— А ваш водитель, однако, филер. — вдруг сказала она.
— Что, простите? — не понял я.
— Да присядете вы, наконец? — она улыбнулась снисходительно и вместе с тем величаво. — Диван очень удобен.
Я послушался и присел на край дивана. Она продолжила:
— Филерами раньше называли агентов охранного отделения, которые осуществляли слежку и занимались негласным сбором информации о персонах, представлявших интерес для охранки. — она отошла от окна и подошла к столу на котором лежала какая-то брошюра серо-коричневого цвета. — сейчас их называют топтунами, но мне это слово не нравится. Ваш водитель следит за вами.
Этого только не хватало.
— С чего вы взяли?
— Опыт.— ответила она и предположила — Вы, наверное, просто не у тех и не так поинтересовались Жанной.
Мог бы догадаться, слишком образованный мой водила для обычного бомбилы, пусть и из прошлого.
Ветров? Вот же сука!
— Впрочем, Жанночка предупредила меня, что у вас с этим могут быть проблемы, — она посмотрела меня со своим уже, начавшим надоедать мне, снисхождением. — и не только с этим.
— Вы знаете, что с ней? — спросил я довольно резко.
— Помилуйте, молодой человек, — она никак не отреагировала на мой тон, — откуда? Я видела Жанну последний раз в середине июня. Еще до начала войны с немцами.
— Мне, наверное, пора. — сказал я и встал.
— Наверное. — как-то слишком легко согласилась она. — Вы не хотите даже узнать, что Жанна для вас оставила?
Я, в этом их мире, почему-то совсем не ощущаю себя суровым матерым рексом из будущего, а скорее похож на слепого тупого щенка, которого пинают все, кому не лень. От политрука-малолетки до этой непонятной старухи в платье из фильма ужасов.
Что за хрень со мной происходит? Соберись, полковник, наконец, не то твоя миссия закончится у кирпичной стенки во дворе какой-нибудь обоссанной НКВД-шной тюряги еще до героической гибели твоей ленпеховской оболочки.
— Слушайте меня внимательно. — сказала старуха строго. — Как вы искали Жанну?
Чего-то она много на себя берет.
— А вы ей кто?
— Молодой человек, я не знаю, почему вы так плохо ориентируетесь в наших реалиях и, будь я следователем НКВД, то незамедлительно расстреляла вас, как немецкого шпиона. Без суда. По законам военного времени. — она говорила медленно, видимо, чтобы дошло даже до такого дебила, каким ей казался я, себе, впрочем, я казался не меньшим дебилом. — Но к вашему счастью, Жанна меня предупредила, что вы будете... — она пару секунд подбирала слова, — слегка не в себе, поэтому в ваших же интересах отвечать на мои вопросы.
Она дала мне какое-то время, чтобы усвоить информацию, и продолжила:
— Жанна по каким-то, ей одной известным, причинам выписалась с этого адреса еще в 39-ом, но предупредила, что, примерно, с середины июля и до 8-го сентября, ее обязательно кто-то будет разыскивать и этот кто-то придет сюда, поэтому она оставила отметку у моего звонка, понятную только этому человеку.
Она опять замолчала на пару мгновений, а я перестал задавать себе дурацкие вопросы и просто слушал.
— А еще она предупредила, что этот человек, — она внимательно посмотрела мне в глаза, — то есть вы, возможно будет вести себя и выглядеть, как человек, который немного не в себе, как я уже говорила. Моя задача вам помочь. Вам понятно?
— Как вас зовут? — ни с того ни с сего вдруг сказал я.
Такая прямая, как палка, будто три общевойсковых училища закончила. Не бабка, а строевик со стажем. Может она потому и не садится, что с такой прямой спиной только стоять и получается?
Блядь, вот какая у мне дрянь вечно ни к месту в голову лезет?
Интересно, когда меня поведут на расстрел, я буду молиться или размышлять какого хера у командира расстрельного взвода ширинка не до конца застегнута?
— Для вас я Томская Анна Федотовна. — представилась она с достоинством.
— Пиковая дама? — не удержался я.
— Как вам будет угодно. — сказала она. — Значит вы не совсем безнадежны. Теперь рассказывайте, как вы разыскивали Жанну?
