Потому что именно четырех волкодавов, не больше и не меньше, выпускали слуги Вранежа на ночь во двор усадьбы с целью выгуливания, отпугивания посторонних, а если посторонние попадутся отпугиванию неподдающиеся, то и прокормления.
– Как это – ерунда? – прогундосил отчаянно простывший в засаде Грачик и жалобно швыркнул носом, переводя взгляд с командира на друзей. – Да если он на задние лапы встанет, я ему до подмышек не достану! Ерунда!..
– Достанешь, – не очень уверенно возразил Кысь.
– Ага, правильно, достану, если на табуретку встану и на цыпочки вытянусь! – не прекращал ворчать Грачик. – Ты его издалека видел, а он меня через решетку чуть не гамкнул! Я еле руку успел отдернуть! А он на задние лапы ка-а-к подымется, ка-а-ак просунет морду сквозь решетки, да ка-а-к давай на меня лаяться! До сих пор в ушах звенит!
– Точно-точно, Кысь, – озабоченно поддержала узколицего черноволосого мальчишку Мыська. – Ты что, забыл, что Чирка рассказывала? Как они с братом три месяца назад залезли ночью к Вранежу мусорную кучу у кухни поглядеть, и как на них евойные собаки накинулись? Ее тогда хоть и сильно погрызли, платье изодрали, да она ноги унесла, пусть и прокушенные в трех местах. А Ёжку с тех пор Чирка больше не видела. И никто не видел.
– Ну, помню, говорила… – неохотно признался их командир.
– А помнишь, Воронья говорила, что ей один мальчишка рассказывал, что ему один надежный парень намекнул, чем Вранеж своих волкодавов кормит? – мрачно глянул исподлобья Снегирча. – А, точнее, кем?
– Да брехня… наверно…
– Короче, если мы не придумаем, как мимо этой псарни пройти, в дом нам не попасть, – просипел и закашлялся Грачик.
– А чего тут думать, – буркнул Снегирча. – Отравить их, людоедов, да и вся недолга.
– Чем ты их отравишь? – как на блаженного уставился на него Кысь. – Может, у тебя стакан яда под подушкой припрятан? Снегирча смутился. Стакана, или даже ложки яда, если на то пошло, у него там не было.
Под подушкой у него были припрятаны только горбушка хлеба и настоящий наконечник для стрелы, исподтишка уворованный в один удачный день из охотничьей сумки его героя Кондрата, которую тот попросил покараулить, пока он сходит перед походом на разбойников проведать медвежонка к октябрьской веряве. Верява!!! Ну, конечно же!
– Мыська, ребята, я придумал!!! – едва не захлопал в ладоши Снегирча, но, побоявшись нарушить конспирацию, лишь несколько раз взмахнул сжатыми кулаками, будто заколачивая невидимые гвозди, и азартно продолжил: – Надо попросить яд у молодой верявы, у Находки!
– У верявы?!.. В темном углу повисло неловкое молчание.
Хоть у северных костеев никаких убыр отродясь не бывало, а называли их и вовсе забавным словом «верява», но слава их давно уже вышла не только за пределы страны Октября, но и Страны Костей.
А если еще вспомнить старую поговорку «Добрая слава лежит, а худая бежит» и прочий фольклор, зародившийся за столетия вокруг доблестных тружениц оккультного фронта, то визит к четырем голодным волкодавам-людоедам мог показаться среднестатистическому костейскому ребенку достойной заменой визиту к одной веряве.
– Хотя, у нее, наверное, тоже никакого яду нету, – по зрелому размышлению осторожно возразил сам себе Снегирча, давая сотоварищам выйти из неосмотрительно созданного им положения, сохранив лицо.
– Ага, точно нету, – с облегчением поспешил согласиться Грачик.
– Она же никого не травит… вроде… пока… На что ей яд? – дипломатично попытался подвести теоретическую основу под решение военного совета Кысь.
И только Мыська то ли мало сказок в детстве слышала, то ли не совсем поняла маневров мальчишек.
– Ну, и что, что нету, – увлеченно возразила она. – Если попросить – сделает! Она же нам тогда лекарство от золотухи сделала, когда мы мяса первый раз облопались! И яд сделает!
– Одно дело – лекарство, – мудро заметил Кысь. – А другое…
– И как ты ей скажешь? – поддержал его Грачик. – «Я хочу отравить собак Вранежа, потому что нам надо залезть к нему во дворец, чтобы найти клад?»
– Сам дурак, – задумчиво проронила Мыська. – Ничего я ей такого не скажу. А скажу я ей… скажу… скажу… Придумала! Я ей скажу, что в городе живу, и что мать моя замуж за лавочника выходит! И что жить мы в его доме собираемся, только у него собаки злые двор охраняют, и я их боюсь! А… а мать с отчимом надо мной только смеются! А одна меня уже кусала! Два раза! Или три! И другая тоже! Четыре раза!.. И… и… и… И еще чего-нибудь придумаю, пострашнее, чтобы она точно согласилась!..
