Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2. А между тем в XVI в. духовная проблема становится очень серьезной. Скрытое язычество эпохи итальянского Возрождения затронуло даже самих пап. Александра VI Борджиа никто не уважал, да он и не был достоин уважения. Торговля индульгенциями, примитивное суеверие, распространяемое монахами, неприятно поражали души верующих. Гуманисты, знавшие древнегреческий и древнееврейский, уже не довольствовались Вульгатой: они читали Библию в подлинных списках и не признавали авторитета малограмотных клириков. Французская, или Галликанская, церковь становилась реформистской. Многие из ее епископов были людьми образованными и толерантными. Из чтения священных текстов для них проступала другая религия, достаточно отличная от той, какой стал к тому времени католицизм. В Евангелиях обнаруживался Христос и Его Божественная милость, а не обряды и благочестие, не чистилище и не культ святых. Спасение души – единственно важное для христианина дело, – судя по текстам, не зависело от установленных обычаем религиозных обрядов. В 1508 г., то есть за девять лет до Лютера (1517), один старый профессор Парижского университета, Жак Лефевр д’Этапль, опубликовал призыв к чтению оригинальных текстов: «Это потому предпочитаем мы теперь блага земные благам небесным, что позабыли их [тексты], что захирели монастыри и умерла набожность». Faber Stapulensis,[24] очень смелый в своих высказываниях, учил, что спасение дается по вере, а не через заслуги и добрые дела человека, не через исключительный авторитет Священного Писания и символический характер мессы. Он осуждал произнесение молитв на латыни, осуждал целибат священников и культ святых. «За шесть лет до Лютера, – говорит Мишле, – преподобный Лефевр д’Этапль уже излагал его учение в Париже». Смелость Лефевра дошла до того, что он издал Библию на французском языке.
Ганс Гольбейн Младший. Продажа индульгенций. Сатирическая гравюра. XVI в.
Кристиан Юнкер. Мартин Лютер. Гравюра с живописного оригинала Лукаса Кранаха Старшего. 1706
3. 31 октября 1517 г. немецкий монах Мартин Лютер прибил на паперти Виттенберга свои девяносто пять тезисов. В них он учил, что к спасению ведет только вера, что паломничества, четки, свечи и почитание реликвий уводят человека от истинной веры. Затем, возбуждаясь понемногу, ибо он был натурой страстной, он провозгласил, что Рим – это Вавилон и что папа – это Антихрист. Это была уже не реформа, а настоящий разрыв, и в 1520 г. Лютер был отлучен от Церкви. Лефевру д’Этаплю грозила большая опасность, если бы не защита короля Франциска I и особенно его сестры Маргариты, герцогини д’Алансон, которая выбрала в качестве своего советника и духовника одного либерального прелата, епископа из Мо по имени Брисонне. Ни Брисонне, ни Маргарита и не думали противопоставлять католицизму новую религию. Они искали внутри самой религии наилучшие способы для установления мистических отношений с Богом через молитву. Оба они преодолели кризис сомнений. Брисонне хотелось бы собрать вокруг себя в Мо самые передовые умы Церкви. Он назначил Лефевра д’Этапля главным викарием и сделал из своего епископата один из очагов новой реформатской доктрины во Франции. Франциск I из любви к сестре защищал Лефевра, которого он называл своим «добряком Фабри». «Весь французский двор, подчиняясь исключительно моде, прогрессу литературы и удовольствию понимать Священное Писание или распевать псалмы на французском языке, едва не перешел, сам того не подозревая, в лютеранство» (Ш. Сент-Бёв). Но осуждение Лютера прозвучало как удар грома. Сорбонна, охваченная великим усердием, осудила Лефевра д’Этапля. Свершался переход от учености к инквизиции и от кафедры к костру.
4. После 1525 г., когда под Павией король попал в плен, его позиции стали менее прочными. Регентша Луиза Савойская, ощущая себя недостаточно сильной, не смела возражать папе и Сорбонне. Спор становился более острым. Вначале речь шла только о гуманизме и мистике, но начинали поговаривать о так называемой реформированной религии. Регентша нуждалась в поддержке Церкви для сохранения порядка в королевстве, лишенном короля. Вот почему она согласилась на строгие меры. Даже епископ Брисонне был охвачен страхом. Реформаторы привели в движение те силы, которые в дальнейшем не смогли сами контролировать. В епархии Мо беднота, сукновалы, ткачи жгли изображения Богородицы и срывали объявления о продаже индульгенций. По приказу парламента они были наказаны кнутом, заклеймены, а некоторые сожжены на костре. Присмиревший Брисонне отрекся от своих епископских посланий, подтвердил, что чистилище существует и что следует «упоминать имя Святейшей Богородицы и всех прочих святых». Маргарита, обладавшая большим мужеством, поехала в Мадрид ухаживать за своим плененным братом и получила от него письмо, защитившее хотя бы «добряка Фабри», но парламент продолжал всех прочих еретиков сжигать на кострах.
