Отмечает, что первый является для второго фоном, на котором происходит в эстетических целях деформация языковых структур и нарушение языковой нормы. Подчеркивает, что функцией поэтического языка является «максимальная актуализация языкового высказывания» [Мукаржовский 1967: 409]. Вводит ряд важных терминов, характеризующих поэтический язык: «доминанта», «актуализация», «динамичная структура». Проясняя природу эстетической оценки в обыденном языке и языке литературы, Мукаржовский далее выводит лингвоэстетически важный закон:
в искусстве мы оцениваем каждый элемент под углом зрения его отношения к структуре данного произведения, при этом мерилом оценки в каждом конкретном случае является функция элемента в такой структуре. За пределами искусства отдельные компоненты оцениваемого явления не объединяются в эстетической структуре, а мерилом оценки является устойчивая норма, распространяющаяся на данный компонент вне зависимости от того, где он встречается [там же: 416].
Однако менее справедливым выглядит другое положение чешского ученого о том, что поэзия является единственным проявлением «эстетической структуры» языка. Некоторой издержкой структурной поэтики Пражской школы надо признать ее исключительную сосредоточенность на поэзии. Хотя многие постулаты, приведенные выше, можно было бы с успехом применить и к другим формам художественного дискурса: художественной прозе, драме, гибридным литературным формам.
Работы Я. Мукаржовского 1930–1940‐х годов серьезно продвинули понимание художественного языка как особой функциональной структуры (а не чистой формы). На первый план он выдвинул смысловое построение художественного текста в статике и динамике. Поэтический язык представлен здесь как сложная иерархия семантических отношений. Отдельно он анализирует природу номинативных актов в искусстве. Эстетический объект (поэтический текст) понимается здесь как единство преднамеренного и непреднамеренного, знакового (семиотического) и вещного (материального). Но самым важным вкладом Пражского кружка в лингвопоэтику и лингвоэстетику оказалось введение понятий «структура» и «функция» и стоящих за ними новаций научного анализа. Дискуссия об этих понятиях определила дальнейшие, уже послевоенные, пути лингвистического подхода к литературе.
Эстетический знак как коннотатор: поэтическая глоссематика
В «Пролегоменах к теории языка» Л. Ельмслев намечает перспективу исследования языка литературы как особой разновидности языка в рамках структурно-функциональной парадигмы, хотя сам и не идет далее этого заявления. Согласно датскому глоссематику, помимо «денотативных языков» (собственно, естественных), существуют также языки «коннотативные», в которых язык служит преимущественно планом выражения. Таким языком и является язык художественной литературы. Любопытно, что еще одной разновидностью языка, отличной как от денотативных, так и от коннотативных языков, Ельмслев называет метаязык лингвистики. В нем язык служит преимущественно планом содержания. Язык как объект лингвистики и как материал литературы служит содержанием для первой и выражением для другой. Этот важный тезис копенгагенского ученого пригодится нам и в дальнейшем эмпирическом исследовании экспериментальной литературы, которая, как будет показано, перенимает у лингвистики функцию метаязыка.
Последователи Ельмслева, датские лингвисты Йохансен, Стендер-Петерсен, Сёренсен и некоторые другие уже в 1940–1950‐е годы применили глоссематическую теорию коннотации к языку художественной литературы. Этот подход базировался на постулате, что текст, считающийся произведением искусства, обладает планом эстетического выражения, коннотирующим эстетическое содержание, в отличие от плана выражения и содержания в языке вообще. Были предложены различные толкования природы элементов, составляющих планы эстетического выражения и содержания. Остановимся вкратце на этих интерпретациях, поскольку они напрямую относятся к предмету нашего исследования.
Пользуясь терминологией глоссематиков, С. Йохансен вводит различие между простыми и сложными эстетическими коннотаторами в стихотворном тексте. Простые эстетические коннотаторы – это знаки, чей план выражения состоит лишь из одного из уровней денотативного знака (у Ельмслева такие знаки называются «сигналами»). Четыре возможных типа простых коннотаторов, согласно Йохансену, таковы. 1) Простые коннотаторы, основанные на денотативном выражении, – субстанции: например, рифма или выразительные качества звука. 2) Простые коннотаторы, производные от денотативного выражения-формы: например, эффекты ритма, поскольку «они выражаются отношениями между элементами денотативного выражения» [Johansen 1949: 301]. Такая интерпретация напоминает различение Ч. С. Пирсом знаков-образов (иконических знаков, основанных на субстанции) и знаков-диаграмм (иконических знаков, основанных на структурных отношениях, то есть на форме). 3) Простые коннотаторы, основанные на денотативном содержании-форме: семантические и синтаксические приемы (например, поэтические тропы), если они не зависят от метрической структуры стиха. 4) Простые коннотаторы, основанные на денотативном содержании-субстанции: они выводятся из анализа материальных и интеллектуальных особенностей стиля автора, его индивидуальных тематических констант.
В отличие от простых эстетических коннотаторов, сложные, по Йохансену, обладают денотативным знаком со всеми его уровнями как основой выражения. К тому же коннотативный знак сам по себе состоит из следующих четырех уровней: 1) Коннонативное выражение-субстанция формируется денотативным знаком. 2) Коннотативное выражение-форма является специфически эстетической словесной структурой. 3) Коннотативное содержание-форма состоит из отношений между элементами коннотативного содержания. 4) Коннотативное содержание-субстанция – это «автономная психическая структура эстетического опыта». Последняя может проявляться в спонтанных, эмоциональных реакциях или в рефлексивных реакциях, в форме интерпретаций. Подобно глоссематическому знаку Ельмслева, эстетический знак в такой трактовке – это такой знак, в котором форма является постоянным элементом, а субстанция – изменяемым. Эта закономерность заложена природой эстетического опыта, разнящегося у каждого отдельного индивидуума (автора или читателя). Предлагая таким образом новую семиотическую перспективу, Йохансен делает шаг по направлению к рецептивной теории текста.
Языковые аномалии в художественной литературе: взгляд теоретиков языка
Характерной чертой структурно-функциональной парадигмы в лингвистической теории стал интерес к аномалиям на лексико-семантическом и грамматико-синтаксическом уровнях языковой системы.
В общем виде роль аномалии в научном знании была обстоятельно обоснована Т. Куном в его теории научных революций. К тому, что было сказано нами относительно научных революций во вступительной главе выше, можно добавить существенную деталь. Согласно Куну, предпосылкой любой научной революции служит появление аномальных фактов. Аномальные факты создают кризис в научной теории и побуждают ученых искать новые объяснительные модели:
Открытие начинается с осознания аномалии, то есть с установления того факта, что природа каким-то образом нарушила навеянные парадигмой ожидания, направляющие развитие нормальной науки. Это приводит затем к более или менее расширенному исследованию области аномалии. И этот процесс завершается только тогда, когда парадигмальная теория приспосабливается к новым обстоятельствам таким образом, что аномалии сами становятся ожидаемыми [Кун 1977: