области литературы и поэзии, достаточно здравомыслящим, чтобы обсудить эту тему со мной… Но теперь этого уже не сделать. Те дни безвозвратно ушли, и надо будет прибегнуть к мнению тех, кто как-то в этом разбирается. Я сажусь за ноутбук и какое-то время навожу справки, после чего отправляю несколько мейлов.
Как раз когда я собираю сумку к выходу, мне звонит Лэнг:
– Убийца разгуливает на свободе, а она, видите ли, прохлаждается… Женщина, ты чего?
Я смотрю на часы: конечно же, уже девять, когда я обычно на рабочем месте с восьми.
– Я занималась материалами дела. А что это вы, черт возьми, мне на ночь глядя отмочили с Уэйдом?
– По закону, отказываюсь свидетельствовать против себя. Ты на работу идешь или нет? У нас тут теперь целая армия помощников.
– Выяснилось, где он взял цианид?
– Один из наших новых спецов над этим работает. Ты на работу выдвигаешься? – повторяет Лэнг.
– Скоро там буду.
Я кладу трубку. Он перезванивает:
– «Там» – это где, черт возьми? Ты куда засобиралась?
– С пробежкой сегодня утром не получилось. Ну, ты знаешь. Так что еду в тир.
– Значит, встречаемся там.
Он кладет трубку. Я перезваниваю:
– Черт возьми, Лэнг!
– Я тебя встречу.
– Тогда еду в офис!
– Езжай сейчас, или я приеду за тобой. У нас после обеда встреча с домовладельцем Дэйва. Пробуем заполучить какие-нибудь записи с камер вокруг его дома, но, похоже, там все глухо. Дом слишком далеко от дороги.
«Еще бы», – думаю я.
– Встречаемся в офисе.
Я ухожу со связи и направляюсь к двери, где с блаженством беру свое оружие и подвешиваю на себя. Через несколько минут я уже сижу в своей машине; дом Дэйва так близко, что я не могу удержаться от соблазна проехать мимо места преступления. Перед домом приостанавливаюсь. Во всех направлениях здесь натянута полицейская лента. Один разговор предрешил его будущее. Всего один незначительный разговор со мной. Говорят, что убийцы возвращаются на места преступлений. Таким вот убийцей сейчас чувствую себя я. Это ощущение меня заставил почувствовать он.
Меня зигзагом пронизывает гнев; я разворачиваюсь и трогаюсь с места.
Снова звонит Лэнг:
– Ну, ты где?
– Господи, Лэнг… Уже в пути. Работай над делом. Офицер Джексон там?
– Там. Тебя все еще донимает дерьмо, что произошло прошлой ночью?
– Думаю, нам нужно держать ухо востро. Хэйзел предположила, что цианид можно было раздобыть за границей, где всякие такие вещи легкодоступны. Она также предположила, что цианидом мог запастись кто-нибудь из бывших военных. А Джексон как раз из них.
– Погоди. Теперь ты думаешь, что это он – Поэт?
– Не так чтобы «да», но сбрасывать со счетов нельзя ничего. А ты как думаешь?
– Я? – Его голос напряжен. – Я тоже так думаю.
– И ты уверен, что он передал все образцы ДНК с места преступления? Я имею в виду, по делу Саммера криминалистам.
– Да, передал. Я разговаривал с ними утром.
– Ну, слава богу, хоть так… По Робертсу что-нибудь есть?
– Капитан звонил в Хьюстон. Они ничего о нем не слышали, но кое-что выясняют для нас. Ты сейчас где?
– Сижу у дома Дэйва, думаю.
Что, в общем-то, почти правда. Была ведь. Только отъехала.
– Сидишь и ждешь, чтобы появился Поэт?
– Если б это было так легко, Лэнг…
– Да уж. Если бы. Торопись давай.
Я без слов убираю трубку, но в сторону участка не еду. А делаю поворот в сторону университетского кампуса и здания, где работает Ньюман Смит.
Глава 46
Время близится к десяти утра, когда я паркуюсь на гостевой стоянке университета, в месте, откуда открывается вид на двери учебного корпуса. С полминуты сижу, превозмогая нервную энергию, которая струится сквозь мои пальцы на руле. Ньюман был достаточно смел и заносчив, чтобы однажды угрожать мэру. И он сделает это снова, а значит, окошечко возможности у меня остается крохотное, но оно все же есть, пока не захлопнулось окончательно. Я набираю Чака, который берет трубку на первом же гудке. Голос у него официальный:
– Чак Уотерс. Чем могу вам помочь?
Видимо, он не посмотрел на идентификатор абонента, что сейчас как нельзя кстати.
– Чак, не говори Лэнгу, что я на проводе, – приглушенно вещаю я, – или, клянусь, больше не дождешься от меня ни единой шоколадки.
– С ним я стараюсь общаться по минимуму, – успокаивает он. – И свои приоритеты храню свято: шоколад на первом месте. Что нужно?
– Какое у Ньюмана на утро расписание занятий?
В ответ клацанье клавиш и, наконец, голос Чака:
– Через полчаса у него перерыв. А затем – снова с часа дня.
– Спасибо, Чак. Ты супер.
Я невольно задаюсь вопросом, что убийца делает со своим перерывом назавтра после убийства. Надо бы это выяснить, но прямо сейчас у меня есть буквально полчаса, чтобы взглянуть на его машину.
Решение принято (возможно, не самое блестящее, но я ему в любом случае привержена); я открываю дверцу и выхожу туда, где сейчас постепенно набирает силу солнце, готовясь со временем превратить воздух в неподвижный зной. Жару я ненавижу; но, по крайней мере, я жива, чтобы насчет нее брюзжать. А вот Дэйв – нет. Из багажника я снова достаю полевую сумку, а на ее место укладываю офисную. Свою сумку-портфель и заметки я никогда не оставляю там, где их можно украсть. Такие, как Ньюман, сделают все, чтобы себя этим спасти.
Перекинув лямку через грудь, я шагаю к месту парковки Ньюмана, неторопливо озираясь в поисках любого, кто мог бы заметить мое внимание к его тачке. Таких набирается немного, и я подхожу к его минивэну – вариант авто, полностью отражающий его больное стремление к фасаду идеального семьянина. Мне думается о детях Ньюмана, которые по-своему являются жертвами чудовищных деяний своего отца. Неокрепшие души, которые однозначно будут травмированы, когда его истинное «я» будет раскрыто. Остается лишь надеяться, что они пойдут не в папу.
Присев возле заднего колеса, я фотографирую зернышки гравия, застрявшие в протекторе. Возле дома Дэйва гравия вроде бы не было, но кто знает – поблизости может оказаться парковка, посыпанная гравием, и это даст возможность рассмотреть появление его автомобиля в том районе. Отколупываю несколько зернышек гравия как образцы и укладываю в пакетик, который затем прячу в свою сумку. Затем обхожу машину и останавливаюсь у водительской дверцы, где прикидываю возможность сделать мазок на ДНК. На данном этапе в суде он принят не будет, но позже я возьму еще один – после того как докажу,