Читать интересную книгу Гуляка и волшебник. Танские новеллы (VII-IX вв.) - Антология
Шевелятся драконы расшитых знамен,[130] — И идут. И на месте стоят. От столицы на запад они отошли За сто ли. И недвижны опять. Непреклонны войска. Но чего они ждут, Что заставит в поход их пойти? Брови-бабочки — этого ждали они — Наконец перед ними мертвы! Наземь брошен цветной драгоценный убор. Не украсит ее никогда Перьев блеск изумрудный, и золото птиц, И прозрачного гребня нефрит. Рукавом заслоняет лицо государь, Сам бессильный от смерти спасти. Обернулся, и хлынули слезы и кровь Из его исстрадавшихся глаз… Разнося над селеньями желтую пыль, Вечный ветер свистит и шумит. Там мосты и тропинки, кружа в облаках, Ввысь ведут до вершины Цзяньгэ. Под горою Эмэй там, в долине пустой, Проходящих не видно людей. Боевые знамена утратили блеск, И тусклее там солнечный свет. Край тот Шу — с бирюзовыми водами рек И вершинами синими гор. Мудрый наш властелин там в изгнанье ни днем И ни ночью покоя не знал. Бередящее душу сиянье луны Видел он в отдаленном дворце. Все внутри обрывающий звон бубенцов Слышал он сквозь ночные дожди… С небесами земля совершила свой круг. Возвращался дракон-государь.[131] Подъезжая к Мавэю, поник головой И невольно коня придержал. Здесь, в Мавэе, под памятным этим холмом, На сырой этой грязной земле Как узнает он место, где яшмовый лик Так напрасно похитила смерть? Друг на друга властитель и свита глядят, Их одежда промокла от слез, И к воротам столицы они на восток Едут дальше, доверясь коням. Воротились в Чанъань. Вид озер и садов Все такой же, как в прошлые дни, И озерный фужун, как всегда, на Тайи,[132] Те же ивы в Вэйянском дворце. Как лицо ее нежное — белый фужун, Листья ивы — как брови ее. Все как было при ней. Так достанет ли сил Видеть это и слезы не лить? Снова веснами персик и слива цветы Раскрывали под ветром ночным, Вновь осенний утун с опадавшей листвой Расставался под долгим дождем. Государевы южный и западный двор Зарастали осенней травой. На ступени опавшие листья легли, И багрянца никто не сметал. У певиц, что прославили Грушевый сад, В волосах белый снег седины, Для прислужниц, заполнивших Перечный дом,[133] Юных лет миновала весна. К ночи в сумрачных залах огни светлячков На него навевали печаль, И уже сиротливый фонарь угасал, Сон же все не смежал ему век. Не спеша, не спеша отбивают часы — Начинается длинная ночь. Еле светится-светится в небе Река,[134] Наступает желанный рассвет. Стынут в холоде звери двойных черепиц, Как приникший к ним иней тяжел! Неуютен расшитый широкий покров.