– Слушать всем! Я – ноль седьмой! Звено Диговцева работает по районам Вествуд и Уилшир, звено Хоменка – по Беверли-Хиллз и Голливуду. Сбрасываете треть боезапаса. Основная бомбардировка – по даунтауну. Развертываемся «фронтом», цели выбираем самостоятельно. Пошли!
– Освободить главные стопора груза.
– Главные стопора сняты.
– Готовность к сбросу – десять секунд. Девять, восемь, семь, шесть…
Внизу проплывал Малхолланд-Драйв. Туда Челышев уронил три первые бомбы. Они опускались на парашюте почти до самой земли, а потом вдруг исчезали в облаке огня, причем пламя это вспыхивало сразу, охватывая громадный район.
Грянет такой посреди городской застройки, погаснет пламя, сойдет дым – и остается огромная проплешина в сто, а то и в полтораста метров поперечником. И ничего на этой проплешине не остается – ни домов, ни деревьев, ничего. Голая пустошь с кучками горелого мусора. Страшное дело…
Челышев усмехнулся: японское командование было целиком и полностью согласно с планом бомбардировки Лос-Анджелеса. Несколько тысяч местных японцев были выселены за город, в лагеря, по указанию президента Рузвельта. Демократия!
Зато теперь никакой Васэда или Канагава не пострадает.
Ирония политики.
– Штурман, готовность.
– Готов.
Снизу наплывал центр Лос-Анджелеса, тут его называли даунтаун.
Даунтаун выделялся, как остров в море мало-этажной застройки, и выглядело это странно, будто городской квартал непонятно как перенесли и выставили посреди огромного села.
Зато целиться проще…
– Сброс!
«Ту-10» пересекал центр по диагонали, поперек авеню и стрит, и бомбы падали, руша здания по обе стороны улиц – стены будто продавливались внутрь высоток и осыпались, рушились, копотя пылью, заваливая проезд горами битого кирпича и ломаного бетона.
«Хорошо, что рано совсем, – мелькнуло у Челышева, – жертв будет мало. Здесь же сплошные… эти… офисы».
Он поморщился. Что, жалко стало? А они тебя пожалели бы?
Последняя бомба упала в узкий внутренний двор, замкнутый несколькими многоэтажками. Рванула, как в колодце – первые этажи сложились, и вся конструкция осела, складываясь внутрь. Туча пыли заклубилась по улице, поднимаясь выше крыш.
– Хорошо жахнула! – оценил Ткачук. – Все, командир, кончились!
Егор кивнул.
– Слушать всем! Я – ноль седьмой. Возвращаемся!
В порту стали видны множественные огонечки зениток, но 130-миллиметровых заметно не было, а мелочь до «тушек» не достанет.
– Товарищ командир! – воззвал радист. – Тут передают… Э-э… У них такой выговор, хрен поймешь… Короче, разбомбили базу флота в Сан-Диего, и в Сан-Франциско отметились. Там какой-то огромный мост рухнул, вроде как Золотые Ворота.
– Вот и ладненько. Гуд бай, Америка!
Под крыльями промахнула береговая полоса, показались острова, ушли назад, и открылся океан, видимый с высоты на огромном расстоянии.
– Истребители слева снизу! «Корсары», кажется…
– Кажется или точно?
– «Корсары»! Четыре, нет, шесть штук!
– Бортстрелкам, внимание! Слушать всем! Перестроиться в «коробочку»! Быстро!
«Тушки» неторопливо сместились, образуя тот самый английский «бокс». По корпусу прошла дрожь – это заработали нижние турели.
Челышев увидал за остеклением кабины промелькнувший силуэт американского истребителя, по всей видимости, посланного из Сан-Диего. Он пролетал, развернувшись к бомбардировщику днищем, стал заходить в боевой разворот, и тут-то по нему ударила передняя верхняя турель. Спаренная 45-миллиметровая пушка выпустила короткую очередь, но «Корсару» хватило – его разделило пополам.
Другой напал снизу. Огонь он открыл рановато, издали, но плотно – четыре авиапушки калибром в 20 миллиметров представляли для бомбовоза реальную опасность.
Челышев, правда, привык уже летать без сопровождения, да и не существует истребителей, способных на дальние перелеты.
Бортстрелки постарались, встретили «Корсара» огнем с обеих турелей, но и американец успел выпустить длинную очередь.
– Попал, гад!
– Куда?
– Крыло пробил! И корпус!
– Раненые есть?
– Целые все, живые и здоровые! Но вентиляцию устроил, сволочь летучая!
«Летучую» сбили из верхней задней турели, добавил и радист с хвостовой. Готов.
– Все, командир! Отбились.
– Мы ж только двух…
– А соседи тоже не прочь повеселиться!
