В номере я упала в кресло и услышала, как расплакалась Алиса, уходя собирать чемодан.
Последнее испытание
В душе у меня боролось сразу несколько сил.
Одна требовала не сдаваться, противостоять желанию пожалеть Мишу и детей и выдержать характер. Ведь вот так, по мелочам, обычно и сдаешь свою крепость.
Так я и оказалась после пятнадцати лет брака рогатой женой. Потому что была слишком мягкой и любящей.
Другая сила требовала вывернуться наизнанку ради детей. Пожертвовать собой и сделать так, как лучше им. Ведь мы — лишь почва для нового поколения. Самое главное мое дело в жизни — вырастить счастливых людей. А я уже отработанный материал.
Третья просто хотела быть любимой.
Ничего больше. Просто немного тепла, которого мне так не хватало на этой войне.
Я сама готова была завыть не хуже Алисы, не понимая, что мне делать, какой путь выбрать.
Тихий стук в дверь номера я чуть не пропустила.
Я поднялась и за два шага до двери громко спросила по-английски:
— Кто там?
— Работница отеля, мэм!
Я распахнула дверь, и Миша тут же вытащил меня в коридор, одновременно бросая слова благодарности нашей горничной.
— Стой, дурак! Куда ты меня волочешь!
— Просто хочу поговорить, Лен. Давай отойдем.
Мы отошли в холл, где стояли диваны, и я присела, сложив руки на коленях.
Глаза на него не поднимала.
— Что ты хочешь?
— Если ты еще не поняла — то тебя, — усмехнулся Миша.
Он остался стоять и теперь покачивался с пятки на носок, засунув руки в карманы брюк.
— Не поняла.
— Так пойми. Я тебе который день показываю, что я изменился, а ты не хочешь увидеть, Лен. Давай вот предположим, что я реально стал другим человеком. Как бы ты могла это понять? Что я мог бы сделать для тебя?
Я равнодушно пожала плечами.
— Какая мне разница, кем ты стал?
— Нет, Лен. Разница есть. Мы с тобой идеально друг другу подходим. Ты не найдешь такого как я.
— Зато найду того, кто мне не изменял.
— А он возьмет и изменит! Зато я не изменю больше никогда! Что тебе важнее?
— Миш, это словоблудие…
— Хорошо, — прервал он меня, подошел к дивану, встал на одно колено и взял мою руку в свою. — Давай начнем с мелочей. Какое твое желание исполнить за один поцелуй с тобой?
Я посмотрела на него. Больше всего на свете мне хотелось закатить ему пощечину.
— Выпей молока и закуси селедкой, — сказала я.
На его ошеломленное лицо было одно удовольствие смотреть.
— Зачем?
— Чтобы ты следующие полсуток был занят делом и не приставал ко мне.
Миша поднял брови так высоко, как только смог, пожал плечами и сказал:
— Хорошо. Сейчас отправлюсь искать. Но сначала поцелуй.
— Хорошо, — кивнула я. — Обманешь — разговора больше не будет.
Какая-то юная дурость бродила в моей крови. Я наклонилась к Мише, положила ладонь на его щеку, закрыла глаза и попыталась вспомнить, за что я любила этого мужчину.
За дерзость. За красоту. За силу и властность.
За то, что он никогда не отступал. За то, что был щедрым и умным.
За то, что мог довести меня до экстаза за пять минут, считая раздевание.
За то, что выполнял все мои желания.
Разве он изменился?
Нет. Просто показался другой стороной.
Я никогда его не прощу. Но что, если он сможет преодолеть мое непрощение?
Я коснулась губами его губ, скользнула языком внутрь рта и почувствовала, как сильные руки сжимают меня изо всех сил, а прерывистое дыхание становится невероятно шумным.
Мы целовались минуты три… или три часа. Я потеряла голову, чувствуя горячую кровь под кожей. Ведь это был мой Миша.
Оторваться стало сложно. Но я смогла.
Он встал и ушел.
А я хихикнула, представляя, как он будет сидеть на унитазе все время, как мы будем лететь домой.
Даже не так грустно стало.
Телефон зазвонил, и я увидела, что мне звонит Маринка.
— Привет, подруга! — Зачирикала она. — Давно не слышались. Говорят, новости у тебя?
— Какие и кто говорит? — Уточнила я.
— Говорят, ты своего простила и он тебя увез жить в Америку.
