как голос мудрый из ниоткуда меня понимает — неужто сам Чомор в облике женском из леса вышел волю мою похвалить? Жаль, не выяснил я у старшего своего всезнающего, могу ли я хотя бы с жителями лесными заговаривать — спрошу обязательно у собеседника своего единственного и любимого, как увижу его. Обожает он на вопросы мои отвечать, единственная это моя услада — видеть, как гордостью и отзывчивостью глаза его загораются, когда он голос мой слышит.
Бая прикусывает губу. Смотрит на неё Вран, смотрит жадно, глаз с неё не сводя: ну же, улыбнись открыто, рассмейся, как ты умеешь — как только со мной умеешь, другие-то не больно тебя веселят. Смеялась ли ты хоть раз по-настоящему за три месяца этих долгих? Вран чем угодно готов поклясться: нет.
— Бая, а ты что здесь делаешь? — спрашивает Зима растерянно, с Баи на Врана взгляд переводя. — Разве не должна ты…
— Прогуляться мне мать разрешила, — отвечает Бая, не дослушав её. — Воздухом свежим подышать, с братом парой слов перекинуться — не вижу я его совсем, то он у наставника пропадает, то я.
— А Искра где?
Вран, конечно, прекрасно эти игры понимает: да-да, и встреча эта случайна, и Бая просто так сюда пришла, из-за брата только, и Зима здесь случайно оказалось — всё это замечательно, но если и впрямь отпустила Баю Лесьяра из-под ока своего бдительного, то сомневается Вран, что так уж много у них времени.
А, значит…
— Зима, — мягко Вран говорит. — Очень я тебе благодарен за то, что прикрыть ты меня пытаешься, в другое русло разговор увести, но не могу я больше так. Неправильно я поступил, правило нарушил, на хвост тебе сел, когда ты поручение старшего выполнять шла, да так заболтал, что совсем не туда мы забрели — уж вечер близится, а ты так и не собрала того, о чём тебя просили, да ещё и меня теперь защищаешь. Сам я Бае повинюсь, сам я перед ней за проступок свой объяснюсь — может, смилостивится она, простит на первый раз, а может, перед Лесьярой мне придётся отвечать — тут уж ничего не поделаешь, сам я в лужу сел. Ты иди, иди, милая, да плащ свой не забудь. Дальше я сам.
— Но… — моргает Зима.
Вран быстро с земли поднимается, плащ подхватывает, кое-как снег мокрый отряхивает — бесполезно это, на самом деле, но вид заботливый сделать надо.
— Иди, иди, — повторяет Вран, плащ Зиме в руки впихивая. — Спасибо тебе за всё, увидимся как-нибудь… потом. Когда за границу уже волком настоящим ступлю.
Колеблется Зима — видно, никак не в толк не возьмёт, что тут Вран устроил.
— Зима, иди, — с нажимом говорит он.
— Да, Зима, иди, — кивает Бая. — Долгим у нас разговор с Враном будет — похоже, не понимает он некоторых правил основополагающих.
— Да куда уж мне, — вздыхает Вран, Зиму от болота за плечи разворачивая. — В стольких правилах как самому разобраться? Тут десять старших в помощь нужно. Или один и одна наследница рода волчьего сметливая. Может, хоть это мне, несчастному, поможет…
Бая сильнее губу прикусывает. Зима смотрит на Врана в последний раз, беспомощно, обеспокоенно — но, к счастью, больше не возражает.
— До встречи, Бая, — вот и всё, что она говорит.
— До встречи, Зима, — отвечает Бая бесстрастно.
Зима уходит. Уходит. Уходит… В бесконечность шаги её вглубь леса растягиваются — никак спина за деревьями скрываться не желает. Бая смотрит ей вслед — смотрит и Вран, чуть на месте от нетерпения не пританцовывая.
— Ну и сколько таких у тебя? — спрашивает Бая у пустоты словно, продолжая деревья голые разглядывать.
— Каких — таких? — в ответ Вран спрашивает.
И кажется ему, что вот-вот сердце из груди птицей дикой вырвется, зайцем ошалевшим в лес метнётся, когда смотрит Бая наконец ему в глаза насмешливым, глубоким взглядом своим.
— Разговорчивых, — поясняет она.
Вран набирает воздух в лёгкие.
— Таких как ты — ни одной, — заявляет он.
Вздрагивают губы Баи, затем — грудь её. Видит Вран, что щёку она закусывает, что тоже вдох глубокий делает — чтобы бы не рассмеяться.
— Безответственные они у вас все какие-то, — продолжает Вран. — Хоть бы кто образумить меня попытался, на путь верный направить: Вран, зачем ты с нами треплешься, лучше иди, мудрости у деревяшек наберись да сам свою мудрость на них накарябай. Великий твой дядя затейник, умеет он веселиться. Знаешь, что он мне сегодня сделать поручил? Пойди, сказал, в лес, да… как же там… «сочинение» мне напиши о том, как природа пробуждается. По обе стороны коры этой… замечательной. Не знаю, правда, как мне это поможет волком стать — не видел я что-то, как волки, языки высунув, над «сочинениями» в чащобах трудятся, но, с другой стороны, и не встречал я их особо. Может, ты мне подскажешь, что писать-то там?
— Подскажу, — отвечает Бая, и дрожит голос её от смеха сдерживаемого — ещё чуть-чуть осталось. — Подскажу, что не лучшее болото место для природой любования. Русалки вот-вот другие из-под воды вылезут — можешь и не добраться до сочинения своего, Вран из Сухолесья.
«Вран из Сухолесья». Как давно Вран этого не слышал.
— Знаю, вылезали уже, — пожимает он плечами небрежно. — Не волнуйся, Бая из Белых болот, Латута их от меня отгоняет, всё я предусмотрел.
— Не Латута это, — замечает Бая.
— И это знаю, — отвечает Вран. — Конечно, не Латута. Если бы Латута это была — пальцем бы о палец не ударила, посмеялась только. Эх, не ту девку мать решила выбросить…
Бая моргает. Вран согласен: опасная это шутка, на грани. Но с Баей всегда у него язык развязывается — ничего он не может с этим поделать.
— Негоже над таким потешаться, — говорит Бая голосом совсем уж сдавленным.
— Негоже, конечно, негоже, — соглашается Вран, и тоже трудновато ему становится улыбку на губы не пускать. — Никто и не потешается. Наоборот, видишь — расплачусь сейчас, вон как голос мой…
Бая не выдерживает первой. Фыркает звонко, громко, на весь лес, наверное, — тут же и Вран сдаётся, в улыбке самодовольной расплываясь. У Баи от смеха сразу так глаза блестеть начинают — совсем как снег под солнцем весенним, искорками озорными, мерцающими, чарующими; хороша Бая, безусловно, когда осанку свою гордую держит, идёт ей это очень — но смех всяко больше идёт.
— Ты ко мне пришла? — быстро Вран спрашивает, пытаясь её врасплох застать.
— К тебе? — брови мигом смешливо Бая поднимает. — Отвык ты что ли, Вран из Сухолесья, от слов человеческих? Странно — общаешься