Сокол с длинным выдохом отодвинул сундук. На языке крутилось: “И ведь не знаешь, что возразить”, но обида на Франко уже утихла. Брат же. Какую ерунду он не творил бы, оставался им. И сейчас младший Гвидичи нутром чувствовал: старший не прав в суждениях. София любила его. Что там с Линнеем, со странной шаманской связью ещё нужно разобраться, но главного не изменить. Она выбрала Франко. А почему он думал иначе, Сокол уже понял. Вспомнил, как слышал нечто подобное в бездне. В тот момент, когда брат умирал от ожога кислотой у него на руках. “Я чудовище. Это я убил родителей”.
Нет, не убивал. Пятнадцатилетний юноша взял на себя чужую вину. Обернул ненависть вовнутрь и сам себя наказывал. Что сделал сегодня? То же самое. “Я виноват в смерти Софии. Моими руками, с моей помощью”. А потом сразу: “Я ввязался в заведомо проигрышную борьбу. Не заслужил счастья”.
Сокол даже рассмеялся тихо и потёр пальцами лоб.
— Шутишь? Ты отказываешься от невесты? Не верю. В общем, так. Плюнь на труп Лианы и забудь про неё. Ты дал маску, а как ею распоряжаться, ведьма решила сама. Не бери на себя лишнего. Пойдём домой. Ни к чему Софии, когда она очнётся, видеть рядом с собой Линнея, а не тебя. Но сначала надо избавиться от тела. Есть идеи? Или по-старинке копаем яму во дворе да поглубже?
Если бы Франко видел, то повернул бы к нему голову и долго пытался по выражению лица понять, почему у младшего брата изменилось настроение. Забрался в мысли, перетряхнул всё, что в них только что звучало. Но уникального дара больше не было. Старший Гвидичи пару мгновений переваривал услышанное, а потом ответил:
— Труп можно не прятать. Давай вернём маску и превратим беглую дикую Лиану в якобы приличную мачеху Сагранну. Сомневаюсь, что ты знаешь о ней больше, чем я сейчас скажу. Разведчики, при всём уважении к Прусту, внутри клана не очень-то хорошо работают. От шпионов Верховной не протолкнуться. Настоящая Сагранна работала на Первую Ведану. Да, она тоже ведьма. Причём с редким даром призывать демонов. Помнишь, как страдали от неизвестного недуга Заур с Амином? Добрая “мама” продала их души. Замуж хотела за кого-то получше разведчика Конта. А София расстроила её планы. Так давай доложим Кеннету, как мы лихо её вычислили. Мотив — хоть сейчас иди в суд. Кочевница-шаманка мешала добиться желаемого, вот Сагранна и решила её убить. Татуировку подправила. Вызвала демона, чтобы он сожрал Софию через связь круга, но с третьим подряд уже не справилась. Он вышел из-под контроля. У ведьм с таким даром подобный исход — обычное дело. И всё. Официальные похороны, ты молодец, дело раскрыто.
Сокол аж дар речи потерял на какое-то время. Сидел с приоткрытым ртом и чуть ли не ресницами хлопал, как изумлённая девица. А брат-то действительно ничуть не изменился. Но сейчас этот факт открывался с положительной стороны.
— Франко, — рассмеялся младший Гвидичи и ничего не смог добавить.
Годный план, можно действовать. Заура с Амином только жалко. В третий раз теряют кого-то из родителей, круглыми сиротами остаются. Нет, ни к чему им правда о мачехе. Нужно просить Кеннета сохранить результаты расследования в тайне. Тем, кто изначально был в курсе, рассказать — и хватит. Тихие похороны для самых близких. Никаких разведчиков с элезийскими стёклами, чтобы не выдать маску на лице трупа. Никаких разборок и дальнейшего копания вглубь. Пруст тоже не будет против. Ему пятно на репутации не к месту. Найдёт потом подтверждение, что Сагранна — шпионка Веданы, и успокоится. Все успокоятся.
— Хорошо, но маску я заберу. Помню, что она пропитана эссенцией с кровью дракона и в огне не горит. Ты согласен, брат?
— Да, — кивнул Франко.
Глава 27. Шаманский щит
Врата в другой мир светились ярче солнца. Слуги из тех, кто посмелее, зажмуривались и ныряли в них головой. Потом возвращались и тащили за собой вещи.
