у себя на плече; одежда хранила аромат духов, на постели еще блестели невысохшие слезы…
Дней десять от Ин-ин не было никаких вестей. И вот однажды Чжан начал слагать стихи в тридцать строк на тему «Встреча с небесной феей». Не успел закончить, как вдруг пришла Хун-нян. Он вручил ей листок со стихами, чтобы она передала их своей госпоже. С той поры Ин-ин стала встречаться с ним в своей комнате. Утром он тайком уходил от нее, а вечером крадучись снова пробирался к ней. Почти целый месяц длилось их счастье в западном флигеле. Когда Чжан спрашивал, что будет, если узнает ее мать, Ин-ин отвечала:
— Мне все равно! Я уже не в силах об этом думать! — и старалась прекратить разговор.
Но вскоре Чжану пришлось поехать в Чанъань. Он сообщил Ин-ин о своем отъезде. Она молча выслушала его, но печальный вид ее тронул бы любого. В две последние ночи перед отъездом Чжану не удалось повидаться со своей возлюбленной. Так он и уехал на запад, не простившись с ней.
Прошло несколько месяцев. Чжан снова приехал в город Пу. Встречи его с девушкой возобновились.
Ин-ин была превосходным каллиграфом и отлично владела литературным слогом. Но каждый раз, когда Чжан просил ее что-нибудь сочинить для него, она отказывалась. Он пробовал своими стихами вызвать ее на ответ, но напрасно. Она тем и отличалась от других, что, обладая замечательными талантами, делала вид, что ничего не умеет; будучи красноречива, редко вступала в разговор; питая глубокие чувства к Чжану, не выражала их в словах. Когда сильная тоска охватывала ее, она умела казаться безразличной, и выражение радости или гнева редко появлялось на ее лице.
Иногда ночью Ин-ин в одиночестве играла на лютне. Мелодии были так печальны, что надрывали душу. Как-то Чжан подслушал ее игру и попросил продолжать, но она наотрез отказалась. Это еще больше усилило его страсть.
Вскоре Чжан снова должен был уехать в столицу, так как близилось время государственных экзаменов. Вечером, накануне отъезда, он не говорил больше о своей любви, а лишь грустно вздыхал, сидя рядом с Ин-ин. Она же, зная, что близится разлука, кротко взглянула на него и мягко сказала:
— Обольстили, а потом покинули! Так оно и должно было случиться. Я не смею роптать! Удостоили меня близостью, а теперь порываете со мной — воля ваша. Конец всем клятвам в верности до гроба! К чему же вам печалиться об отъезде? Но вы все-таки огорчены, а мне нечем вас утешить. Вы, бывало, говорили, что я хорошо играю на лютне, а я до сих пор стыдилась играть при вас. Но теперь вы уезжаете, и я исполню ваше желание.
Она приказала смахнуть пыль с лютни и тронула струны. Вскоре в мелодию «Из радуги яркий наряд, из сверкающих перьев убор» проникли скорбные ноты. Напев звучал неузнаваемо печально. Все, до кого доносились звуки этой музыки, грустно вздыхали. Ин-ин прервала игру, порывисто бросила лютню — слезы лились по ее щекам. Она убежала в комнату матери и больше уже не появилась.
На рассвете Чжан уехал.
В следующем году он потерпел неудачу на экзаменах и остался в столице, чтобы снова попытать счастья. Чжан послал своей возлюбленной письмо, где излил все волновавшие его чувства. Вот ответ Ин-ин — в моем неискусном изложении:
«Я прочла Ваше письмо, полное глубокой любви ко мне. В чувствах любящих радость переплетается с грустью. Вы были так внимательны, что вместе с письмом прислали мне в подарок шкатулку с рукодельными цветами и губную помаду. Право, я благодарна Вам за любовь, но для кого, кроме Вас, стала бы я украшать себя?! Я гляжу на Ваши подарки, и меня охватывают воспоминания, и тоска моя растет. Теперь, когда нужно готовиться к экзаменам в столице, Вам необходимо остаться там, чтобы добиться успеха. Признаюсь, я не стою Вас, но как тяжело жить в одиночестве, вдали от любимого! Такова судьба, что же я еще могу сказать!
С прошлой осени я живу как в тумане, будто утратила себя. На людях заставляю себя говорить и улыбаться, но ночью, когда остаюсь одна, непрестанно лью слезы. Даже ночные грезы мои полны слез. Иногда во сне мы становимся близки, как прежде, и печальные мысли о разлуке снова пугают душу, но видение прерывается, прежде чем кончается тайное свидание. Опустевшее место на ложе еще кажется теплым, но тот, о ком я думаю, по-прежнему далеко.
Как будто вчера мы расстались, а новый год уже пришел на смену старому! Чанъань — город соблазнов и наслаждений, где все влечет молодого человека. Какое счастье, что Вы не забыли меня, недостойную, и постоянно вспоминаете! За это я, ничтожная, никогда не сумею отблагодарить Вас. Клятву же нашу о вечной верности я никогда не нарушу! Прежде, благодаря родству, нам с Вами довелось повстречаться у моей матери. Служанка уговорила меня еще раз повидать Вас, и это привело к тайным свиданиям. Мы не сумели сдержать своих чувств. Вы вели себя как тот, кто увлек девушку игрой на цитре;[141] у меня же, презренной, не хватило сил бросить в Вас челнок.[142] Я стала преданно служить Вам у Вашей циновки и подушки… По своей наивности и простоте я думала, что так будет всегда. В счастливый день, когда мы узнали друг друга, я не сумела совладать с собой и вот до какого позора дошла! Теперь уж я никогда не смогу подавать Вам полотенце и гребень. И до самой моей смерти я не перестану сожалеть об этом. Слова напрасны, остается лишь сдерживать рыдания!
Если Вы, по доброте сердечной, снизойдете ко мне и не забудете меня, одинокую и ничтожную, то и после смерти я буду благодарна Вам. Как знать, быть может, Вы, считающий себя выше мелких условностей, отвергнете мою любовь, погонитесь за большой удачей, пренебрегая тем малым, что у Вас есть, и прежнюю нашу близость сочтете позорной для себя, а наши клятвы — недостойными внимания… Но все равно, даже когда мои кости истлеют, чувство мое к Вам не ослабеет и душа моя, носясь по ветру и блуждая по холодной росе,