устье Шелони. Всё пространство, сколько видел глаз, было заполнено шатрами, палатками, обозами, конями и военным снаряжением, в том числе и многочисленными пушками, которые московитяне везли с собой для штурма новгородских крепостных стен.
Доложив сторожам о цели своего прибытия, новгородцы разбили собственный шатёрный лагерь, а затем отправились большими группами с дарами и серебром к братьям великокняжеским — просить их заступничества и ходатайства перед Иоанном.
Несколько дней с трепетом ждали они решения своей судьбы, все эти дни великий князь не принимал их, являя таким образом своё недовольство. Хотя, конечно, на самом деле он обрадовался такому повороту дел. Ибо хоть и был Новгород укреплён не лучшим образом, однако взять его было бы не так-то просто. При штурме, даже при самом удачном, предстояло потерять немалую часть войска. Осада — тоже не лучший способ для победы. В любое время могли пойти дожди, а это — упадок духа, грязь, плохие дороги, проблемы с питанием, болезни и снова людские потери. Иоанн дорожил своими воинами, ибо считал их главной силой и опорой в осуществлении всех своих честолюбивых планов. Так что покаяние новгородцев и их добровольное покорение его воле было лучшим способом завершения этого похода, да и, собственно, главной его целью.
Время требовалось ещё и для того, чтобы Стефан Бородатый, вёзший с собой старые летописи и документы, отобрал из них всё, что показало бы новгородцам их неправоту, измены и предательство. Кроме того, Иоанн со своими дьяками готовил грамоты, которые лишь отчасти повторяли старые новгородские права. Он решал также, какие земли можно забрать себе в качестве компенсации за вину новгородскую и как ещё наказать изменников, не нарушая старины, сохраняя в глазах народа законы и правила.
Наконец, челобитчикам объявили, что великий князь примет их завтра после заутрени и завтрака. С раннего утра готовились и волновались, как юнцы, почти все эти пожилые солидные люди. Заранее явились к просторному шатру, дождались приглашения, вошли внутрь. На высоком, специально приготовленном стуле перед ними восседал сам Иоанн с грозным, суровым лицом.
Вокруг него стояли многочисленным сонмом в дорогих походных нарядах, но без доспехов, братья его, князья-воеводы, бояре, дьяки и другие сановники. Первым сам Феофил, а за ним и все другие послы-делегаты пали на колени перед великим князем, стали молить пощады Великому Новгороду и его народу.
— Господин князь великий, — сказал Феофил, и на глазах его выступили искренние слёзы покаяния. — Утоли гнев свой, утиши ярость, пощади нас, преступников, не потому, что мы молим о том, а ради своего милосердия. Угаси огонь, палящий страну новгородскую, удержи меч, льющий кровь её жителей!
Иоанн помолчал, глядя на распростёртых у его ног новгородцев, униженно молящих со слезами на глазах о пощаде, и молвил наконец:
— Встань, владыка, и все тоже встаньте.
Пожилые новгородцы, иные и с трудом, поднялись с колен, по-прежнему не смея взглянуть на пронзительные, яркие глаза Иоанна. Он протянул руку, и Стефан поднёс ему большой исписанный лист бумаги.
— Здесь исчислены все ваши преступления, все законы, которые Новгород, отчина моя и моих предков, нарушил, все измены, которые вы творили, — произнёс он медленно и значительно. — Будете ли вы оправдываться передо мной, доказывать правоту свою?
— Нет, господин князь великий, — молвил, вновь склонившись, старый, седой Феофил с непокрытой головой. — Мы согласны со всеми твоими упрёками и обвинениями, мы кругом виноваты и не хотим умалять своей вины, хотим платить по всей полноте, требуем лишь твоего милосердия к земле нашей и народу нашему.
Послы вновь склонили головы и молча ждали дальнейшего решения. И тут вступились братья государевы: следующий за ним по возрасту и похожий на него самого замечательный полководец Юрий Дмитровский, потом Андрей Большой Угличский, Борис Волоцкий, другие бояре. Все они за минувшие три дня получили щедрые дары от новгородцев и охотно демонстрировали и перед ними, и перед старшим братом своё милосердие.
Государь дал всем наговориться и напроситься всласть, долго молчал, думал, потом вновь протянул руку, на этот раз в сторону своего дьяка Владимира Гусева. Тот немедленно принёс ему бумажный свиток, тоже испещрённый записями и цифрами.
— Тут я перечислил всё, что с вас причитается за вину вашу. Я пока не буду занимать время и читать всё это здесь, отдаю вам эти документы для изучения и обсуждения, завтра в такое же время жду вас в своём шатре. Будем принимать решения, подписывать договора.
Феофил, взяв свиток, вновь низко склонился перед Иоанном. Аудиенция закончилась. Новгородцы удалились. Сразу же от Иоанна они направились с бумагой в шатёр Феофила и, рассевшись на мягких подстилках перед небольшим столом, по-татарски подогнув ноги, начали знакомиться с требованиями великого князя. Они подразделялись на шесть частей. Чем дальше читали их новгородцы, тем печальнее становились их и без того грустные лица.
Иоанн отчасти повторял в проекте нового договора те условия, что были уже когда-то утверждены и подписаны Великим Новгородом с его батюшкой и более давними предками. Иоанн обязался установить мир с Великим Новгородом и целовать ему крест, они за то должны были, как прежде, держать княжение его честно и грозно без обиды. Никакой хитростью не отдаваться за короля и великого князя Литовского, не отступать от великого князя Московского ни к кому. Не принимать в свой город ни ставленников из Литвы, ни врагов московских. Владыку ставить только в Москве, у гроба Святого Петра Чудотворца, у великого князя Московского и у митрополита, кто там ни будет. Пошлины великому князю и митрополиту платить по старине — лишнего не прибавлять. Псковским послам в Москву ездить по земле новгородской, как и прежде, — без помех, без задержек.
Однако было в договоре и такое, против чего восставала душа вольных людей. Иоанн требовал запретить издавать вечевые грамоты, пользоваться только печатью великокняжеской, признавать лишь верховную власть государя Московского в случае несогласия его наместников с новгородскими сановниками. Это было серьёзное ущемление их свобод. Иоанн хотел навсегда забрать себе только что завоёванные им Торжок, Двинские земли, территорию в Вологде, в Перчи, берега Пинеги, Мезены, Немьюги, Выи, Суры Поганой, Пильи горы и другие — все они должны были снять с себя крестное целование Новгороду и отдаться Москве. Это была огромная, слишком огромная плата за проступок.
Но, пожалуй, больше всего озадачила новгородцев сумма денег, которую требовал с них великий князь, — двадцать тысяч рублей, то есть сто пудов серебра!
— Мы же не сможем заплатить столько денег! — услышав