Книксен? Это у них так принято, что ли? Я взял чашку и отхлебнул немного. Это был не чай, а кипяток, так что, если и был какой-то вкус чая, я его не почувствовал. Наверное, тоже на каком-нибудь примусе кипятила.
— Что вы собираетесь делать дальше? — внезапно спросила меня Томская.
Понятия не имею, что я собираюсь делать дальше.
— Вам это знать не обязательно. — ответил я грубо.
— Мне, нет, — согласилась она и вдруг добавила, — но вы и сами этого, полагаю, не знаете.
Да, ты бабуля просто капитан Очевидность из моего времени. На лице у Мальцева что ли это написано? А вообще-то хер его знает, что на нем действительно написано. Я даже не знаю, умею ли я вообще контролировать мышцы этого лица.
— Вам фамилия Вебер о чем-нибудь говорит? — решил, наконец, я задать этот вопрос.
— Конечно, — ответила Томская, — он начальник Жанны и человек, который сделал меня вдовой.
Глава 29. Шах одноглазому королю.
Я не успел даже толком осознать сказанное, как Томская продолжила:
— Я намного старше своего мужа. — она отложила свои бумаги и сняла очки. — Когда и при каких обстоятельствах мы познакомились, вас не касается, как не касается и то, какой была моя жизнь до знакомства с ним. С Жанной Гальперн мы познакомились в 1939-ом, как я уже упоминала, на ипподроме. У нас нашлись общие интересы, касающиеся некоторых безделушек, значительно упрощающих женскую жизнь, но недоступных в СССР. Меня поразила привязанность юной лаборантки к подобным вещам...
Я хотел спросить, о чем речь, но не решился прервать этот внезапный монолог. Томская продолжала:
Я же могла достать многие из необходимых ей вещей, благодаря связям моего мужа, а также другим моим возможностям, о которых вам тоже пока знать не следует. Тогда я даже не предполагала ни, кто такая Жанна Гальперн, ни чем она занимается в действительности.
Сначала я считала ее мелкой мошенницей, но при более близком знакомстве оказалось, что у нас много общих интересов. Первые подозрения у меня возникли...
Странный голос у нее, очень странный. Молодой, приятный... Только монотонный какой-то...
Сука, меня вырубает.
Чай! Никакого вкуса я не почувствовал.
Что вырубает так быстро без внутривенной инъекции?
Белый китаец...
Фентанил...
Эта дрянь мощнее морфия почти в 100 раз...
Но его же еще не изобрели...
Кто ты, Томская?
— Гуревич? — собрав все немногие оставшиеся силы, спросил я.
— Александра Викторовна. — услышал я ее голос будто сквозь тонны ваты. — К вашим услугам.
Все. Точка.
* * *
Государственное учреждение для
душевнобольных Мезериц-Обравальд
Неврологическое отделение
г. Мезериц
17 августа 1941 года
18 часов 20 минут
Да, Александра Викторовна, ну и что вы будете делать дальше?
А что они будут делать дальше?
Ведут пока себя вполне корректно, даже эта арийская лошадь, которая у них видимо психиатр.
Никаких препаратов, никакой терапии.
Дают отдохнуть? Готовят к чему-то?
По всей видимости.
Сегодня появился этот слизняк, со своей шахматной доской, поинтересовался здоровьем, спросил в чем я нуждаюсь.
По-русски говорит с немецким акцентом, но должна признать, достаточно бегло, но словарного запаса не всегда хватает. Часто непроизвольно переходит на немецкий.
Улыбчивый, постоянно пытается продемонстрировать свою заботу. Явно не врач и явно не тот, кто мне нужен.
Решил зачем-то сыграть со мной в шахматы? Я не против. У меня здесь пока не так много развлечений. Мне достались белые. Немец полностью копировал партию Флора (Саломон (Сало) Михайлович Флор (21 ноября 1908, Городенка, Австро-Венгерская империя — 18 июля 1983, Москва, РСФСР, СССР) — чехословацкий и советский шахматист, международный гроссмейстер (1950), один из претендентов на мировое первенство в 1930-х годах)) против Земиша (Фридрих Земиш (нем. Friedrich Sämisch; 20 сентября 1896, Берлин — 16 августа 1975, Западный Берлин) — немецкий шахматист, гроссмейстер (1950), шахматный теоретик. Внёс важный вклад в теорию дебютов: имя Земиша носят системы в защите Нимцовича, староиндийской защите. Участник двух мировых войн) 29-года в Рогатска Слатине и планировал поставить мне мат на тринадцатом ходу. Я не мешала, полностью повторяя ходы Земиша до определенного момента. На девятом ходу я подставила короля под явный шах. Мой противник, был неплохим игроком, но не учел одного, за без малого, двести лет не только в мире, но и в шахматах многое поменялось. Ушло далеко вперед и в этой партии мог быть совсем другой эндшпиль.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Немец передвинул своего слона так, что тот оказался на одной диагонали с моим королем, и со своей неизменной улыбкой произнес:
— * Schach. Bei Ihrem nächsten Zug setz ich Sie schachmatt. * Шах. После вашего следующего хода я поставлю вам мат.
Я посмотрела на доску, взяла своего ферзя и щелчком сбила с доски слона противника, поставив на его место свою фигуру. Слон покатился, задевоя фигуры, даже слегка подвинул мою пешку, переместив ее на границу черной и белой клетки, но это уже не играло никакой роли.
— * Unddann die Dame den Läufer. *Королева берет слона — я поймала глазами взгляд немца, в котором читалось искреннее и неподдельное изумление. — *Schachmatt. *Шах и мат.