Читать интересную книгу Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ. - Иван Киреевский

Такимъ образомъ здѣсь, какъ и во всѣхъ современныхъ явленіяхъ мысли въ Европѣ, новѣйшее направленіе противорѣчитъ новому, разрушившему старое.

Дизраели не зараженъ никакимъ иноземнымъ пристрастіемъ. Онъ представитель юной Англіи, — круга молодыхъ людей, выражающихъ особый, крайній отдѣлъ партіи Тори. Однако не смотря на то, что молодая Англія дѣйствуетъ во имя самой крайности сохранительныхъ началъ, но, если вѣрить роману Дизраели, самая основа ихъ убѣжденій совершенно разрушаетъ интересы ихъ партіи. Они хотятъ удержать старое, но не въ томъ видѣ, какъ оно существуетъ въ теперешнихъ формахъ, а въ его прежнемъ духѣ, требующемъ формы, во многомъ противоположной настоящему. Для пользы аристократіи, хотятъ они живаго сближенія и сочувствія всѣхъ классовъ; для пользы церкви Англиканской, желаютъ ея уравненія въ правахъ съ церковью Ирландскою и другими разномыслящими; для поддержанія перевѣса земледѣльческаго, требуютъ уничтоженія хлѣбнаго закона, ему покровительствующаго. Однимъ словомъ, воззрѣніе этой партіи Тори очевидно разрушаетъ всю особенность Англійскаго Торизма, а вмѣстѣ съ тѣмъ и все отличіе Англіи отъ другихъ государствъ Европы.

Но Дизраели жидъ, и потому имѣетъ свои особенные виды, которые не позволяютъ намъ вполнѣ полагаться на вѣрность изображенныхъ имъ убѣжденій молодаго поколѣнія. Только необыкновенный успѣхъ его романа, лишеннаго впрочемъ достоинствъ собственно литературныхъ, и болѣе всего успѣхъ автора, если вѣрить журналамъ, въ высшемъ Англійскомъ обществѣ, даетъ нѣкоторое правдоподобіе его изложенію.

Исчисливъ такимъ образомъ замѣчательнѣйшія движенія литературъ Европы, мы спѣшимъ повторить сказанное нами въ началѣ статьи, что, обозначая современное, мы не имѣли въ виду представить полной картины настоящаго состоянія словесностей. Мы хотѣли только указать на ихъ послѣднія направленія, едва начинающія высказываться въ новыхъ явленіяхъ.

Между тѣмъ, если мы соберемъ все замѣченное нами въ одинъ итогъ и сообразимъ его съ тѣмъ характеромъ Европейскаго просвѣщенія, который, хотя развился прежде, но продолжаетъ еще до сихъ поръ быть господствующимъ, то съ этой точки зрѣнія откроются намъ нѣкоторые результаты, весьма важные для уразумѣнія нашего времени.

— Отдѣльные роды словесности смѣшались въ одну неопредѣленную форму.

— Отдѣльныя науки не удерживаются болѣе въ своихъ прежнихъ границахъ, но стремятся сблизиться съ науками, имъ смежными, и въ этомъ расширеніи предѣловъ своихъ примыкаютъ къ своему общему центру — философіи.

— Философія въ послѣднемъ окончательномъ развитіи своемъ ищетъ такого начала, въ признаніи котораго она могла бы слиться съ вѣрою въ одно умозрительное единство.

— Отдѣльныя Западныя народности, достигнувъ полноты своего развитія, стремятся уничтожить раздѣляющія ихъ особенности и сомкнуться въ одну обще-Европейскую образованность.

Этотъ результатъ тѣмъ замѣчательнѣе, что онъ развился изъ направленія ему прямо противуположнаго. Преимущественно произошелъ онъ изъ стремленій каждаго народа изучить, возстановить и сохранить свою національную особенность. Но эти стремленія чѣмъ глубже развивались въ историческихъ, философскихъ и общественныхъ выводахъ, чѣмъ болѣе доходили до коренныхъ основъ отдѣленныхъ народностей, тѣмъ яснѣе встрѣтили въ нихъ начала не особенныя, но общія Европейскія, равно принадлежащія всѣмъ частнымъ національностямъ. Ибо въ общей основѣ Европейской жизни лежитъ одно господствующее начало.

— Между тѣмъ это господствующее начало Европейской жизни, отдѣляясь отъ народностей, тѣмъ самымъ является уже какъ отжившее, какъ прошедшее по смыслу своему, хотя еще продолжающееся по факту. Отъ того современная особенность Западной жизни заключается въ томъ общемъ, болѣе или менѣе ясномъ сознаніи, что это начало Европейской образованности, развивавшееся во всей исторіи Запада, въ наше время оказывается уже неудовлетворительнымъ для высшихъ требованій просвѣщенія. Замѣтимъ также, что и это сознаніе неудовлетворительности Европейской жизни вышло изъ сознанія прямо ему противуположнаго, изъ убѣжденія недавно прошедшаго времени, что Европейское просвѣщеніе есть послѣднее и высшее звено человѣческаго развитія. Одна крайность обратилась въ другую.