– И, думаешь, сработает? – с сомнением, в изрядной мере замешанном на восхищении, прищурился на нее Снегирча.
– Должно сработать, – вздохнула и сразу погрустнела девочка. – А иначе нам про Вранежев клад можно прямо сейчас забыть, и больше не вспоминать.
* * *
– Ну, спокойной ноченьки вам, пострелята. Приятных снов.
Ласково улыбнувшись на прощание, матушка Гуся собрала и погасила все светильники и, пятясь на цыпочках, словно уже от одного пожелания все ее беспокойные подопечные забылись сном, словно заколдованные принцы и принцессы, вышла из спальни и тихонько прикрыла за собой дверь. Легкие шаркающие шаги ее не спеша прошелестели через гулкую кухню. Чуть слышно скрипнула узкая створка, выпуская главную воспитательницу. Потом еще раз – закрываясь. И тишина…
Кысь приподнял вихрастую голову с тонкой, как блин, но самой настоящей подушки, сжал три раза уворованный еще днем в столовой светильник-восьмерку и осторожно отогнул два пальца. Белый лучик света, обрадованный нежданной свободе, тут же вырвался из кулака и осветил его и несколько соседних кроватей, на которых тут же, как грибы после прохода грибника, выросли любопытные головы.
– Сейчас?.. – вопросительно просипел откуда-то справа, из темноты, Грачик и чихнул.
– Ты же не вылечился, – осуждающе прозвучал слева суровый голос Мыськи.
– Мне уже лучше! – возмутился простуженный мальчишка. – Жара-то нет!
– Зато чихаешь, как конь водовоза, – неодобрительно пробурчал Снегирча. – Ты же там всех…
– Тс-с-с-с!!! – яростно зашипел на него Кысь. Снегирча прикусил язык.
– А куда это вы собрались? В одну секунду вся спальня была на дыбах.
– Ночью нельзя на улицу выходить!
– Вы чё, сбежать хотите?
– Вы чё, дураки?
– А как вы отсюда сбежите?
– Через окно, как еще!
– Точно, дураки!
– Сами вы полоумные! – не вынес несправедливых нападок Кысь. – Никуда мы не сбегаем! Мы… по делам уходим! И скоро вернемся!
– А после этого мы все знаете, как заживем!.. – закашлялся Грачик. – Как сыр с маслом! Общество задумалось.
– Один сыр с маслом невкусно, – наконец, изрек общую мысль Векша. – Надо хлебушка хоть горбушечку.
– И колбасу, – поддержала его Воронья.
– И огурец соленый!..
– И помидору!..
– И рыбу копченую!..
– И укропу!..
– И петрушку!..
– И вештину!..
– И варенье!..
– Кто рыбу с вареньем ест? – выразителем всеобщих настроений снова стал Векша.
– Я… – нерешительно пискнул из левого угла Крысик. – Я бы всё с вареньем ел…
– Ты его так любишь? – уважительно склонил голову к плечу Снегирча.
– Ага… – робко кивнул Крысик. – Только не пробовал никогда… Но говорят, что вкуснее варенья только эта… вештина… а про нее уже Пчельник сказал.
– Ну, так вот, – авторитетно подвел итоги плебисцита Кысь. – Когда мы вернемся, то этой… вештины… с вареньем… у всех в городе будет просто завались. Понятно?
– Вы на продуктовый склад идете! – обрадовался Сусля.
– Ну… нет, вообще-то… – загадочно поджал пухлые губы Снегирча. – Но можно сказать и так.
– Ну, так мы с вами!
– Мы поможем!
– Чего это одни идут, а другие – нет!
– Тихо! – строго, не без основания опасаясь, что возобновившиеся возгласы быстро вернут к ним дежурного воспитателя, прикрикнул Кысь. – Идем только я, Снегирча и Мыська. Идем ненадолго. К утру вернемся. И всё расскажем. Честное богатырское. Это произвело нужное впечатление, и ребятня послушно замолкла. Если Кысь сказал «честное богатырское», значит, так оно и будет.
В волнующе-тревожной атмосфере шепотков и испытующе-завистливых взглядов трое разведчиков быстро оделись, выгребли из тайников под матрасами и подушками заготовленные припасы и, не оборачиваясь и не говоря больше ни слова, бесшумно отворили заранее проверенную и смазанную створку окна и исчезли во тьме.
– Уже скоро… – дрожащим шепотом дыхнула в ухо Кысю Мыська. – Еще два квартала пройти…
– Я знаю, – не оборачиваясь, кивнул тот и непроизвольно поежился. Не иначе, как от ночного заморозка.
– Ты это… не забыла? – попробовал и не смог заставить себя произнести неприятное колючее слово Снегирча.