хочешь, Злой?
Шли вперед. Если даже удастся выйти в лес в ближайшее время, добежать до сарая, возможно, успею. А в сарае что? Не спрячешься там. Ни дверей, ни засова. Почему не остановил меня Постой? Почему рассказал про лесок и про ветви, изогнутые в форме треугольника?
Постой. Странное имя. Постой.
– Обернись, Питон, – сказал я, остановившись. Путник не сразу встал. Прошел еще несколько шагов вперед. Повернулся ко мне лицом.
Стойка. Плечи. Тетива к подбородку. Цель. Спокойствие. Выдох.
– У меня не было ни брата, ни друга. Ни близкого человека, который мог бы на толику увидеть меня. А о том, чтобы кто-то понял меня или захотел попытаться понять – о таком даже не мечтал. У меня было трудное детство, юность, становление. Как и у многих. Каждый день задаю себе один вопрос. Люди ли мы теперь, после того, что с собой сотворили? Не знаю, где ты сейчас, мой друг, что ты есть сейчас, и нашел ли ты ответы. Я благодарю тебя, гой. Все богатства Катарсиса, все его дары собрать в одну кучу и положить у твоих ног – этого будет мало, чтобы описать благодарность, которая меня переполняет. Ты протянул мне руку, когда был выше меня. Ты протянул руку изгою, когда был ниже его. А тот протянул руку тебе после того, как встал на ноги. И поднял тебя на свой уровень. Ты, в свою очередь, поднял меня. Прав ты оказался, Питон, я стал тобой. Ты живешь во мне – в каждом моем движении, в каждом взгляде и слове я нахожу тебя. И в другом ты был прав – ощущение, что я всегда тобой и был.
Прощай, друг, пусть Катарсис от начала града Покоя и до последнего камня на другом конце мира его знает тебя. Пусть Катарсис от начала и до конца времен своих помнит тебя, кем ты топтал эти земли. Я не сказал тебе этого при жизни.
Выстрел.
Тело путника упало на землю спиной. Стрелу не стал доставать из его лба. Прямо возле тела начал рыть яму, чтобы похоронить. Долго рыл. Вода давно закончилась. Не силами рыл, а огнем, переполнявшим меня, пожитки закончились давно. Молил Катарсис о дожде. И о выходе. Долго землю для друга своего рыл. Ночь началась давно. Только не добралась она до этого края. Не укрыла собою эти земли. Из земли торчала стрела. Я уснул возле этой стрелы.
* * *
– Зак, тебе письмо от Начальника, – сказал Хобот, вернувшийся в Пустоши из станицы Покинутых на четвертый день после Ночи. – Что там наш гость? Фокусов никаких не выдал? Напарника его видал по пути в станицу Покинутых.
– Ушел он. За сутки до Ночи. С тех пор не видел его. Часть пожитков его в комнате осталась, которую у меня снимал.
– Значит, уходить далеко не собирался?
– Нет, за цветами сна отправил его. Не вернулся.
– Сгинул. Ночь ему не пережить за пределами поселения. Без шансов.
– И я так думаю, – сказал барышник.
Зачитал письмо:
«Здорово, Злой. Рад, что добрались живыми до Пустоши. Благодарю за рекомендацию твою, да только не вернулся Спичка обратно из вашего края. Хобот принес мне это письмо, не читая его. И он же весть другую принес: что Спичку твоего мертвым нашел в доме града Тишины. Не нелюдь это был, тело не тронуто. Будто отдохнуть прилег парень, да забыл проснуться, в такой позе нашел его изгой. Такие вести, Сашик. Надеюсь, ты сделал то, что нужно было сделать тебе. Легкой дороги тебе, куда бы ты ни держал свой дальнейший путь. Даст Катарсис, свидимся.
Начальник».
* * *
2051 год. Коробка.
Я шел по земле, и со всех сторон на меня смотрела Коробка. Сзади, спереди, справа, слева. Не было такого места на Территории, где не было бы видно Коробку. Она внушала мне ощущение безысходности, бессилия.
Чаще всего, когда выходил из дома, я шел, лишь бы идти. Лишь бы не давили стены. На улице встречал те же стены. На каждом шагу.
– Прошу прощения, – вежливо обратился к молодой женщине, идущей мне навстречу, чтобы спросить про одно слово. Мне нужно было освежить память. Компьютера в моем мозгу не было, один из минусов его отсутствия – необходимость искать информацию другими путями.
Девушка даже не посмотрела в мою сторону. Она шла, разговаривая с собой, глядя куда-то вдаль перед собой.
Ладно. Нужно найти библиотеку, быть может, еще не все закрылись. Раньше не было этих машин, встроенных в мозг. Чтобы изучить нужную тему, набирали стопку книг в местной библиотеке, получали читательский билет. Сейчас спроси у детей Коробки, как записаться в библиотеку, – они посмотрят в своем информационном потоке и перескажут прочитанный ответ. Но проблема не в машинах, прогресс – неотъемлемая, важная часть течения вод. Проблема в другом – дети приобретают знания, мнение, позицию относительно всех процессов, происходящих в Коробке, не с помощью анализа, изучения, сравнения, жизненного опыта, а потому, что им вкладывают в голову готовую информацию. Дети Коробки – потерянное поколение нового времени, не знающее ничего, кроме Коробки и мира внутри мира. Не способное само произвести или хотя бы сперва осознать ценность. Есть и среди детей Коробки исключения, мятежные души, зажженные факелы тех знаний, которые помогли им выжить в информационной битве. Они осознали, что если они сами не думают, значит, кто-то думает за них, и, поселившись на свалке, смогли создать места относительно чистые, вдали от бесконечных груд мусора и яда, отравляющего разум. Но на каждый миллион таких не больше тысячи. И у них другая проблема – они осознают, что живут на свалке. Среди тех, кто заняли свободные дома, построенные до них, построенные за них. И борются они изо дня в день. Коробка с каждым годом становится все выше, чтобы я смотрел на нее снизу вверх и ни на секунду не забывал, насколько я мелкий.
Спокойствие. Что-то я становлюсь ворчливым, недовольным стариком. Осталось немного, скоро покину. У нас с Коробкой все взаимно: я не принимал ее, меня не принимала она.
Катарсис. Спаси меня, Катарсис, и к дару твоему направь. К тебе я иду.
Возвращаюсь домой.
* * *
2052 год по времени Коробки.
Изгои Коробки перестали себя называть изгоями в Катарсисе. Они убрали «из» и убрались «из», исчезнув бесследно оттуда, где им не место. Оставили себя гоями. В доме своем они не захотели изгоями быть – гоями стали они, дети Катарсиса.
Гой – это имя. Гой – это