— Но сознавая неудовлетворительность Европейской образованности, общее чувство тѣмъ самымъ отличаетъ ее отъ другихъ началъ всечеловѣческаго развитія и, обозначая его какъ особенное, обнаруживаетъ намъ отличительный характеръ Западнаго просвѣщенія въ его частяхъ и совокупности, какъ преимущественное стремленіе къ личной и самобытной разумности въ мысляхъ, въ жизни, въ обществѣ и во всѣхъ пружинахъ и формахъ человѣческаго бытія. Этотъ характеръ безусловной разумности родился также изъ предшествовавшаго ему, давно прошедшаго стремленія, изъ прежняго усилія — не воспитать, но насильственно запереть мысль въ одной схоластической системѣ.

— Но если общее ощущеніе неудовлетворительности самыхъ началъ Европейской жизни есть не что иное, какъ темное или ясное сознаніе неудовлетворительности безусловнаго разума, то, хотя оно и производитъ стремленіе къ религіозности вообще, однако, по самому происхожденію своему изъ развитія разума, не можетъ подчиниться такой формѣ вѣры, которая бы совершенно отвергала разумъ, — ни удовлетвориться такою, которая бы поставляла вѣру въ его зависимость.

— Искусства, поэзія и даже едва ли не всякая творческая мечта только до тѣхъ поръ были возможны въ Европѣ, какъ живой, необходимый элементъ ея образованности, покуда господствующій раціонализмъ въ ея мысли и жизни не достигъ послѣдняго, крайняго звена своего развитія; ибо теперь онѣ возможны только какъ театральная декорація, не обманывающая внутренняго чувства зрителя, который прямо принимаетъ ее за искусственную неправду, забавляющую его праздность, но безъ которой его жизнь не потеряетъ ничего существеннаго. Правда для поэзіи Западной можетъ воскреснуть только тогда, когда новое начало будетъ принято въ жизнь Европейскаго просвѣщенія.

Этому отчужденію искусства отъ жизни предшествовалъ періодъ всеобщаго стремленія къ художественности, окончившийся вмѣстѣ съ послѣднимъ художникомъ Европы — съ великимъ Гете, который выразилъ смерть поэзіи второю частію своего Фауста. Безпокойство мечтательности перешло въ заботы промышленности. Но въ наше время разногласіе поэзіи съ жизнію еще яснѣе обнаружилось.

— Изо всего сказаннаго слѣдуетъ еще, что современный характеръ Европейскаго просвѣщенія, по своему историческому, философскому и жизненному смыслу, совершенно однозначителенъ съ характеромъ той эпохи Римско-Греческой образованности, когда, развившись до противорѣчія самой себѣ, она по естественной необходимости должна была принять въ себя другое, новое начало, хранившееся у другихъ племенъ, не имѣвшихъ до того времени всемірно-исторической значительности.

Каждое время имѣетъ свой господствующій, свой жизненный вопросъ, надъ всѣми преобладающій, всѣ другіе въ себѣ вмѣщающій, отъ котораго одного зависитъ ихъ относительная значительность и ограниченный смыслъ. Если же справедливо все замѣченное нами о настоящемъ состояніи Западной образованности, то нельзя не убѣдиться, что на днѣ Европейскаго просвѣщенія, въ наше время, всѣ частные вопросы о движеніяхъ умовъ, о направленіяхъ науки, о цѣляхъ жизни, о различныхъ устройствахъ обществъ, о характерахъ народныхъ, семейныхъ и личныхъ отношеній, о господствующихъ началахъ внѣшняго и самаго внутренняго быта человѣка, — всѣ сливаются въ одинъ существенный, живой, великій вопросъ объ отношеніи Запада къ тому незамѣченному до сихъ поръ началу жизни, мышленія и образованности, которое лежитъ въ основаніи міра Православно-Словенскаго.

Когда же мы отъ Европы обратимся къ нашему отечеству, отъ этихъ общихъ результатовъ, выведенныхъ нами изъ словесностей Западныхъ, перейдемъ къ обозрѣнію словесности въ нашемъ отечествѣ, то увидимъ въ ней странный хаосъ недоразвитыхъ мнѣній, противорѣчащихъ стремленій, разногласныхъ отголосковъ всѣхъ возможныхъ движеній словесностей: Германской, Французской, Англійской, Итальянской, Польской, Шведской, разнообразное подражаніе всѣмъ возможнымъ и невозможнымъ Европейскимъ направленіямъ. Но объ этомъ надѣемся мы имѣть удовольствіе говорить въ слѣдующей книгѣ.

II.

Въ первой статьѣ нашего обозрѣнія сказали мы, что словесность Русская представляетъ совокупность всѣхъ возможныхъ вліяній различныхъ литературъ Европейскихъ. Доказывать истину этого замѣчанія кажется намъ излишнимъ: каждая книга можетъ служить для того очевиднымъ свидѣтельствомъ. Объяснять это явленіе мы также почитаемъ неумѣстнымъ: причины его въ исторіи нашей образованности. Но замѣтивъ его, сознавъ это всепріемлющее сочувствіе, эту безусловную зависимость нашей словесности отъ различныхъ словесностей Запада, мы въ этомъ самомъ характерѣ нашей литературы видимъ, вмѣстѣ съ наружнымъ сходствомъ, и коренное отличіе ея отъ всѣхъ литературъ Европейскихъ.