— Ну, спросил у политрука на пересылке, — пожал плечами я, — сказал, что невеста боевого товарища, который просил ей привет передать. Место работы назвал и фамилию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А потом поехали при первой возможности на этот адрес? — спросила она.
— Так точно. — согласился я.
— Все ясно. — она подошла ближе. — С вашим политруком и слежкой, я сейчас вопрос решу, а вы пожалуйста сядьте поудобнее, а лучше прилягте, снимите ремень и постарайтесь расслабиться.
— Зачем? — поинтересовался я.
— Я собираюсь привести вас в себя. — сказала она. — Существует только одно средство, которое может вам помочь.
— Знаете, Анна Федотовна, есть один старый анекдот. — мне все это порядком уже надоело. — Вы любите анекдоты?
— Анекдоты? — удивленно повторила она за мной, но тут же взяла себя в руки. — Люблю, если там есть хороший юмор и мораль.
— Насчет юмора я не уверен, но мораль есть. — пояснил я и начал рассказывать. — Идут, значит, по улице мама с сынишкой, маленьким, лет пяти. Вдруг видят, как на газоне кобель сучку дерет. Сынишка сразу и спрашивает:
— Мам, а чем собачки занимаются?
Мама быстро сориентировалась во времени и пространстве и отвечает слету:
— Зарядкой занимаются.
А малыш дотошный попался и спрашивает опять:
— А почему, который сверху, занимается зарядкой, а который снизу просто стоит?
Мама опять быстрехонько сориентировалась и отвечает:
— Ну тот, который снизу, просто расслабился.
Малыш посмотрел на маму и, таким, прямо, ну очень, нравоучительным тоном, заявил:
— Вот видишь, мама, стоит лишь немного расслабиться и у тебя сразу хуй в жопе.
На пару мгновений старуха потеряла дар речи, и я продолжил:
— Мораль такова: мне до коликов надоел за эти пару дней хуй, перманентно пребывающий, в моей жопе. — для пущей убедительности я решил перейти на «ты». — Как ты думаешь, сколько мне понадобится времени придушить тебя, эту Зинаиду и вернуться к своему топтуну?
В выдержке ей было не отказать.
— А какой в этом смысл? — она развела руками. — Я ведь только помочь хочу.
Так, спокойно реагируешь, твое сиятельство, значит я на верном пути.
Ну, что ж, здравствуй, полковник Светлов. Давненько не видались, я уж и заскучать успел.
— Выкладывай в чем был план?
Я не стал вставать с дивана, а просто закинул ногу на ногу. Все эти театральные эффекты с нависанием над жертвой, хрень полная, особенно, когда ты внутри тщедушной шкурки тощего курсанта.
— Я хотела провести с вами сеанс гипноза, Жанна...
Договорить я не дал.
— Чего меньше всего хотела бы Жанна, так это того, чтобы кто-то посторонний залез мне в голову. Не в ее это интересах.
А вот теперь можно и подняться с дивана.
— В гипноз умеешь, я правильно понял? — спросил я.
Она кивнула.
— Отлично. — теперь уже и я кивнул. — Мысли тоже угадываешь?
— Немного. — согласилась она. — Я училась у Барченко. (Александр Васильевич Барченко (1881, Елец — 25 апреля 1938, Москва) — советский оккультист, писатель, исследователь телепатии, гипнотизёр. Проводил исследовательские работы в рамках особого спецотдела ОГПУ)
— Не в курсе, кто это, но очень надеюсь, что обучил это Барченко тебя хорошо. — я пристально посмотрел ей в глаза. — О чем я думаю?
Она отвела взгляд.
— Вам неприятно это будет делать, но, если я не выполню ваших требований, вы меня убьете. — ответила графиня, впервые проявив хоть какие-то эмоции.
Точнее, одну эмоцию, самую древнюю и присущую всем, без исключения, живым существам — страх.
Все, так или иначе, боятся смерти, а вот старики, почему-то особенно, наверное, чувствуют ее приближение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Меня вполне устраивало подобное развитие событий.
«Пора за руль, товарищ полковник, — подсказал мне мой, неугомонный обычно, но в последнее время, чрезвычайно молчаливый, внутренний голос, — а то машина едет прямо к обрыву, а вы спокойно курите на пассажирском сиденье». Привет, родной, давненько ты на связь не выходил.