class="p1">ГРОМ, ОГОНЬ, РАЗБИТАЯ ВДРЕБЕЗГИ ТЬМА.
КРАХ, УЖАС, МОЛНИИ.
БОЛЬ, МУЧИТЕЛЬНАЯ БОЛЬ.
Глава 19
– Земля, Земля! Питер Коринф вызывает Землю с космического корабля номер один, возвращающегося из полета.
Шум и бормотание космических помех – звездный треп. На фоне ночного неба набухал ярко-голубой шар Земли, Луна жемчужиной прилипла к ее груди, Солнце изрыгало огонь.
– Земля, Земля, прием, прием. Вы меня слышите, Земля?
Щелк-щелк, з-з-з, м-м-м, голоса в небе.
Здравствуй, Шейла!
Планета увеличивалась в размерах. Двигатель урчал и рокотал, каждая часть обшивки дрожала, кристаллический металл пел на тонкой ноте. Коринф вдруг осознал, что тоже дрожит, но на этот раз решил не контролировать эмоции.
– Вызываю Землю, – монотонно повторял он по радио. Они летели намного медленнее скорости света, слепо отправляя сигналы в темноту за бортом. – Земля, вы меня слышите? Говорит космический корабль номер один, мы вызываем вас из космоса, возвращаемся домой.
Льюис что-то прорычал, что в переводе означало: может, после нашего отправления они и от радио отказались? Столько месяцев прошло…
Коринф покачал головой.
– Я уверен, у них должны быть какие-то системы слежения. – И снова в микрофон: – Земля, Земля, прием. Кто-нибудь на Земле меня слышит?
– Если сигнал перехватит пятилетний пацан-любитель в России, Индии или Африке, ему придется связаться с передатчиком, способным до нас достать, – сказал Льюис. – А это займет время. Не переживай, Пит.
– Все вопрос времени! – Коринф повернулся в кресле. – Ты прав, пожалуй. До посадки в любом случае еще несколько часов. Но я хотел бы, чтобы нас встретили как подобает!
– Дюжина лимфьордских устриц на скорлупках под лимонным соком, – мечтательно произнес Льюис. – И, конечно, рейнское, урожая 37-го года. Очищенные креветки в свежем майонезе на рогалике со свежевзбитым маслом. Копченый угорь с холодной яичницей-болтуньей на кусочке ржаного хлеба, и шнитт-лучок не забыть…
Коринф широко улыбнулся. Разум был занят мыслями о Шейле и видениями того, как они проводят время одни в каком-нибудь солнечном месте. Как им будет хорошо и необычайно тепло от болтовни на простые темы, даже когда разговор идет почти без слов, одной лишь сменой выражений на лицах. Всю долгую дорогу домой Коринф и Льюис спорили, как пьяные боги, измеряли глубину собственного интеллекта, что позволяло отгородиться от чудовищной мрачной тишины. Теперь они спешили к человеческому очагу.
– Привет, космический корабль номер один.
Астронавты резко обернулись к приемнику. Голос был слаб, его заглушали шумы солнца и звезд, но он определенно принадлежал человеку. Им ответили из дома.
– Ух ты, – в восхищении пробормотал Льюис. – У него даже бруклинский акцент.
– Привет, космический корабль номер один. Вас вызывает Нью-Йорк. Вы меня слышите?
– Да, – ответил Коринф с пересохшим горлом и стал ждать, когда сигнал долетит до адресата за миллионы миль от корабля.
– Чертовски трудно вас поймать, – непринужденно сообщил голос после паузы, заполненной трескучей пустотой. – Пришлось делать поправку на допплеровский эффект. Вы, видимо, несетесь так, словно за вами черти из Чикаго гонятся. – Говорящий даже не удостоил упоминанием инженерный гений, без которого этот сеанс связи вообще бы не состоялся. – Однако поздравляю! У вас все в порядке?
– Все хорошо, – ответил Льюис. – Мы живы-здоровы и надеемся на достойный прием. – Он замялся. – Как там Земля?
