— Знаете ли вы польскую литературу?
— Как раз дело в том, что, к сожалению, недостаточно. Это, впрочем, частично по вашей вине. После революции ни один польский литератор не побывал еще в нашей стране, не было стремлений к установлению связи…
— Но ни один из литераторов СССР тоже не приезжал к нам.
— Так вот я и делаю начало. Хочу посмотреть, что нового у вас в литературе, рассказать вашим литераторам, как мы работаем, а по возвращении в страну рассказать своим коллегам о том, что я здесь видел и слышал.
— Над чем вы в настоящее время работаете?
— Я заканчиваю ряд вещей. Прежде всего — поэма, посвященная десятилетию революции*. Эта поэма будет затем инсценирована и поставлена в Ленинградском государственном театре. Это будет грандиозное зрелище, исполненное артистами нескольких театров, с песнями, музыкой, танцами… Кроме того, я сейчас с особым увлечением работаю над книжками для детей.
— О, это интересно… И в каком духе вы пишете эти книжки?
— Я стремлюсь внушить детям самые простейшие общественные понятия, делая это как можно осторожнее…
— Например?
— Скажем, я пишу рассказ об игрушечном коне*. Тут я пользуюсь случаем, чтобы объяснить ребенку, сколько людей должно было работать, чтобы изготовить такого коня, — допустим: столяр, художник, обойщик. Таким путем ребенок знакомится с коллективным характером труда. Или описываю путешествие*, в ходе которого ребенок не только знакомится с географией, но и узнает, что одни люди бедны, а другие — богаты, и т. д.
— Я слышал, что вы в настоящее время много пишете для кино?
— Да, я написал восемь сценариев. Три уже реализованы*, а именно: «Октябрюхов и Декабрюхов» (на тему эволюции в понимании революции), затем — «Закованная фильмой» и, наконец, фильм, являющийся описанием 24 часов из жизни поэта*, в котором я сам играю главную роль.
— Вероятно, вы вообще уже довольно много написали за свою жизнь?
— Государственное издательство как раз выпускает полное собрание моих сочинений. Недавно вышел из печати пятый том.
— Кроме того, вы уделяете внимание работе в журналах?
— Редактирую литературный ежемесячник под названием «Новый Леф», являющийся органом группы поэтов Левого литературного фронта, или так называемой группы Леф. Это уже весьма известные и выдающиеся писатели.
— Может быть, вы назовете наиболее талантливых?
— К этой категории я отнес бы прежде всего таких, как Асеев, Пастернак, Третьяков, Брик, Шкловский, а из самых молодых — Кирсанов или сочувствующий нам Сельвинский.
— А из других групп?
— Важнейшей из них является ВАПП, или Всероссийская ассоциация пролетарских писателей, насчитывающая много членов. Самые выдающиеся среди них — это Светлов, Уткин и Фадеев.
— Я вижу, что этих групп довольно много?
— Да, существуют еще: «Перевал», «Кузница» и, кроме того, другие объединения, как, например, Союз крестьянских писателей и т. д. Но как раз в данный момент находится в стадии организации Федерация советских писателей, которая объединит все эти союзы для совместной общественно-литературной деятельности и по профессиональным вопросам.
— Насколько вообще распространена сейчас литература в России? Многие ли пишут и, что еще важнее, многие ли читают?
— В последнее время отмечается постоянный и весьма значительный рост количества писателей и читателей. А особенно знаменательно то, что неслыханно вырос культурный уровень не только в крупнейших центрах, которыми являются столицы отдельных советских республик, но и по всей стране…
[1927]
Из беседы с редактором журнала «Польска вольность»*
Спрашивают гостя-поэта:
— Откуда вы прибыли в Варшаву?
— Из поездки, которую я совершил в Прагу, Берлин, Париж…
— Какие впечатления?
— Хорошие.
— Как понравилась Прага?
— Хороший город.
— А Берлин?
— Хорош.
Улыбаемся. Чувствую, что мой собеседник отвечает как-то уклончиво.
— Ну, а Париж?
— Тоже хорош…
— Ну, а каковы ваши первые впечатления от Варшавы?
— Очень приятные. Меня гостеприимно принял ПЕН-клуб* (тут Маяковский кланяется в сторону председателя клуба…). Очень приветливо встретили и т. д…
— Не чинили ли польские власти каких-либо препятствий с визой?
— Нет…
— Посвятите ли вы что-нибудь Варшаве?