5. Возвращение Франциска I должно было решить вопрос о религиозной ориентации Франции. Раздираемый противоречивыми чувствами между своей сестрой-католичкой, которая обращалась к врожденной доброжелательности короля, и парламентом, который взывал к потребностям государства, Франциск I многие годы переходил от снисходительности к суровости. Речь уже не шла об умеренных реформаторах, вроде Брисонне, потому что они «отказались от своих заблуждений»; те же, кто еще упорствовал, вели себя необузданно, свершая кощунственные и абсурдные действия. Кое-кто советовал королю провозгласить себя главой независимой Галликанской церкви; Генрих VIII и немецкие принцы предлагали ему свою поддержку, если он решится на этот шаг. Но король считал, что не такова роль христианнейшего короля, потомка Людовика Святого. Он принес доказательства верности папству и ортодоксии, заключив брачный союз своего сына с Медичи. Однако после завершения этого бракосочетания Маргарита предприняла попытку завоевать юную дофинессу, и появилась надежда на наступление новой эры толерантности. Но резкость действий сторонников обеих религий обескуражила Франциска I. И та и другая сторона развешивали на стенах воззвания. Однажды король обнаружил одно из них на собственной двери: «Подлинные случаи ужасных заблуждений папской мессы». Он был неприятно поражен этим прямым выпадом против самого святого из таинств. Это была уже не реформа, а чистая ересь. Король снял свою защиту, и костры запылали. Человеческая жестокость крайне изобретательна: жертву сжигали на медленном огне, чтобы продлить ее мучения. Сам король соглашался принимать участие в процессиях, обходивших костры. Собственность еретиков конфисковывали, а доносчики получали вознаграждение. Начиная с 1538 г. король, обескураженный фанатизмом своих подданных, решительно примыкает к испанской и католической партии.
6. Когда умеренный консерватизм сталкивается с революционным фанатизмом, то, испытывая страх, смешанный с досадой, он становится реакцией. А всякая реакция жестока. В нескольких деревнях по реке Дюранс водуазские схизматики, пережившие гонения Средневековья, изучали Священное Писание и не признавали мессу, папу и чистилище. Привлеченные сходством доктрин, они сблизились с новыми протестантами. В 1545 г. парламент постановил, что две деревни, охваченные ересью, Кабриер и Меридоль, будут полностью уничтожены, а их жители сожжены или изгнаны. Франциск I неоднократно отказывался утвердить этот жестокий и глупый эдикт, но наконец, больной и одурманенный, он позволил вырвать свою подпись. Барон д’Оппед, генеральный лейтенант Прованса, приказал сжечь 24 деревни и перебить их жителей. Результатом стали 3 тыс. жертв и 900 сожженных домов. Франциск I уже на смертном одре попросил своего сына «не затягивать с наказанием тех, кто, используя его имя и авторитет, учинил этот грубый скандал». Но виновные так никогда и не были наказаны. В 1543 г. Сорбонна принудила всех своих членов подписать «догматы веры». Тех, кто отказался это сделать, отправили на костер. Имя Этьена Доле, великого гуманиста, друга короля, осужденного как атеиста за публикацию перевода Платона, остается скорбным символом этого отхода от развития мысли. Вот во что вылилось Возрождение в литературе! Non dolet ipse Dolet, sedpia turba dolet,[25] – сказал он, идя на казнь. И долго еще эта божественно преступная толпа будет страдать сама и заставлять страдать других.
7. Франциск I и «Маргарита Маргариток»[26] по мере сил сдерживали религиозную нетерпимость. Генрих II, обладавший более мрачным характером, жил в постоянном страхе, что лютеранское движение будет распространяться. Тайные сборища происходили даже в Париже. Несмотря на смертельную опасность, на них присутствовали и знатные дамы, и университетские профессора. Экономическое положение страны благоприятствовало этому духовному бунту. Приток драгоценных металлов, поступающих из новых испанских колоний, все больше взвинчивал цены. В период роста цен, хотя страна и процветала, рабочие с фиксированной заработанной платой и фермеры-арендаторы оказались в стесненном положении. А отсюда возникает недовольство с двух сторон – пролетариата и аристократии. В итоге экономические проблемы влияют на духовные. Недовольный человек восприимчив к ереси. Обеспокоенный Генрих II в 1549 г. учреждает в парижском парламенте «Огненную палату», уполномоченную наставлять против ереси, ставшей «общественной чумой». Эдикт был радикальным: треть имущества еретиков отходила доносителям (награда за клевету); было запрещено продавать или держать книги еретиков (награда за нетерпимость); всякий еретик мог быть приговорен к смертной казни (награда за жестокость) и, наконец, судьи должны были быть проверенными – необходимое оружие в арсенале тирании, ибо и сами судьи были затронуты новыми идеями. Уголовная палата парламента уже никого больше не приговаривала. Принцы крови – Наваррский, Бурбон, Конде, семейства Колиньи, Шатийонов, Андело также были не чужды этим идеям. В 1559 г. во время торжественного заседания парламента наиболее отважные судьи заявили, что нельзя отрицать существования злоупотреблений в Церкви. Генрих II, разъяренный тем, что нашлись судьи, «отошедшие от веры», заявил, что «увидит собственными глазами, как их сжигают». Но в один из этих глаз попало копье Монтгомери, лишив тем самым короля этого прекрасного зрелища.
- Майдан по-парижски - Сергей Махов - Историческая проза
- Пляска Св. Витта в ночь Св. Варфоломея - Сергей Махов - Историческая проза
- Дама с камелиями - Александр Дюма-сын - Историческая проза