Со злобой добавил. С прорвавшейся изнутри злобой.
– Что…
Удивленный Карлос хотел спросить, чем вызвана столь разительная перемена в поведении мужчины, но понял, что язык не слушается. И руки. И ноги. А голова стремительно наливается расплавленным свинцом, становясь тяжелой и горячей.
«Нас опоили! – Карлос понял, что падает. – Егоза!»
Но прийти на помощь верная Шахмана не могла при всем желании – она рухнула на землю чуть позже, но все равно рухнула, подкошенная огромной дозой дурмана.
– Приказчики, значит… Ну, ну… – Довольный собой хуторянин сплюнул, после чего принялся расседлывать лошадей – он и в самом деле был рачительным хозяином.
* * *
На первый взгляд могло показаться, что лорды безраздельно владели Героями, поскольку в их руках находился идеальный инструмент управления – каталисты, уникальные артефакты, необходимые для воскрешения павшего в бою воина. К тому же никто, кроме лордов, не владел прайм-индукторами, но… Но всегда и во всех делах есть небольшое «но», нивелирующее, а то и вовсе сводящее на нет любые преимущества. В случаях с лордами таковым «но» была способность Героев создавать новые каталисты. То есть, теоретически, любой из них мог отправиться искать счастья у другого владетеля, и этот факт делал положение лордов несколько двусмысленным: от них зависела жизнь Героев, но и рабами те не являлись, а потому – владетели не позволяли себе относиться к Героям, как к скотам. Они сохраняли дистанцию, демонстрируя, что стоят выше, но в то же время не забывали демонстрировать детям прайма свое уважение.
И еще не забывали о том, что Герои не любят оставаться мертвыми слишком долго.
И именно поэтому леди Агата спустилась к прайм-индуктору всего через час после того, как почувствовала смерть Улле Изморози – если обстоятельства позволяли, кобрийская владетельница охотно подчеркивала свою заботу о Героях.
Тьма.
Беспросветная тьма…
Многие Герои болтали, что видели при воскрешении цветные картины. Некоторые сравнивали их с цветными облаками, с яркими красками карнавала, приходящего на излете длинной зимы, и даже с адорнийской одеждой сравнивали, напоминающей вызывающую птичью окраску. Многие Герои говорили, что нет под луной ничего восхитительнее причудливого смешения прайма, из которого выходит новая жизнь. И к картине этой они были готовы возвращаться снова и снова, даже несмотря на то, что цена возвращения – смерть.
Многие Герои.
Но только не безликие. Только не те, кого побаивался сам прайм. Только не они.
Тьма – вот что видел Улле Изморозь во время воскрешения, тьму, и только ее. Без оттенков серого, без полутеней и намеков на отблески света, без надежды. И не облаком казалась она безликому, а липкой черной слякотью, болотной жижей, что сковывает движения перед тем, как задушить, вонючей мерзостью. И потому ничего, кроме отвращения, не испытывал Изморозь при воспоминании о том дерьме, что раз за разом дарило ему жизнь. О том образе, что принимал для безликих прайм, о той гадости, через которую приходилось идти.
Идти, напитываясь злобой и ненавистью…
– Рада, что ты вернулся, Улле, – громко произнесла Агата, бездумно листая толстую книгу «Наставлений».
– Моя леди… – Изморозь с достоинством поклонился. – Простите, что вам пришлось потратить на меня время и прайм.
– Не говори ерунду, Улле.
– Меня убили, – виновато напомнил Изморозь. Не муки очередной смерти волновали Героя – Улле, как и остальные безликие, воспринимал страдания стоически, научился получать удовольствие от путешествия по личному аду, – нет. Изморозь чувствовал стыд. – Я проиграл бой.
– Такое случается, – ровно произнесла леди, захлопывая книгу. – Ты проиграл, но держался смело и храбро… Ты ведь смело держался, Улле?
– Вы сомневаетесь?
– И за это я тебя ценю: за твою неукротимость. А прайм… – Агата махнула рукой. – Прайм не важен, Улле, важно, что ты вернулся.
– Спасибо, моя леди.
Безликие были чуть ли не единственными Героями, которые воскресали не полностью обнаженными – на их лицах оставалась маска. Как шутили лорды, прайм отказывался смотреть на самых безжалостных из своих детей, то ли противно ему было, то ли боялся, вот и считал маску частью их тел. Ее, разумеется, можно было снять, но делали это безликие крайне редко.
– Где тебя убили? – поинтересовалась леди Агата. Она расположилась в кресле и равнодушно наблюдала за тем, как натягивает на себя одежду Улле.
– В Гридвальде.
– Стоит ли ждать остальных?
– Нет, моя леди, у нас все шло хорошо. Потери не превысят допустимых пределов. – Улле помолчал, внимательно разглядывая рубашку, и уточнил: – То есть, одного меня.
Противно, конечно, произносить такое, противно и унизительно считать себя «допустимой потерей», но что делать? В общении с леди Кобрин Изморозь предпочитал оставаться честным – она была единственным на свете человеком, которого безликий искренне уважал.
– Почему Маркус решил сменить в Гридии власть?
– У меня сложилось впечатление, что Датос и Карлос ему опротивели. Но, возможно, у рыцаря Лашара были и другие причины.
– Опротивели? – леди Кобрин тонко улыбнулась – ей понравилось данное Героем определение. – Продолжай.
– Рыцарь Лашар отправился на аудиенцию, мы, согласно полученным указаниям, пробыли во дворе замка полчаса и, поскольку рыцарь Лашар не вышел, начали действовать.
– Ударили гридийцам в спину.
– Совершенно верно, моя леди. – Такие подробности Улле не смущали. – К сожалению, быстро справиться с гридийскими Героями не получилось, они оказались готовы к нападению и втянули нас в бой. – Изморозь рывком затянул пояс. – Меня убили, когда мы прорвались в тронный зал. К этому времени Датос был уже мертв.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
– А его сын? – Агата свела брови, припоминая имя. – Карлос, кажется?
– Я видел, как он смылся из тронного зала.
– Отступил или бежал, собираясь покинуть замок?
– Не могу знать, моя леди.
Впрочем, особенной разницы Агата не видела: если Карлосу удастся бежать, он будет пойман в другом владении и повешен, потому что…
– Лашар подготовил компрометирующие юношу улики?
– Да, моя леди, – кивнул безликий. – Карлос Грид обвинен в убийстве отца и соучастии в убийстве Безвариата Сотрапезника. Ему не отмыться.
Еще одна улыбка: Лашар, лучший из помощников, как всегда на высоте. Неплохо, конечно, было бы узнать, почему Маркус решил сменить в Гридии власть, но Агата верила в здравомыслие рыцаря и уже забыла замечание Улле насчет «опротивели»: Лашар никогда не позволял чувствам взять верх над разумом. Если он решил избавиться от старого Датоса, значит, у него были на то основания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});