— Разумеется, как только отсюда выеду…
— Хорошо, но ваши первые впечатления?.. Те впечатления, которые у художника играют такую большую роль в воспроизведении чего-либо.
— Очень приятные…
Маяковский улыбается, разгуливает по комнате, потирая руки…
— Можно ли узнать, с какой целью вы приехали в Варшаву?
— Познакомиться с людьми, посмотреть город… Я приехал по своей инициативе, на собственный счет, сам по себе…
— Вы не являетесь членом партии?
— Нет.
Здесь Маяковский начинает обосновывать позицию, занимаемую им как поэтом.
— Если бы я отошел от своих, то я перестал бы быть писателем. Я умер бы духовно… Ибо то, что творят сейчас писатели России, — это поэзия действия, борьбы за права человека труда.
Я свободный человек и писатель. Я ни от кого материально не завишу. А морально я связан с тем революционным движением, которое перестраивает Россию на началах общественного равенства… Вот, возьмем, господа, к примеру, этот чай. Его и в прошлом пили… Но кто пил? Не у каждого ведь хватало на то, чтобы пить настоящий чай.
— Как вам, писателям, живется в России?
— Хорошо.
— Вы не испытываете никаких стеснений?
— Никаких. В том случае, разумеется, если писательская деятельность не направлена в сторону контрреволюции.
— Каков ваш заработок?
— Я получаю от 1 до 2 рублей за строку стиха. Опубликовал около 90 своих книжечек; крупнейшие из них — это «Стихи о революции» (20 000 экз.), «Война и мир» (30 000 экз.) и «Мистерия-буфф» (50 000 экз.) Мои вещи переведены на французский, немецкий, грузинский, даже на китайский и польский языки.
— Довольны ли вы польскими переводами?
— Я сравнительно слабо знаю польский язык, но, насколько я могу судить, переводы «Мистерии» и «Левого марша»*, кажется, получились удачными…
— Что представляет из себя профессиональная организация русских писателей?
— Самой большой организацией, объединяющей рабочих писателей, является так называемая ВАПП (Всероссийская ассоциация пролетарских писателей). Она насчитывает около 6000 человек. Затем у нас есть Союз крестьянских писателей, который насчитывает около 5000 членов. Кроме того, есть группа, известная под названием Леф, в которую вхожу и я. Она насчитывает около 40 человек и представляет левый фронт в области искусства…
— Фамилии?
— Ряд фамилий, которые здесь не знают. Например, Николай Асеев с его «Черным принцем», Борис Пастернак…
В этот момент представитель ПЕН-клуба вставляет вопрос:
— А Пастернак — это не поляк?
— Насколько мне известно, нет.
— Видите, такая польская фамилия…
— Польских поэтов у нас как-то не слышно; это значит, что я не знаю фамилий польских поэтов, работающих в России… Вот, пожалуйста, вам произведения Пастернака: «Лейтенант Шмидт» или «Сестра моя жизнь» — это вещи весьма значительные… Или драма Сергея Третьякова «Хочу ребенка!» — произведение первоклассной ценности… Это все наша писательская молодежь… Такому, как Кирсанов, не больше 20 лет… Фадеев, Уткин, Светлов, Сельвинский.
Здесь Маяковский продекламировал нараспев стихотворение Сельвинского под названием «Улялаевщина», начинающееся словами «Ехали казаки…»
— А Демьян Бедный?
— Пишет, пишет… Тиражи его доходят до 2 000 000 экземпляров. Его басни-сатиры облетели всю Россию… Кто, например, не знает его чудесной вещи, начинающейся со слов «Как родная меня мать провожала…» Или роль Демьяна на фронте… Наши солдаты боялись танков… Приехал Демьян Бедный и назвал танк попросту «Танька»*. Он высмеял орудие смерти, и так это разошлось, что «Танька» с уст не сходила. «Танька», «Танька» — чего ее бояться?
— Сидели ли вы в тюрьме?
— Сидел до революции. А теперь выступил несколько раз с чтением своих произведений в тюремных клубах…
Разговор переходит на другую тему.
— Как выглядит спорт в России?
— Растет. Интерес к нему большой.
— Новые песни?
— Есть новые, есть.
— Сатира?
— 50 процентов моей работы — это сатира… Мы направляем нашу работу на то, чтобы сделать ненавистной войну. Много талантов дает деревня.
— Как выглядит сибирская поэзия? — спрашиваю я и перечисляю ряд известных мне фамилий.