— Мама! — Ужаснулась я. — Что ты такое говоришь!
— Говорю, что теперь все будет хорошо. Будет у тебя поломанный муж, но зато меньше зариться будут.
Я покачала головой и отложила надкусанное яблоко. Взглянула на телефон. Свекровь писала, что ей сказали, что еще два часа минимум продлится операция.
— Мам, а с чего ты взяла, что я к нему вернусь? — Поинтересовалась я. — Найду лучше себе нового, красивого.
— А как еще? — Удивилась она. — Ты же с ребеночком от него ходишь.
— Мало ли с чем я хожу!
— Неужели оставишь ребенка без отца? — Покачала она головой, поджав губы. — Я тебя так не воспитывала.
— Этот отец мне изменил!
— Так раскаялся! Ребеночка увидит — вообще обо всем забудет! Ты о себе не думай. Ты не женщина теперь — ты мать! Твое дело — думать о детях. А это дитя твой Миша будет любить сильнее всех, я вот так тебе скажу!
— Мам, у меня есть деньги, если ты об этом.
— Это неважно. Отцовскую любовь ничем не заменить, — сказала она со значением. — Особенно если мальчик будет. Безотцовщица сама знаешь кем вырастает!
— Ну что ты такое говоришь! Мам!
Но мама всегда была очень правильной и старорежимной женщиной. И отец такой же.
Я знала, что закончится примерно этим же.
Но не задумываться не могла. Ведь я плоть от плоти их и по идее не хуже них должна поддерживать традиционные ценности.
Разводиться можно, когда муж изменил. Но если родилась новая жизнь — надо думать не о своих мелочных обидах, а о будущем.
— Я пойду кофе себе куплю, — сказала я, нашаривая тапки под кроватью. Мне надо было проветриться, несмотря на все запреты медиков. Я понимала, что все хотят от меня, чтобы я простила мужа, но чего я хочу сама? Никто меня не спросил.
Спрошу себя сама.
— Какой тебе кофе! — Всполошилась мама. — Нельзя!
— Тогда чаю!
— Вот чай!
— За шоколадкой схожу! — Крикнула я и практически выбежала во двор.
И как назло в руке звякнул телефон.
Кто-то незнакомый писал мне в мессенджер.
Я открыла диалог и увидела:
— Лен, привет, это Дима!
— Зачем ты мне пишешь?
— Хочу попросить прощения. Я действительно повел себя непозволительно. Знала бы ты, как я перепугался, когда тебя сбила машина! Я тебя на руках дотащил до приемного покоя и на всех наорал, чтобы приняли и начали лечить.
— Мне этого не сказали…
— Я заплатил, чтобы обо мне забыли. Судя по всему, ты решила не говорить полиции…
— Я бы не стала на твоем месте на это рассчитывать.
— Ты дала мне фору, чтобы я успел сбежать. Все-таки в глубине души ты меня любишь, Лен.
— Нет!
— Да. Если ты разведешься, мы будем вместе!
— Не смей мне угрожать!
— Ты такая смешная! Спасибо, Лен, за все, что было. И помни — я всегда сделаю все, что ты захочешь. Сохрани этот чат и если я тебе понадоблюсь в чем угодно — пиши. Все исполню!
— Выпрыгни из окна поезда!
— Не надо, Лен. Ты своему мужу уже желала беды, а оказалось, что он тебе нужен живой. Не желай того, что не хочешь чтобы исполнилось.
Я чуть не отбросила от себя телефон. Все-таки он знатный псих!
Но рука дрогнула и я… оставила контакт с ним. Хоть и удалила диалог.
От больницы ко мне уже бежали медсестры. Я вздохнула и пошла им сдаваться.
Чувствовала я себя уже хорошо и мне надо было, чтобы завтра они меня выпустили. Я хочу быть рядом с Мишей, когда он придет в себя.
Злая ему досталась судьба — быть женатым на возлюбленной психа. Судьба эта отомстила ему гораздо сильнее, чем могла бы я сама.
Признание
— Ну что, счастливица, танцуй! — Ворвалась в палату медсестра и сама чуть не пустилась в пляс. — Отремонтировали твоего благоверного, в интенсивной лежит, отходит. Все прошло хорошо, ребятушки наши довольны как слоны. Даже личико ему собрали не самое страшное.
Я так резко вскочила с кровати, что разом грянула боль в голове, бедре и внизу живота.
