class="p1">– Некогда. Потом загляну…
Опять Борис Георгиевич утопил невозможную грубость в улыбке. Чтобы чиновник, прибывший в посольство, отказался от аудиенции с послом, самим графом Бенкендорфом? Ну, знаете… Это… это… Борис Георгиевич просто не находил подходящих дипломатических слов.
– Где Борн-стрит?
От Chesham Place 31, где располагался особняк русской миссии, улица была недалеко: пять минут неспешной езды. Борис Георгиевич предложил услуги швейцара, чтобы тот высвистал кеб. Маршалк повернулся и вышел вон. Не проронив и слова.
Когда этот человек исчез за дверным проемом, Борис Георгиевич испытал редкое облегчение. По семейным обстоятельствам он был отлично осведомлен о сыскной полиции вообще и характере некоторых ее представителей в частности, особенно своего непутевого братца. На фоне этого субъекта невыносимый, невозможный и невоспитанный Родион Ванзаров казался эталоном джентльмена. А этот – дикарь какой-то.
Мнение перспективного дипломата Ванзарова, только-только поднявшегося на значительную карьерную ступеньку в прошлом, 1902 году, было отчасти верным. Отчасти потому, что всю правду о Маршалке знал только сам Маршалк. В Министерстве иностранных дел империи не было человека более загадочного, возмутительного и страшного. Все знали, что Маршалк есть, но чем занимается на самом деле, не знал никто. Он появлялся и исчезал как привидение, то в одной миссии, то в другой, и каждый его визит нес последствия, о которых нельзя вспоминать без содрогания.
Вид его был не дипломатический. Для среднего роста он обладал мускулатурой, которую сюртук не скрывал, а подчеркивал, словно был мал по размеру. В лице его не находилось ничего примечательного. Скорее правильное, чем уродливое, явно не аристократическое, но и не простонародное. Такое, что не описать по приметам. Потому что примет не было.
Зато взгляд его запоминал каждый, кто хоть раз имел несчастье оказаться у него на пути. Взгляд этот давил такой силой, что хотелось или согнуться, или бежать без оглядки. Никто не знал, есть ли у него жена. Наверняка нет. Какая женщина не сойдет с ума от каменной статуи. Маршалк приносил с собой ледяной ветер, а когда исчезал, чиновникам становилось так хорошо, будто повысили жалованье.
Никто не знал его имени-отчества. Только Маршалк.
Решительно невозможный человек. И еще этот плащ…
Борис Георгиевич, по должности принимающий важных гостей, оказался совершенно не готов к его визиту. Хуже того, было непонятно, зачем Маршалк явился. Никаких бед или скандалов в посольстве не случилось. Выходит, тайная миссия. И ничего не сообщили из МИДа. А это значит…
Выводы казались молодому дипломату столь неприятными, что у него нехорошо защемило чуть ниже солнечного сплетения. О прогулке можно забыть. От прекрасного настроения осталось воспоминание. Борис Георгиевич непривычно резко приказал Кузякину, безуспешно боровшемуся с чемоданом, позвать прислугу, а не валять дурака.
Он еще подумал: «Чем это набита поклажа? Не кирпичи же Колизея таскает за собой. Хотя с такого станется…»
* * *
Пока дипломат Ванзаров пребывал в хмурых размышлениях, Маршалк удалялся от посольства. Он шел так уверенно, как будто бывал в Лондоне раньше или по меньшей мере изучил карту. Ему не понадобилось вертеть головой по сторонам, что всегда выдает приезжего. Маршалк словно ничего не замечал вокруг. Особенно удивленных взглядов дам, буравивших его спину. Появление на улице господина в столь вызывающем наряде сразу выдавало в нем иностранца, да еще дурно воспитанного. Времена нынче другие, викторианская строгость отступает, король Эдуард VII нравов свободных, но всему же есть предел. Нельзя же появляться на людях в чудовищном наряде, которому место в диких прериях. Как это ужасно!
На Маршалка неодобрительно поглядывали даже личности затрапезного и ободранного вида. Что не помешало ему свернуть на Борн-стрит и быстро найти трехэтажный особняк грязно-желтого кирпича, втиснутый между двухэтажными собратьями так, будто им пришлось втягивать каменные плечи. Маршалк мягко постучал в дверь, которую мог вынести ударом плеча.
На пороге появилась невысокая дама с потертым лицом, в том возрасте, когда не важно, сколько на самом деле лет. Чистенький передник нес отметины многих стирок. Иностранцу она выразила дружелюбное удивление, изо всех сил стараясь не коситься на чудовищный плащ.
– Я ищу мисс Торвальдсен, – сказал он, забыв представиться.
Хозяйка согласно кивнула:
– Милая леди снимает у меня квартиру. А вы…
– Дядюшка, – сказал Маршалк, при этом поведя подбородком, что заменяло поклон. – Полагаю, сама неподражаемая миссис Пинкс, домохозяйка и мастерица удивительных пудингов. Кларисса писала о вас в восторженных выражениях.
Слова пришлись миссис Пинкс по сердцу. Иностранец говорил так чисто, что и не признаешь чужака. Она зарделась, улыбка ее стала искренней.
– Моя дорогая племянница дома?
Миссис Пинкс посторонилась, пропуская приятного джентльмена (жуткий плащ перестал беспокоить сердце женщины), но вынуждена была его огорчить: милую леди не видела уже дня два, наверное, если не три. Нет, это неудивительно: Кларисса ведет столь скромный и тихий образ жизни, что следить за ней нет никакой нужды. Да, разумеется, джентльмен может подождать у нее. Да, милая леди обычно запирает на ключ, но у нее найдется запасной.
Плащ шуршал по ступенькам, будто древний змей взбирался на дерево. Маршалк одолел два пролета узкой деревянной лестницы. Дверь съемной квартиры была заперта. Маршалк заглянул в замочную скважину: просвет закрыло цевье ключа. Ключ миссис Пинкс бесполезен.
Убедившись, что домохозяйка хорошо воспитана и не сует нос в чужие дела, Маршалк аккуратно взялся за дверь и немного отжал в сторону. Небольшого усилия было достаточно, чтобы язычок замка выскочил на свободу.
Изготовившись, Маршалк резко распахнул створку.
Современный вкус требует в оформлении интерьера куда большей свободы, чем в ушедшую эпоху королевы Виктории. Дозволительно смешивать разные, еще недавно невозможные предметы мебели, драпировки, шторы, вазы, ковры и приятные безделушки, скрашивающие скуку жизни. Квартира мисс Торвальдсен отстала от моды. Тут не было ничего, что выражало желание хозяйки удивить гостей изысканным, дорогим и современным вкусом. Напротив, обстановка казалась скромной, если не сказать бедной. Мебель довольно старая, но дешевая. Из вещей – ничего лишнего, индивидуального, характерного, как будто постоялице довольно того, что предоставила хозяйка. Привычного женского уюта не было и в помине. Молодая женщина жила в съемной квартире как в гостинице. Строго, скупо, аккуратно. И везде идеальный порядок. Немного чрезмерный.
Для осмотра гостиной хватило быстрого взгляда. Мягким кошачьим шагом Маршалк пробрался на середину потертого ковра с персидским орнаментом. Отсюда открывались спальня и ванная комната с рукомойником. Порядок царил везде. Только опытный глаз заметил недочет: рядом с камином затертое пятно сажи.
Для игры в прятки в квартире нет места: лишь платяной шкаф да пространство под кроватью, завешенное большим покрывалом. Нетронутым.
Маршалк выбрал шкаф. Узнать, что в нем, не довелось. С