— Врут. Болтают. Наоборот все, Марин. Из Америки мы возвращаемся, а я только крепче поняла, что я Мишу не прощу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Он с тобой провел все эти дни?
— Да.
— Угу-угу… не простишь.
— Ты ничего не понимаешь, Марин! — Попыталась оправдаться я. — Я его наказываю!
— Ага, ага…
— Вот увидишь! Все кончится разводом!
— Да, конечно. Разведешь ты нас всех знатно! А мы еще тебе сочувствовали! Я как дура тебе помогала! А ты задрав хвост к своему абьюзеру обратно поскакала!
— Ой, все!
Я повесила трубку. Подумала немного и позвонила Мише.
— Селедка отменяется! — Объявила я.
— Ну слава богу, — выдохнул он.
— Выпей уксуса.
— Зачем? Ты смерти моей хочешь?
— Нет, просто хочу, чтобы ты испытал такую же боль как я. И не недолгую, как с татушкой, а прям на всю жизнь.
— Ну и тварь ты, дорогая моя жена.
— Тварью был ты, дорогой мой муж.
— Лена!
Я отключила телефон и вернулась в номер.
Вздохнула и пошла извиняться перед дочерью.
Насколько я знала Ваньку, он еще даже не начинал собирать чемодан, поэтому общение с ним могло подождать. А вот Алиса правда расстроилась и у меня заняло немало времени успокоить ее и заверить, что мы пойдем в Диснейленд еще раз.
Когда я вышла из спальни, Миша ждал меня в номере.
— Что? — Спросила я.
— Испытай меня. Все, что захочешь. Любое невозможное, что докажет тебе, что я искренен.
Я посмотрела на него и сделала вид, что оцениваю его шансы справиться.
— Хорошо. Я загадаю самое невозможное.
Прости или отпусти
Если Миша думал, что самой сложной частью будет тату на его самой драгоценной части тела, он жестоко ошибался.
Моей последней просьбой, последним приказом, последним желанием в нашей с ним совместной жизни будет кое-что другое. И любой исход будет для меня хорош. Исполнит он или нет.
— Оставь меня в покое, Миша. Не встречайся со мной, не попадайся мне на глаза, ничего не делай, кроме того, что мы с тобой договорились насчет детей. Не помогай. Просто исчезни.
Миша так сжал челюсти, что желваки побелели.
— Надолго?
Я промолчала, глядя ему в глаза. Пусть поймет сам.
— Надолго, я спрашиваю?! — Зарычал он.
Я все еще молчала.
— ЛЕНА! Я СПРАШИВАЮ — НАДОЛГО?!
Я выдержала его взгляд еще десять секунд, а потом прикрыла глаза.
Миша шумно выдохнул и вдруг в порыве безумной ярости вмазал кулаком в стену.
— Ссссссссссссс… Спасибо, любимая.
В последний день я не поехала в Диснейленд, оставшись в номере.
В самолете мы летели, почти не общаясь, только дети бузили как маленькие. Даже Ванька развеселился и весь долгий перелет развлекал сестру, тревожно поглядывая на нас с Мишей. Мы сидели на разных рядах, я попросила так рассадить. Но чувствовала спиной взгляд мужа.
Я прекрасно знала, что он чувствует, но мне его больше совершенно не было жалко. За прошедшие недели я кажется достигла нужного градуса отстраненности. Я перестала заботиться о нем как настоящая жена, я стала независимой.
Столько лет я прирастала к нему, и так быстро сумела оторваться.
Он был совсем другим человеком, больше не членом моей семьи.
Следующую неделю все было так, как я сказала.
Миша звонил в домофон, я собирала детей и отправляла их на улицу. Он отвозил их в школу, а потом возвращал. В дверь не звонил, по телефону тоже.
Каждый день курьеры приносили свежую еду и подарки. Цветы, игрушки для Алисы, девайсы для Вани.
Но не было даже записки.
Я почти не выходила из дома, потому что не знала, куда мне идти. Снова приходилось придумывать себе жизнь заново. Или у меня просто не было сил, потому что вдруг вся эта ситуация навалилась на меня, высасывая силы. Я постоянно чувствовала себя усталой и почти все время спала. Только готовила и убиралась, но без Миши на это уходило совсем мало времени. И помогала Алисе с уроками. Но она старалась меня не беспокоить. Сочувственно посматривал и Ванька.