мерещился безжалостно секущий саблей и колющий копьём противник. «Москва! Москва!» — раздавались душераздирающие вопли на огромной площади в двенадцать вёрст. Воины великокняжеские и действительно не терялись: секли, рубили почти не оказывающего сопротивление врага, преследуя его и разя без жалости, забирая в плен молящих о пощаде. Весь бой продолжался не более часа, после чего москвитяне начали собирать к берегу пленных и тех раненых, которые могли сами двигаться.
Дмитрий Борецкий очнулся от того, что кто-то сапогом пнул его в бок.
— Этот стонет тоже, — услышал он голос, — знатный, видать, богатый! Может, очухается! Хорош пленник! Гляди, какие доспехи — с золотом и серебром, а меч-то, меч...
Дмитрий почувствовал, что у него вытаскивают из-под руки его драгоценный меч и инстинктивно схватил его. Открыл глаза и увидел над собой двух пеших и одного конного воина. Тут же вспомнил, что во время боя, когда он попытался оказывать сопротивление, кто-то сзади ударил его по голове то ли палицей, то ли топориком — прочный шлем спас от гибели, но он, видимо, потерял сознание и свалился с коня. Страшно болела голова, хотелось пить.
— Вставай-ка, изменник и сын изменника, — добродушно обозвал его один из воинов, довольный, видимо, благополучно завершившимся боем и потому не имевший особой охоты браниться. — Пошли к нашему воеводе, познакомишься! Ты, видно, их круга птица. Вот уж получишь теперь и славы, и почестей по самую макушку, — продолжал балагурить он, помогая новгородскому воеводе подняться, и, видя, что тот шатается, поддержал его левой рукой за плечо. В правой он держал тоже, видно, трофейный дорогой меч; свой болтался у него на боку в ножнах. Второй москвитянин молча шёл рядом, поглядывая по сторонам и ища себе новую добычу. Увидев в стороне убитого, хорошо обряженного воина, он забрал у него нож и пояс — законную добычу. Шлемов и другого боевого наряда у победителей было явно достаточно, — они не трогали этот обычно тоже ценимый трофей.
Воины Холмского потихоньку стекались с пленными и с добычей к берегу, на котором немногим более часа назад начинался бой. Сюда уже переправили и обозы — так же просто и легко, как и само войско. Князь Данила с проводником ещё раз прошли реку туда и обратно, и даже проводник, исходивший здесь не одни сапоги, удивлялся.
— Надо же, как обмелела?! Отродясь такого не было! Тут обычно летом по грудки бывает. В самую жару — по пояс остаётся. Но чтоб вот так совсем усохло!.. Это уж, точно, Господь на новгородцев прогневался!
Лето действительно выдалось на редкость засушливое. Как ни молили новгородцы дождя-защитника, он так с самой весны ни разу и не закапал. В результате войска великокняжеские шли по обычным болотам, как посуху, переправлялись через реки, как по мосткам, не замечали мест, где в обычное лето озёра разливались, болота засасывали. Вот и Шелонь — одна из самых полноводных рек новгородских — подвела...
Громкий трубный глас возвестил над Шелонью и над усыпанным трупами полем победу, бойцы сошли с коней и, установив рядом со знамёнами образа Спасителя и Пресвятой Матери Его, прямо под открытым небом совершили молебен. Подсчитали трофеи. Оказалось, взяли около тысячи семисот пленников, в том числе знатнейших детей боярских и посадников Дмитрия Борецкого, Василия Казимира, Кузьму Григорьева, Матвея и Василия Селезневых и других. Взяли обоз с добром и продуктами. К государю помчался гонец Иван Замятия с радостной вестью, что передовой отряд Холмского фактически решил судьбу всего похода, разбил главное войско новгородское на Шелони, и путь к Новгороду открыт. Пленные и обозы были отправлены к государю в Русу, а Холмский со своим отрядом, не встречая уже никакого сопротивления, двинулся к Нарове, опустошая по пути новгородские сёла.
Известие о столь быстрой и лёгкой победе воодушевило Иоанна и его окружение. Как водится, отслужили молебен, отблагодарили Бога за помощь и, с удобствами расположившись в Русе, которая начала уже отстраиваться после пожара, стали ждать вестей из Новгорода, от других своих полков. И вскоре очередной гонец сообщил, что московские воеводы Василий Образец и Борис Слепой разбили на Двине новгородского воеводу Василия Шуйского-Гребёнку. Он же рассказал и о подробностях ожесточённого сражения, которое продолжалось целый день. Москвитяне убили трёх знаменосцев и захватили новгородскую хоругвь, а сам воевода новгородский, израненный, еле сумел спастись в лодке: бежал с товарищами в Колмогоры, а оттуда в сам Новгород. Таким образом, полки Иоанновы покорили всю двинскую землю, привели её жителей в подданство Москвы, значительно расширив территорию Руси.
Однако следующая весть привела Иоанна в неистовство. Новгородцы, напуганные жестокостью великокняжеских войск, переругавшись и перессорившись, решили обороняться, пожгли посады, приготовили пушки и ждали нападения. Разъярившись, Иоанн приказал казнить четверых знатнейших своих пленников, активнейших сторонников Литвы, в том числе Марфиного сына Дмитрия Борецкого. Шестерых приказал оковать в железа и отвезти в Коломну в заточение, других — в тюрьмы московские, некоторых простых людишек, насильно втянутых в войну, велел отпустить по домам.
Казнь совершили здесь же, в Русе, в присутствии её жителей и пленных новгородцев — «для науки». Палач по очереди подходил к стоящим на коленях, приготовленным к смерти жертвам и молниеносно опускал топор на их оголённые шеи.
«Эх матушка!» — подумал, склоняя голову к плахе Дмитрий. Последнее, что увидел этот молодой, сильный, влюблённый в жизнь человек, — зеленеющую на земле травинку, а затем яркую вспышку света...
Свершив казни, Иоанн со своим воинством вновь двинулся в путь — к Ильменю, ближе к Новгороду.
Глава VII
ОТКУП
В Новгороде всё ещё пахло дымом, по воздуху то и дело парили, словно листья, вздымаемые ветром, кусочки пепла. Пролитовская сторона победила, и было решено держать оборону. Для этого в первую очередь пожгли посады — жилища, расположенные за крепостной стеной, которые при штурме неприятеля могли стать хорошей дымовой завесой для атакующих. Вече больше не собирали, но и в Посадском приказе, и в Марфином доме жизнь кипела: то собирался Совет господ — посадники и тысяцкие во главе с архиепископом обсуждали дальнейшие планы, то пересылались гонцами, то — жизнь есть жизнь — устраивали сытные обеды, не брезгуя и вином с крепким мёдом.
В шок привело людей известие о Шелоньской битве, но правители догадались направить энергию людей не на возмущение, а, запугав возможностью мести Иоанна всем подряд, на организацию обороны города: укрепляли стены, ставили патрули, чистили и ремонтировали застоявшиеся пушки. Но не обошлось без