на его руке несколько шрамов в красных пятнышках.
Сладкий чай приятно согревал. Джонни, похоже, много поездил, многое повидал, и выпендриваться ему уже не надо. И с радушием не перегибает, и она это оценила.
– Если за место никто не платит, попадают сюда, на кладбище брошенных надгробий. – В зеленых глазах Берга блеснул холодок. – Но в семье Фалк об этом, конечно, не слыхали.
Глава 21. Это останется между друзьями
Улав задернул в кабинете шторы и выключил свет. Тьма опускалась на Редерхёуген, сперва угнездилась в рощах и аллеях, потом вечерняя пелена окутала лужайки и, наконец, главный дом.
Уютная столовая, выдержанная в крестьянско-романтическом стиле, находилась на втором этаже, с видом поверх аудитории, на закат. Часто ее использовали для встреч в узком кругу, будь то обеды или тайные примирительные свидания. В частности, на раннем этапе Ословского процесса[53] представители израильтян и палестинцев обедали здесь с норвежскими посредниками-миротворцами.
Больших опасений Улав не испытывал, но то, что Сверре рассказал об интригах Александры, напомнило о страхе, который всегда жил в сердце. Он боялся дочери так же, как некогда боялся матери, будто обе они воплощали альтернативу ему самому и семье. В них ощущалась неуправляемость, они были вне его контроля.
Много лет Улав не чувствовал себя таким одиноким, как теперь, после смерти матери, однако же будет не вполне справедливо следом за детьми утверждать, что у него есть только знакомые, но не друзья. В последние годы близким другом стал Мартенс Магнус. После того как Улав год назад поддержал его в ходе развода, Магнус прислал ему личную открытку. «Моему дорогому другу Улаву» – так там было написано, и Улав на удивление растрогался.
Да, их отношения носили явно взаимовыгодный характер, но это и настоящая дружба тоже.
В молодости Улава влекло к людям старше его. А примерно в середине жизни все изменилось. Теперь его тянуло к молодежи. Ровесники с их хворями, вялыми телами, косностью мыслей, особенно заметной потому, что мир постоянно менялся, вызывали у него только презрение.
Сейчас Магнус с коктейлем в руке стоял в каминной, за столовой, разглядывая картины старых норвежских романтиков.
– Привет, Улав! – поздоровался он.
– Привет, Мартенс. – Улав обнял его.
Молодым Магнуса тоже не назовешь. Ему под пятьдесят, кожа на лице в глубоких морщинах после десятилетий, проведенных под открытым небом, сперва в холодной Северной Норвегии, затем под солнцем афганских пустынь, где он со спецназом охотился на террористов. В то время ходили слухи, что М. Магнуса прочат в главнокомандующие, но заметная в нем расчетливость вызывала у многих недоверие. Пожалуй, ему больше подходила роль этакого серого кардинала. И уже много лет он руководил в Министерстве обороны отделом спецназа. А одновременно при случае сотрудничал с Улавом и САГА.
Улав кивнул:
– Сядем за стол? Обед готов, младшая дочка постаралась.
Для начала Андреа подала приготовленный по домашнему рецепту нежный рулет из утки, источавший соблазнительный аромат гвоздики и фенхеля.
– Фантастика, – похвалил Магнус. – Хочешь стать поварихой, Андреа?
– Когда Редерхёуген перейдет ко мне, здесь будет бутик-отель с трехзвездным мишленовским рестораном.
Приподняв брови, Улав посмотрел на офицера, а дочь тем временем сделала мобильником несколько снимков фамильного герба на камине.
Фотография – искусство для лентяев, подумал он, нынешней камерой даже новичок снимков нащелкает.
Она исчезла на кухне.
– Присматривай за ней хорошенько, – сказал Магнус. – Ты, может, и не замечаешь, но у нее правда есть потенциал. В мою бытность инструктором интереснее всего было работать с такими, как она. С теми, кто имел все данные, но нуждался в направляющей руке.
– Андреа во всем хороша, – вздохнул Улав, – только вот недобрая, что есть, то есть.
М. Магнус осушил бокал – Андреа выбрала неприлично дешевое божоле, – медленно отставил его, заложил понюшку табаку.
– У тебя усталый вид, Улав, – сказал он. – Тебе нужна женщина.
Улав покачал головой.
– Ну уж нет. Мне выше крыши хватает проблем с теми женщинами, что уже есть в семье. И живыми, и мертвыми.
Каждый день после смерти Веры, доверительно сообщил он Магнусу, он просыпается ни свет ни заря. А с тех пор как Александра начала копаться в прошлом, стало еще хуже. Умолчал он только о том, что она хочет заставить его уйти в отставку. Странным образом устыдился.
– Ты никогда не рассказывал, чем рукопись Веры была так опасна в семидесятом, – сказал Магнус и налил еще вина.
– Это семейные дела.
М. Магнус долго смотрел на него.
– Улав, если я могу тебе помочь, то должен понимать контекст. – Он скрестил руки на груди. – Это останется между друзьями.
– Когда началась война, Тур, мой отец, – медленно начал Улав, – был директором «Ганзейской пароходной компании» в Бергене. Он один из первых организовал сопротивление немцам по всему побережью. Без него в Западной Норвегии не было бы ни «Шетландсбюсс»[54], ни радиопередатчиков. В октябре сорокового он погиб при кораблекрушении, в котором я, младенец, уцелел, посмертно его наградили Боевым крестом.
– Я слыхал о скелетах в шкафу похуже Боевого креста, – сказал М.М.
– Но отец был судовладелец и бизнесмен и оказался в немыслимых тисках меж собственными убеждениями и оккупационными властями. Ты же знаешь, после войны историю писали преимущественно в черно-белых красках, и… как бы это сказать… несколько проблематичные стороны биографии отца заретушировали. А двадцать пять лет спустя мать решила написать об этом книгу. Согласен, ему, наверно, пришлось заключить с немецкими властями кой-какие договоренности, но кто мы такие, чтобы судить умерших? – Улав отхлебнул еще вина, пытаясь проглотить недовольство тем, что рассказал слишком много. – Вот и все.
– И теперь Саша разыскивает рукопись. Как она вышла на след?
– Сперва я думал, что тайну доверила ей мама, – сказал Улав. – Может, и так. Но сейчас я склоняюсь к мысли, что ей рассказал кто-то из григовского издательства. Старая редакторша, а может, сам Григ.
– Юхан Григ – старый шут, – сказал Магнус.
Улав с досадой посмотрел на него.
– Тебе легко этак говорить, но Юхан много чего знает о том, что случилось в семидесятом и что ведет в Рёдерхауг.
– Григу вроде как немного осталось?
– Да, слава богу, – сказал Улав. – Пожалуй, в его случае природа сделает все быстро.
Андреа внесла главное блюдо – подвяленную рыбу, жаренную в чесночном масле, с кубиками бекона, гороховым пюре с рубленой мятой и морковкой, отваренной в масле с тмином и медом.
Оба молча принялись за еду.
– Боюсь, у меня несколько дурных вестей, – сказал Магнус, утирая уголки рта полотняной салфеткой с гербом.
Улав почуствовал, как внутри все