— Пусто там, — сказал Дарга, — одна трава и горы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Долина реки, — поправил его отец. — Где вода, там жизнь. Ищите пастбище. Найдёте овец — найдёте племя.
Костры горели жарко. Так душно было в тяжёлой шубе, что клонило в сон. Но Дарга рядом. Он защитит. С ним и вдали от дома не страшно. Я сжала колени, поворачивая коня в светящиеся врата. Пора. Не нужно прощаться. Зачем, если я больше никогда не увижу свой мир по эту сторону? Отца, могилу матери, нашу юрту, чёрный океан неба, белые ракушки звёзд.
“По ту сторону такое же небо”, — говорил Дарга и улыбался.
Но я знала, что другое. Теперь всё будет другим.
— Помогите, — попросила я духов и влетела на коне в арку.
— София, — звал голос из темноты.
Я открыла глаза, но стало не намного светлее. Вечер, может быть, ночь. Шторы задёрнуты, много мужчин у кровати. Один сидит, другой стоит, третий смотрит на меня. Лиц не разобрать, в глаза будто песок насыпали.
— Хвала духам предков! — порадовался девичий голосок. — Лин Гвидичи! Франко! Она очнулась.
Измученное долгим беспамятством тело тонуло в перине. Я всегда спала на боку, но тут меня аккуратно уложили. Ноги вытянуты, руки по швам. “Шавасана, — некстати вспомнились занятия йогой. — Поза мертвеца”.
— Родная.
Запахов я не чувствовала. Шорох ткани, с которым он садился на пол возле моей кровати, едва слышала. Зато тянулась к нему изо всех сил.
— Франко.
Успела почувствовать поцелуй на тыльной стороне ладони и уснула. Мягко так, спокойно.
Встретили нас неласково. Дедушка умер тридцать лет назад, не пережил первую же зиму. Место вождя занял его друг. У друга свои сыновья, внуки.
— Прогнать бы вас, но знаю, что не можете уйти. Оставайтесь. Юрту на холме ставьте, подальше от нас.
Дарга злился, поджимал губы. Воин-шаман, сын вождя.
— Нас казнят на совете племени, — шепнул мне, поворачивая коня. — Обманут, что так сказали духи. Я видел их шамана, он слаб. Сделает, как велит Дэгай. Защитит его власть.
Но слишком плохо он думал о шамане. Наговаривал на него. Духи вели нас. Боги одни на всех.
— Вы — новое племя, — объявил Дэгай. — Ты, Дарга, вождь, твоя жена шаман. Нам разрешили с вами торговать.
Юрту оставили в покое. На коней в богатой сбруе и на домашний скарб перестали заглядываться. Думать, как забрать себе.
— Дэгай хитёр, — сказала я. — Он уверен, что мы тоже не переживём зиму.
А пока стояло лето. Ребёнок рос. Я гладила живот и пела ему песни. Дарга торговался. Нашёл другие племена, не похожие на нас. У тех людей была смуглая кожа и глаза, будто щели на лице. Вождь моего племени менял оружие на припасы.
— Смотри! — закричал он, врываясь в юрту. Что-то белое и прохладное бухнулось на колени. — Смотри, Ахиль. Жидкая, как вода, и блестит, как золото.
Рубашка. Из шёлка. Такая же иноземная, как я. Чужая. О, мы понравились друг другу. Я расшила её красной шерстяной нитью. Защитила от злых духов и себя, и ребёнка.
Не помогло. Живот болел, дитя не шевелилось.
— Дарга! — кричала я, надышавшись дыма. Звала мужа. — Дарга.
“Тебе нужен щит, — твердили духи. — Шаманский щит. Линней”.
Я проснулась, когда за окном светило солнце. Пусто было в комнате, тихо, пахло травами. Линней сидел в кресле. В одной белой рубашке и тёмных штанах.
— Ясного неба, София.
“Шавасана” не изменилась. Я кое-как поднялась на локтях и потянулась к кувшину.
— Пить.
— Сейчас, подожди.
Голова закружилась. Линней тут же оказался рядом. Я не чувствовала его объятий: обмякшее тело кололи тысячи иголок. Но слышала, как плескалась вода.
— Пей.
Травяной чай заваривала Бояна, наверное. После трёх глотков я вернулась из полуобморочного состояния. Даже мысли какие-то появились в голове.