здание на окраине Нью-Йорка
14.10
Я долго не могла открыть глаза, казалось, мне что-то мешало. Тогда я попыталась пошевелить рукой, но и это мне не удалось. Ещё не осознав до конца, что произошло, я попыталась вырваться из парализующего меня кошмара. Но тщетно. Я была связана по рукам и ногам. Голова болела, тело затекло от неудобной позы, которую невозможно было переменить. С некоторым опозданием я вспомнила о том, что предшествовало моему пробуждению. Я тут же перестала возиться, пытаясь хоть как-то устроиться поудобнее.
Поскольку я не могла видеть, что происходит вокруг, я пыталась прислушиваться. Не было привычного шума города, людского гула, звуков проезжающих автомобилей. Наверное, я где-то под землёй, поэтому так темно. Но не успела я запаниковать от того, что меня похоронили заживо. Как услышала птиц, скорее всего, голубей, которые ворковали и перелетали с места на место. Значит, я всё-таки не закопана в какой-нибудь безымянной могиле. Какое счастье. Правда, порадоваться этому открытию мне не дали. Чьи-то грубые руки подняли меня и сорвали повязку. Солнечный свет пронзил глаза, и мне пришлось зажмуриться на несколько мгновений.
– Ну, что, очухалась? – Спросил грубый голос.
По голосу сразу стало понятно, что его обладатель меня ненавидит и уничтожит, но перед этим будет долго мучить и причинит максимальную боль. Из глаз потекли слёзы, не знаю точно, от непривычного света или от ужаса. Он заметил это и рассмеялся, хрипло, довольно, с явными нотками безумия. «Это конец», – подумала я и вспомнила, что так и не зашла в церковь, чтобы поставить свечку за здравие Зои Ардовой. И за себя могла бы попросить.
– Боишься? – Прошептал он мне на ухо.
Слова будто застряли, и я не смогла ничего ответить, поэтому просто кивнула. Я не просто боялась, я с трудом могла соображать от ужаса. Я ведь совсем молода. Я не готова вот так умереть здесь. Он снова засмеялся и толкнул меня. Не имея возможности сгруппироваться, я плашмя упала на лежанку, больно ударившись головой о стену. Он склонился надо мной и достал нож, я опять зажмурилась, приготовившись к очередной порции боли. Я не могу этого видеть. Я вообще не должна здесь находиться. Это какая-то кошмарная ошибка. Он почему-то медлил. И я открыла глаза, чтобы увидеть почему. Он явно был доволен произведённым эффектом, он наслаждался моим страхом, дышал им, впитывал кожей. Наконец, насытившись моим отчаянием, он резко взмахнул ножом, и я почувствовала, как связывающие меня верёвки ослабли. Я сама ослабела, будто спущенное колесо, из которого вышел весь воздух. Если бы сейчас передо мной открылась дверь, через которую можно сбежать от смерти, я вряд ли сумела сделать и пару шагов к спасению.
Мой мучитель убрал нож в кожаный чехол, прикреплённый к поясу. Ему нравилось, что я слежу за каждым его движением, не в силах оторвать глаз от ножа. Дождавшись, когда я встречусь с ним взглядом, он тихо сказал:
– Ты скоро умрёшь.
Он ушёл, закрыв дверь на ключ. А я всё пыталась и не могла осознать его слова. Я скоро умру.
Рузвельт хоспитал
15.49
Зоя Ардова, вдова четвёртой жертвы, умерла сегодня рано утром. Она так и не пришла в сознание после повторного инсульта. На закономерный вопрос Майкла, почему ему не сообщили раньше, доктор ответил, что несколько раз звонил агенту Лили Берегова, которая занимается делом Русофоба.
Агенту Фэйссоберу очень хотелось рассмеяться. Вот как эта русская умудряется быть повсюду, влезать в чужую работу, личное пространство. Забралась в самую душу, причём умудрилась прокрасться так незаметно, что Майкл только сейчас, когда её не было рядом, понял, как много места занимала Лили в его жизни. И когда она успела? Ведь знакомы-то они всего лишь несколько дней. И вполне возможно, что их знакомство уже завершилось. Майкл оборвал себя, приказав не думать о таком развитии событий. Подобного просто не может случиться, потому что он, Майкл Фэйссобер, этого не допустит.
Майкл заполнил принесённые доктором бумаги. Через несколько минут здесь будут родственники миссис Ардов, которые прилетели, чтобы забрать пожилую женщину домой. Они не успели совсем немного, и теперь в Россию вместо живого человека отправится лишь её тело. Майкл тоже не успел совсем немного. Если бы только он приехал раньше, он бы мог проводить её до этого отеля с прачечной, или мог бы оставить охрану ещё на несколько дней. И тогда Лили была бы сейчас рядом. И ему не пришлось бы одному общаться с детьми Ардовых и объяснять, как ему жаль, что безобидная туристическая поездка в Соединённые Штаты уничтожила половину российской семьи.
В кармане завибрировал телефон. Снова звонила Кэрол. У Майкла не было слов, чтобы объяснить своей бывшей жене, почему он предпочитает поиск малознакомой русской девушки дню рождения своей дочери. Поэтому он снова сбросил звонок.
Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка
16.04
Когда закрылась дверь, я заплакала. Да, наверное, я должна была держаться. Ведь я изменилась, стала сильнее и храбрее, меня почти что приняли в ФБР. В теории всё это звучало красиво и казалось правильным. Но сейчас, когда я осталась наедине с ожиданием конца, с мыслями о боли и смерти, все позитивные установки вдруг утратили своё значение. Плакала я долго, с надрывом, теперь у меня наверняка опухли глаза, и текло из носа. Сил оставалось лишь на слабое поскуливание и жалость к себе. Я легла на бок, потому что так было легче дышать забитым носом, притянула колени к груди и попыталась сосредоточиться и подумать о чём-то кроме неминуемой смерти. Но у меня не получалось. Ничего позитивного в голову не приходило. Ведь всё остальное, кроме страха перед неминуемыми страданиями, стало совершенно неважным.
Что-то давило на грудную клетку. Лежать было некомфортно, и я перевернулась на спину, пытаясь найти удобное положение. Определённо, эта штука мне мешала и отвлекала от бренных мыслей. Я начала ощупывать свою грудь, чтобы найти источник неудобства.
«Чёрт побери!» – Как восклицал когда-то умница Д’Артаньян, умевший находить выход из самых безвыходных ситуаций.
«Какая же я дура!» – Это уже самокритика, имеющая определённую пользу для развития личности.
«Это же надо было так сглупить!» – И, наконец, констатация очевидного факта.
Ведь Джек Трумэн не стал меня обыскивать. И всё это время у меня в бюстгальтере находился телефон, но я была так переполнена жалостью к себе, что напрочь об этом забыла.
Я достала мобильник и набрала номер Майкла, он был занят. Вот же нашёл время, чтобы поболтать! Больше в Нью-Йорке я никого не знала