остановки он по лесу этому бегал.
* * *
— И как же пройдём мы тут?
— Тише, тише. Не будут они здесь долго ошиваться. Скоро по избам разойдутся. Я знаю.
— Откуда?
Косится Вран на Баю — с таким простодушным любопытством она на него смотрит, что сразу Вран ей не верит. Не может Бая не догадываться, что Вран почти каждый день в деревню свою тайком пролезает. Не может Бая искренне его умельцем считать небывалым, за счёт даров леса только выживающим.
— После кражи шкур они взбаламутились — решили, как пить дать, что нечистка какая всё из домов повытаскивала, — уклончиво отвечает Вран. — Ходят тут, бродят… за порядком следить пытаются. Только знаю я их порядок — хорошо, если хоть один человек на ногах к ночи останется, а не спать потащится.
— Очень это всё, конечно, любопытно, — говорит Бая. — Но мы что, до расхода их всех ждать будем? Нет, я так не могу. Мне уже к матери пора.
Да, Вран понимает.
Вран сужает глаза, в очертания людей, возле деревни бродящих, внимательно вглядываясь. Кто-то аж до опушки со светочами своими проклятыми дошёл, кто-то по полю рыщет, но большинство, конечно, у ограды собралось. Взбудоражил их всех Вран пропажей шкур — уже третий месяц ходят и ходят, светят и светят. Между деревьями от них спрятаться, конечно, несложно, а вот дальше сейчас пробраться затруднительно. Сам-то Вран уже наловчился: зимой ближе к рассвету в деревню бегал, когда все спали уже, в следы чужие на снегу наступая, а как снег оттаял, и эта заморочка вместе с ним исчезла — да вот только права Бая, нет у них времени до рассвета здесь оставаться. И так Вран сомневается, что Баю за отсутствие столь долгое по голове погладят.
— Ну хорошо, — говорит он. — Хорошо. Сейчас всё будет. Только помощь мне твоя нужна.
— Помощь? — вздёргивает брови Бая.
— Да, небольшая. Повой, пожалуйста.
— Что?..
Смотрит на него Бая, как на помешавшегося, — не сильно, чуть-чуть совсем.
— Нужно мне, чтобы ты повыла немного, — повторяет Вран, мягко её за локоть за соседнее дерево отводя: прямо в их сторону двое деревенских идут, надо сместиться слегка. — Ты ведь умеешь, правда? Ничего в этом сложного для тебя не должно быть.
— И как мой вой им уснуть поможет?
— Никак, красавица, — отвечает Вран, остальных деревенских подсчитывая: по полю пяток бродит, у частокола, наверное, с дюжину, насколько Вран разглядеть может. — Не спать мы их будем укладывать, а из кроватей поднимать.
— И в чём же тогда…
Да, точно дюжина — место Вран хорошее занял, со всех сторон частокол виден, и удачно всё именно сейчас складывается: выходят мужики заскучавшие к другим, под сторожкой караулящим, задняя часть забора безлюдной остаётся — хоть и знает Вран, что там, около щели его любимой, ещё парочка наверняка стоит. Но щель эта — прошлый век, и другие входы-выходы, от чужих глаз скрытые, Врану здесь известны.
— Так что, не будешь выть? — перебивает он Баю нетерпеливо.
Бая молчит немного.
— Пока подробно не объяснишь, зачем — не буду.
Нет, «подробно» — это сейчас точно не ко Врану.
— Ну ладно, — говорит Вран.
Прикладывает руки ко рту, мысленно к волку взывая, чтобы совсем уж позорной эта попытка не оказалась — и сам вой из горла исторгает громкий, протяжный.
Округляются глаза Баи.
— Вран, ты что…
Замирают все мужики как один. И на опушке, и в поле, и у частокола даже. Значит, неплохо вышло.
Значит, надо повторить.
И Вран повторяет — уже смелее, старательнее, никакими страхами не скованный.
Не очень это на волчий вой, честно говоря, похоже — скорее рыжкины какие-то завывания получаются, но и то хлеб. Видит Вран, как мужики ближайшие напрягаются. Друг на друга смотрят. Видит, как рты открывают — и в последний, третий раз воет, уже всю душу, все силы в этот звук оглушительный вкладывая.
Хорошо, что наизусть Вран все повадки деревенских знает. По малейшим изменениям в лицах, по малейшим телодвижениям он их читает. Читает и сейчас: пора.
Хватает Вран Баю за руку, рывком за собой тянет — и в следующее мгновение бежит уже, да так быстро, что в рёбрах с непривычки щемит: давно Вран так не бегал, в последний раз — ровнёхонько когда, наоборот, из деревни удирал, но сейчас всё от скорости его зависит.
— ЛЮТЫЙ!
— СЕРЫЙ!
— НЕЧИСТКА!
Слышит Вран топот мужиков медвежий, ловит краем глаза, как и у частокола все метаться начинают — да не беспорядочно, а в направлении определённом. Чудится Врану, что даже визг он из деревни женский слышит — вполне может быть, женщины у них в общине такие, пугливые. Мелькают деревья перед глазами, кривые, тёмные, в ночи жутковатые, попадается коряга под ногами — Вран её на одном духу перепрыгивает и крепко-крепко ладонь Баи сжимает: лишь бы пальцы не разомкнула, лишь бы руку его в сторону не отбросила.
Не размыкает. Не отбрасывает.
Бежит Бая за ним, добегают до опушки и мужики — а Вран с Баей как раз на поле вылетают.
— Пригнись, — Вран через плечо кидает, сам в три погибели сгибаясь. — Скорость не сбавляй! Давай, давай, Бая, не медли, это нам сейчас ни к чему!
По полю как раз последние мужики бегут, светочами размахивая — но на другом конце совсем, Вран всё предусмотрел. Всё внимание их к лесу сейчас приковано, нет им дела до поля, нет до частокола даже — в этом-то и ошибка их главная. Всегда в общине нечисток слишком глупыми считали — раз подала голос в лесу, значит, так там и останется.
Кажется, что за один миг поле они минуют; вот и забор перед глазами, вот и огни за ним беспокойно в щелях пляшущие, вот и запах в нос Врану бьёт знакомый, шерсть с навозом вперемешку: к хлеву они подбежали, последний рывок остался.
Вран спины не разгибает — наоборот, на колени одним махом падает, руку Баи отпуская и споро землю у забора разгребая. Лаз его тайный, лаз его любимый, лаз, который он сам ещё юнцом только вытянувшимся проделал, Чомор знает сколько с ним возился, долго место выбирал такое — чтобы зимой снегом засыпало, а весной тут же сорняками первыми зарастало, чтобы круглый год ни у одной души подозрений не вызывало.
Пролезает Вран в лаз движением быстрым, юрким; земля мёрзлая ещё на бока давит, тесновато уже, вырос Вран, но так и не успел дыру эту расширить — а теперь и вовсе опасно это.
Пролезает Вран, стены земляные