– А… Ну, да. Второй пилот, прими управление.
– Принял!
Челышев встал, разогнулся и пошагал из кабины, не забыв надеть кислородную маску. За дверью уже не было герметичности, бортстрелки тоже сидели в «намордниках». Через две пробоины – кулак пролезет – свистел воздух, давление уже сравнялось.
Егор расслабился чуток. Самое опасное позади. Теперь им одна дорога – на запад. Через океан, до родных берегов. Потом через всю Азию до Европы.
Бомбежки Калифорнии – это так, баловство. Главные бои впереди, и они прогремят в Европе. Именно там и надо сосредоточить все силы, а не воевать на два фронта. На Тихом океане японцы и сами справятся.
Челышев открыл дверь хвостовой кабинки и перешагнул комингс. Шуравин сидел, нахохлившись, за артустановкой, в наушниках, а за гнутыми стеклами синел покинутый берег Америки. Над Лос-Анджелесом курились дымы пожарищ.
«За что боролись, – повторил Егор про себя одну из присказок Рычагова, – на то и напоролись!»
Глава 22
Содом и Гоморра
Причерноморье, 4 октября 1945 года
23-я бригада особого назначения насчитывала шесть огневых дивизионов, каждый из них состоял из двух стартовых батарей – в общей сложности двенадцать пусковых установок.
В боевых условиях 23-я БОН должна была обеспечить внушительную огневую производительность – сорок восемь пусков ракет в сутки как минимум. Это при том, что на подготовку одной ракеты на стартовой позиции уходило четыре-пять часов.
Гусеничные транспортеры волокли и волокли транспортно-установочные тележки, тщательно укрытые брезентом – под ним прятались округлые, обтекаемые ракеты Р-2.
Пустые они весили немного, хотя и вымахивали в длину чуть ли не на восемнадцать метров, да в три обхвата.
Место для старта выбрали не слишком далеко от Севастополя – и пустынно, и море рядом.
Похлопав по гулкому корпусу ракеты, Жилин подошел к Королеву. Конструктор сильно волновался.
– Успокойтесь, Сергей Павлович, – мягко сказал Иван, – все будет в порядке.
Королев вымученно улыбнулся.
– Мы провели тридцать пусков, Павел Васильевич, – сказал он, – из них только двадцать четыре были удачными.
– Неплохой процент, – пожал плечами Жилин. – У немцев с их «Фау-2» все обстояло куда хуже – половина пусков успеха не имели. Так что не волнуйтесь. Считайте, что мы тут проводим еще одно испытание. Натурное, так сказать!
– Ну, дай-то бог… – вздохнул генеральный конструктор и скомандовал: – Пятичасовая готовность!
– Есть готовность!
Вечерело, один за другим вспыхивали прожектора. Р-2 взлетят ночью и поразят цель под утро. Должны поразить.
Ракетчики содрали брезент с ракеты, и установщик заработал, напрягая гидравлические рычаги, поднимая Р-2 вертикально и водружая ее на стартовый стол.
Подоспели заправщики, засуетились стартовики.
В топливный бак ракеты заливался спирт, а в роли окислителя выступал жидкий кислород. Вот только держать Р-2 заправленной можно было с четверть часа, а дальше – либо запускай, либо сливай горючее.
– Боковая радиокоррекция! Как слышите? Прием!
– Вас слышу, к запуску готовы.
Жилин поднял голову, глядя на головную часть ракеты – она у Р-2 отделялась и летела в цель, донося со скоростью выше чем два километра в секунду полторы тонны веса. Тысяча килограммов тротила, помноженная на скорость, способна была разворотить все на площади в тысячу квадратных метров.
Отсюда до Бургаса километров пятьсот с хвостиком, Р-2 достанет и на шестьсот. Корабли союзной эскадры стоят кучно и, хотя баллистическая ракета пока что не слишком точна, промахнуться может на сотни метров, все равно накроет цели с гарантией.
Иван с усмешкой наблюдал, как дюжина Р-2 застывают стоймя, уставясь боеголовками в небо. Вот и началась ракетная эра…
Скоро, очень скоро тротил БЧ сменит ядерный заряд, и станет совсем весело…
– Объявляется минутная готовность!
– Ключ на старт!
– Есть ключ на старт!
Запарил кислород, изморозь высыпала на глянцевом боку ракеты.
– Пуск! Зажигание… Старт!
Загрохотал двигатель. Реактивная струя выбила тучу пыли – мешаясь с дымом и газами, она застила ракету, но вот показался острый нос, затем вынырнула вся Р-2.
Опираясь на трепещущий столб пламени, ракета устремилась ввысь, к звездам, и уже там стала отклоняться от зыбкой вертикали, начала уходить по дуге на юго-запад.