– Сносно. Но могу поспорить, что вы ее не узнаете. Перемены идут так быстро, что я даже рад поговорить с теми, кто еще помнит старые добрые Соединенные Штаты. Вы, наверное, последние. Что за чертовщина с вами случилась?
– Потом объясним, – не стал вдаваться в подробности Коринф. – А как наши… коллеги?
– Полагаю, в норме. Я их не знаю, я всего лишь оператор в Брукхейвене. Но кому надо передам. Вы же у нас будете садиться?
– Да, примерно через… – Коринф быстро решил в уме несколько дифференциальных уравнений, – …шесть часов.
– Хорошо, тогда… – Звук уплыл. Они успели расслышать единственное слово – «полоса», после чего наступила тишина.
– Нью-Йорк, мы потеряли луч, – сказал Коринф.
– А-а, брось. Выключи пока.
– А как…
– Мы долго ждали. Еще шесть часов как-нибудь перетерпим. Нет смысла напрягаться.
– Хорошо, – уступил Коринф. – Нью-Йорк, Нью-Йорк, говорит космический корабль номер один, конец связи.
– Я хотел поговорить с Шейлой, – добавил он.
– Времени у тебя будет достаточно, приятель. Сейчас надо бы провести еще одну серию наблюдений за двигателем. Он подозрительно дребезжит. Вдруг это что-нибудь да значит? Дольше нас его никто не эксплуатировал, может быть, накопились кумулятивные эффекты…
– Усталость кристаллической структуры, – предположил Коринф. – Ладно, твоя взяла.
Он занялся показаниями приборов.
Земля увеличивалась на глазах. Они за считанные часы проскакивали по нескольку световых лет, а тут приходилось тащиться домой со скоростью каких-то сотен миль в секунду. Даже обостренной реакции не хватало для управления кораблем на сверхсветовой скорости так близко от планеты. Их корабль, наверное, будет единственным, терпящим такие ограничения, подумал Коринф. Учитывая, какими головокружительными темпами шел вперед технологический прогресс в эпоху после перемен, следующий корабль должен стать верхом совершенства – как если бы братья Райт сразу построили вторую модель самолета, способную без посадки пересечь Атлантику. Коринф допускал, что еще при его жизни инженерное дело достигнет пика и наткнется на предел, продиктованный законами природы. Потом человеку придется искать новую сферу приложения своего интеллекта, и Питеру казалось, что он знает, что это за сфера. Он с нежностью смотрел на увеличивающуюся в размерах родную планету. Ave atque vale![7]
Серп по мере приближения к дневной стороне постепенно превратился в зазубренный, затянутый облаками диск. Вскоре астронавты услышали нарастающий визг разреженной атмосферы. Они пронеслись над просторами залитого лунным светом Тихого океана, замедлили ход, увидели Сьерру-Неваду. Внизу проплывала огромная, зеленая, прекрасная Америка. Из моря выросли шпили Манхэттена.
Сердце Коринфа колотилось о грудную клетку. Тихо, веди себя тихо и жди. Торопиться больше некуда. Он направил корабль к Брукхейвену, к серому мазку посадочной полосы, рядом с которой в тисках возвышался остроконечный остов. Видимо, заложили новый космический корабль.
Корпус их собственного корабля с легким толчком встал на посадочное место. Двигатели стихли, в ушах зазвенело от непривычной тишины. Астронавты настолько привыкли к постоянному гулу, что перестали его замечать.
– Идем! – Коринф соскочил с кресла еще до того, как Льюис успел пошевелиться. Дрожащими пальцами набрал сложный код электронного замка. Легко открылся внутренний люк, потом наружный, в лицо пахнуло соленым морским воздухом.
Шейла! Где Шейла?
Он кое-как спустился по лесенке – темный силуэт на фоне металлического корпуса. Поверхность корабля, побывавшего в далеких, причудливых краях, была покрыта щербинками и вздутиями, замысловатыми прожилками кристаллических структур. Соскочив на землю, Коринф потерял равновесие и упал, но тут же поднялся – еще до того, как