будто на дрожжах!
– Погоди, дауншифтинг по-иностранному – это такая модная философия, стремление к понижению скорости жизни, отказ от лишнего, – наскоро объяснила я. – Вот когда топ-менеджер «Газпрома» навсегда уезжает на Бали, чтобы курить бамбук в хижине с видом на снующих по волнам серфингистов, – это дауншифтинг.
– Однушка в пригороде Питера – это круче, чем хижина! К тому же у тебя и другие квартиры есть, это не единственное жилье.
– Угу, – я кивнула, – это будет типа дачи. Для визитов в культурную столицу из наших степных черноземов.
– Мы тоже попользуемся при случае. – Ирка потерла руки и встала из-за стола. – Так, кто со мной, те строятся в колонну по два и шагают на выход. Нам еще полчаса на метро ехать, потом двадцать минут пешком идти, а дело уже к вечеру.
– Ничего страшного, солнце еще долго будет высоко, – успокоила ее я. – Белые ночи же!
– Солнце-то на месте будет, а вот работяги нет, – ответила подруга озабоченно.
И поняла я ее слова, только когда мы уже прибыли на место.
Вокруг трех новых домов, в каждом – за двадцать этажей, работа не то чтобы кипела, но как бы остывала после недавнего бурления.
У края площадки, выложенной плиткой, на штабеле бетонных бордюров – в Питере их называют поребриками – устало курил мужик в сером пыльном комбинезоне. Две тетеньки в резиновых галошах и оранжевых жилетах (в промежутке на них было что-то неприметное, мне не запомнившееся) поливали из шланга тоненькие березки, явно только что высаженные у подъезда.
– Не залейте, – мимоходом строго сказала им Ирка. – Почва песчаная, в обильном поливе не нуждается. И не надо так широко, что ж вы лужи образуете, мокрое пятно должно оставаться в проекции кроны.
Тетки глянули на специалистку с опасливым уважением и даже посторонились, пропуская нас к подъезду.
– За начальство приняли, – хихикнув, тихо сказала я интуристу.
Он озирался с растерянным и почти испуганным видом.
– Жилой квартал «Мой мир» расположен в ближайшем к Петербургу развивающемся городе Мурино! – бодрым голосом сообщила я, вспомнив, что интуристу обещали познавательную экскурсию. – Сегодня это полностью сложившийся район с торговой, развлекательной, социальной и коммерческой инфраструктурой! Школы, детские сады, торговые центры, кафе и рестораны – все необходимое рядом!
– О? – На лице Уоррена отразилось обидное сомнение.
– Не веришь? Слушай дальше. – Я набрала в грудь воздуха и выдала на одной радостной ноте, как запомнила из рекламы: – Три корпуса средней высотности выполнены в современном стиле. Над проектом фасадов работали специалисты финского архитектурного бюро Юкки Тикканена. Стильные, контрастные, но в то же время лаконичные, они удачно вписаны в окружающий пейзаж. Благоустроенная территория с детскими и спортивными площадками, прогулочными зонами делает квартал уютным и комфортным для жизни!
– О?
Не убедила я искушенного интуриста.
– Этот тип застройки у нас называется «человейники», – обернулась к нему Ирка.
– Тебе нравится? – усомнился интурист.
Вслед за Иркой, возглавляющей нашу маленькую процессию, мы поднялись по ступенькам крыльца и вошли в подъезд. Голоса сразу же зазвучали гулко, как в соборе.
– Мне-то? Для разнообразия – вполне, – уклончиво ответила я и снова добавила в голос восторга: – Мегаполис! Каменные джунгли! Контраст с нашей провинциальной идиллией.
– Не преувеличивай, Краснодар не какая-нибудь глушь. – Ирка обиделась за малую родину. – У нас уже официально миллион жителей, а по факту – все два!
– Но я в старом центре живу, где купеческие особнячки и узкие мощеные улочки, – напомнила я. – Так что про контраст не вру.
– Контраст-матраст, – проворчала подруга, покосившись на пару граждан, как раз протащивших мимо нас какую-то разобранную мебель. И все тем же недовольным тоном попрекнула меня: – Видишь, люди уже вещи заносят, а ты свою хатку даже не видела!
– И не факт, что увижу, ключей-то еще нет, – снова напомнила я.
Ирка только отмахнулась, с ускорением взлетая на второй этаж.
– Где твоя? Какой номер?
– Сто двадцать восемь, – подсказала я.
Дом не выглядел необитаемым. По длинному коридору сновали какие-то граждане, преимущественно в комбинезонах и робах, с аксессуарами, выдающими в них не праздных гуляк, а честных тружеников, но попадались и люди в цивильном – не иначе, будущие жильцы.
Наша разносторонняя специалистка Ирина Иннокентьевна на ходу отпускала дельные замечания касательно выполненных на объекте работ, отчего работяги ее пугливо сторонились.
Я начала верить, что мы действительно попадем в квартиру и без ключей. Харизма и напор моей подруги как-то обеспечат нам доступ.
Так и вышло.
Ирка решительно отловила в коридоре какого-то мужика с полным ящиком инструментов и деловито спросила:
– От сто двадцать восьмой у тебя ключ?
– У напарника. – Мужик огляделся, позвал: – Семеныч! Начальство ключ от двадцать восьмой хочет.
Ирка – начальство! – приосанилась. Я незаметно стукнула интуриста по спине ладошкой левой руки и показала ему кулак правой, чтобы не сутулился и не вертелся. Короля играет свита, начальство – группа сопровождения и поддержки.
– За почему?! – обиженно поинтересовался Уоррен, но спину выпрямил и замер у стенки, как почетный караульный.
– Правильный вопрос – за что, – поправила я шепотом. – А правильный ответ – за все хорошее.
– Это пароль – отзыв? – заинтересовался заокеанский товарищ.
– Тоже любишь книжки про шпионов? – фыркнула я, вспомнив мальчика Борю.
– И ты? – Уоррен вроде обрадовался.
– Я их ненавижу, – честно сказала я. – Убивала бы…