— Эй, куда собралась-то! — Вернула меня на землю медсестра. Причем физически уложив обратно в койку. — Все равно тебя сегодня не пустят никуда. Ложись, спи. Завтра утром выпишем тебя, тогда и побежишь миловаться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Миловаться… Они тут, к счастью, не знали мою историю целиком. Разве что могли догадываться по обрывкам разговоров, но вряд ли кому-то было дело до моей семейной жизни.
— Ну я пойду, — сказала мама, собирая вещи. — Ты все-таки подумай, у тебя вся ночь есть. Пойми, что ты уже не девочка тоже, надежду на принца пора похоронить. А тут свой, родной, изученный.
Дверь за ней захлопнулась, а я осталась в палате одна. За окном была непроглядная темень и только мое бледное лицо отражалось в оконном стекле. Я смотрела на себя, положив руку на живот и пыталась вообразить себе жизнь без Миши. И наоборот, жизнь с Мишей. Второе получалось гораздо хуже и куда непредсказуемей.
Утром мне наконец вручили выписку и разрешили покинуть гинекологическое крыло больницы.
— Будем ждать возвращения! — Помахали напоследок медсестры.
А я уже спешила к Мише. По данным разведки от свекрови, Мишу уже перевели обратно в его палату.
Я шла туда прямой наводкой, и она даже не решилась преступить мне путь.
Зашла… и замерла.
Миша снова был замотан в бинты, но выглядел теперь… как-то иначе. Не так безнадежно, что ли? И глаза были открыты, хотя опять в темных кругах. Зато стало видно растрепанную шевелюру. Повинуясь какому-то странному порыву, я подошла к изголовью и погладила его по голове. Словно дикого зверя, теперь раненого и неопасного. В сердце разливалась боль и жалость. Все же большую часть жизни он был моим Мишей. А тот человек, которым обернулся в последние месяцы… Бывают же раковые больные сами не свои от боли?
Миша поднял левую руку и протянул ее мне. Я положила свои пальцы на его загипсованную ладонь.
— Все будет хорошо, — сказала я, не зная, что тут еще можно добавить.
Очень хотелось попросить прощения, но он ведь даже не поймет, за что. А признаваться в том, чьими молитвами Миша тут лежит разобранный я не собиралась.
— Не будет… — скрипучим голосом и очень тихо произнес Миша.
Чтобы его расслышать мне пришлось сесть на кровать рядом. И он тут же придвинулся ко мне.
— Лена… — начал он, тяжело дыша. Похоже, разговоры давались ему с трудом. — Хорошо, что ты пришла попрощаться. Я так рад.
— Почему попрощаться? — Не поняла я.
— Потому что мне нет смысла жить без тебя. Я это понял, пока был в коме. Всю жизнь провести без тебя или умереть? Выбор очевиден.
— Миш, ты совсем обалдел, что ли! — Взвилась я. — Не смей такое говорить!
— Мама сказала, что ты…. — начал он.
Я напряглась всем телом.
Сболтнула что ли? Убью. Своими руками задушу!
— Что ты все равно уйдешь от меня… Спасибо, что позволила попрощаться.
Он договорил и откинулся на подушки. Дыхание хрипло вырывалось из его рта, а я моргала, пытаясь избавиться от невесть откуда взявшихся слез.
— Не уходи еще чуть-чуть, пожалуйста… — попросил он едва слышно, не открывая глаз. — Прошу, Лен…
Вот в этот момент я и решилась.
— Миш… — я положила ладонь ему на грудь, чувствуя через повязки биение его сердца. — Миш, послушай.
Дождалась, пока он приоткрыл глаза и призналась:
— Миш, я беременна. У тебя будет сын.
Неважно, что я еще не знаю пол ребенка.
Пусть верит в то, что сын. Лишь бы не сдавался. Лишь бы не был таким, как сейчас.
Несколько секунд ничего не происходило. Словно время замерло стрекозой в янтаре, только тикали часы на стене палаты и суматошно стучало под моей ладонью сердце моего мужа.
А потом он всем телом рванулся ко мне.
Так мощно, что я даже испугалась. Рванулся, срывая какие-то датчики приборов, от чего они зашлись истошным писком, сворачивая все с тумбочки. Я отшатнулась, чем усложнила ему задачу, но Миша все равно меня догнал…
И обнял.
Переломанными руками, располосованным телом. Заключил в крепкие горячие объятия и шумно дыша проговорил в самое ухо: