наррабански. На знать мордой и одежкой не тянет, от слуг в стороне держится. Еще до отплытия на борт перебрался. Принц сказал мне, что наррабанец по слабому здоровью ни в каюте, ни в трюме спать не может, надо ему тюфяк на палубе положить. Еж водяной, разве ж я спорю? Так эта морда смуглая кладет свой тюфяк у левого борта, аккурат там, где колечко вбито, и ни днем ни ночью с места не сходит, даже еду ему на палубу таскают...
— Дальше! — приказала Нурайна, когда капитан замялся.
— Все доскажу, светлая госпожа... а только боязно мне. Чем бы страх разогнать?
— Понимаю, — усмехнулась Нурайна и потянулась к небольшой перламутровой шкатулке. — Вот, держи...
Капитан с уважением взглянул на две золотые монеты на своей ладони.
— Госпожа щедра... Отчалили мы. Проходим Серую стремнину. Я на всякий случай сам к штурвалу встал. А сзади — голоса. По-наррабански говорят — Вепрь и этот... щуплый... Принц спрашивает: разве, мол, не понадобится какая-нибудь вешица с запахом? Щуплый отвечает: это ж не собака! Мне, говорит, главное — на человека взглянуть. Ночью, говорит, представлю себе этого человека, а она у меня в мыслях все прочитает. А принц ему: как на берег сойдем, держись возле меня да смотри в оба... Тут меня заметили и вроде как встревожились, а потом Вепрь со мной по-наррабански заговорил. Я дурачком прикинулся, а сам думаю: еж водяной, что ж они такого этой ночью затевают?
— Хотят чем-то порадовать Серую Старуху... — не собеседнику, а себе самой негромко сказала женщина.
* * *
Огни факелов отражались в черных струях, вытягивались лентами, извивались змеями, рвались прочь от корабля — и умирали во тьме.
Часовой-силуранец, стоявший у трапа «Зимородка», тоскливо глядел на берег, во мрак, кое-где разорванный тлеющими кострищами. Еле различимые пятна палаток казались затаившимся вражеским войском.
Воин вспоминал об оставленной дома жене — мягкие серые глаза, тихий голос, сложенные на большом животе руки... К его возвращению родится их первенец. Но мать не сможет положить малыша в Горную Колыбель, чтоб рос сильным и не знал болезней... Издревле грайанцы славятся крепостью и здоровьем. Что теперь станется с народом богатырей?
Горная Колыбель держит путь в Грайан... позор! Был бы королем Нуренаджи — не допустил бы такого!..
«Ничего, — шепнула на ухо жена, почему-то оказавшаяся совсем рядом. — Наш маленький все равно вырастет силачом. Послушай, как бьет ножкой...»
Просветлев, воин потянулся ладонью к животу женщины, чтобы почувствовать за теплой стенкой кожи упрямые, сердитые толчки...
— Улыбается... — шепнул Нуренаджи, наклонившись над часовым. — Что-то хорошее ему снится...
— Мой принц может не говорить шепотом, — сказал высокий бледный молодой человек. — Часовой не проснется... Будет ли он утром наказан?
— Не знаю. Это зависит от того, вскроется ли наша проделка... Ты ручаешься, что будет тихо?
— Постараюсь, мой принц, но после этого я... мне будет очень плохо.
— Ничего, вернемся в каюту — и спи себе. Все решат, что ты хватил лишнего. Только скорее, пока наше отсутствие не стало подозрительным.
Молодой маг поднял руки к вискам, устремил взгляд на темный берег.
Невидимой волной на берег хлынул Сон. Он был густым и вязким, он властно валил часовых и превращал в бесчувственные бревна тех, кто уже дремал в шатрах. С его молчаливой, тяжелой силой нельзя было спорить...
Нет, оказывается, было можно!
Внизу, под трапом шевельнулся лежащий ничком человек в черной одежде. Рука скользнула к поясу и бесшумно вытащила из ножен нож. Острое лезвие кончиком тронуло тыльную сторону кисти. Боль всколыхнула человека, прояснила мысли, заставила раскрыть слипающиеся глаза. Слизнув капельку крови, человек заполз дальше под трап — туда, где река с терпением старого гранильщика шлифовала черные валуны. Пригоршня ледяной воды в лицо... только бы не услышали на палубе.
Сон вновь погладил человека мягкой липкой лапой. Отяжелевшая голова опустилась на руку... еще пригоршню воды в лицо, пока не поздно! Пронзительный холод пробился сквозь клейкую дремоту.
Видно, не простым человеком был незнакомец в черном, сумевший противостоять колдовским чарам. Видно, и в нем горела искорка того загадочного огня, что из века в век несли в своих душах потомки двенадцати Великих Магов!
Нельзя спать в такую недобрую ночь, пахнущую предательством и убийством!..
И вдруг исчезла давящая на виски тяжесть, перестали путаться мысли. Сверху, с палубы, донеслись удаляющиеся шаги
Чуть выждав, человек в черном выбрался из-под трапа. Коротким точным движением рука нашла на камнях меч в ножнах.
Что бы там ни замышлял Нуренаджи — этот меч он в своих планах не учел.
Берег был безмолвен, палубы кораблей — пусты, черны, тихи... Впрочем, не совсем: до трапа долетел обрывок застольной песни. Это шла веселая пирушка в каюте принца: Нуренаджи с разрешения Джангилара пригласил к себе после королевской трапезы молодых грайанских вельмож и теперь демонстрировал им силуранское гостеприимство.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});