тревожное выражение лица подруги.
– Флирт, вот это я понимаю! Вспомни: принцесса дез Юрсен включила меня в свиту, чтобы я обучила тебя некоторым трюкам. Я не могу помешать тебе броситься в омут борьбы, твоего упрямства мне не одолеть… но сделаю все, чтобы помочь.
– Не волнуйся, не исключено, что угроза казни лишь блеф для придания остроты борьбе.
– Хочется надеяться. Как бы там ни было, пришло время дать пару советов. Я сделаю тебя такой неотразимой, что Бледный Фебюс и не подумает о твоем устранении.
Без лишних слов Поппи расстегнула две верхние пуговички моего корсажа:
– Вот что воспламеняет мужское воображение, так сказать, поджигает фитиль, не показывая слишком много.
Подруга заметила талисман, подаренный мне Зефириной:
– Что это?
– О, ничего особенного, – я прикрыла рукой серебряный медальон в форме глаза. – Так, безделушка. Купила на рынке в Фор-Руаяль.
Но англичанка уже потеряла к нему всякий интерес: она развязала ленту в моих волосах и слегка взъерошила их:
– Легкая игривость не помешает и вызовет в капитане желание к приключениям.
Наконец, девушка вынула из кармана платья маленькую баночку красных румян и деликатно нанесла их на мои щеки и губы.
– Это бальзам из мака, моего любимого цветка. Ничто не сравнится с ним, если хочешь придать сияние коже и продемонстрировать Бледному Фебюсу, что ты теплокровное создание, способное растопить мужское сердце и чресла[103], а не ледышка вампир, которая выстудит его до последнего желания.
При дерзких речах англичанки Прюданс залилась румянцем, слившись с цветом маковых румян.
– Диана, разве тебе надо бросаться в объятия Бледного Фебюса, как… э-э-э… как девушке для утех? – спросила она еле слышно.
Поппи разразилась хриплым хохотом:
– Родители должны были назвать тебя Прюд[104], а не Прюданс[105], тогда бы имя соответствовало твоей стыдливости. – Подруга лукаво подмигнула молодой бретонке: – В образе Дианы мы хотим показать не девушку для утех, а молодую особу, демонстрирующую силу и влияние. Я скажу тебе одну вещь, милая Прюданс: парней таких, как Фебюс, эдаких напыщенных индюков, я знала массу. Безумный спектакль, который он устроил, лишь иллюзия контроля и характеризует его как слабака. Видишь ли, большинство мужчин – существа с хрупким эго, которые хотят любой ценой доминировать, чтобы создать впечатление силы. Фебюс скрывает свою застенчивость под видом игры жестокой, а в конечном итоге жалкой. Он вполне заслуживает своего имени.
– Что ты хочешь сказать? – поинтересовалась я.
– Вспомни курс риторики мадам де Шантильи, лекции об «Искусстве светской беседы» на втором году обучения.
Поппи хлопнула себя по лбу:
– Ах да, я забыла, ты же пришла в Гранд Экюри сразу на третий год. Так вот, позволь объяснить: слово phébus – стилистическая фигура речи, означает too much[106], суть которой в том, чтобы витиеватой метафорой обозначить предмет, не называя его напрямую. Как капитан, который затеял бредовую авантюру, чтобы не говорить открыто о своих чувствах. Бледный Фебюс – сумасшедший. Внутри он жаждет одного: чтобы кто-то сделал первый шаг, взял его за руку. Та, которая осмелится на это, из волка сделает ягненка и будет держать в повиновении.
Уверенность Поппи взбодрила меня. Ее сила убеждения заставила увидеть кровожадного капитана-пирата как существо патологически робкое. Может, она права: может, заставив его принять меня, я смогу заставить его принять союз с Фрондой? Посмотрим. А пока моя цель – «El Corazón». И я рассчитывала начать охоту немедленно.
– Спасибо за дельные советы, Поппи. Я их возьму на заметку. Думаю пройтись немного по кулуарам «Ураноса». Кто знает, может, столкнусь с самым завидным холостяком Нового Света?
– А если столкнешься со своими соперницами? – забеспокоилась Прюданс.
– Ты слышала правила: никакой агрессии среди избранниц. Это запрещено.
Молодая бретонка продолжала тревожиться:
– Все-таки ты должна отдохнуть, набраться сил до вечера, до объявления первого подвига…
– Не беспокойся, кузина, обещаю, что после прогулки прилягу поспать. Тебе не обязательно сопровождать меня. Хочу пройтись одна, без провожатой, чтобы в полную силу пустить в ход свои чары, если вдруг произойдет галантная встреча.
Я открыла дверь каюты в пустынный кулуар.
– Смотри-ка, похоже, «кукла» сломалась… – пошутила Поппи, заметив отсутствие Франсуазы.
– Она не выходила из комнаты, выделенной для нее Гюннаром, – заметила Прюданс. – Может, заболела?
Англичанка рассмеялась:
– Смертельный удар: после месяца работы в море шестеренки Мисс Булон[107], не выдержав, остановились.
Я не стала откровенничать о том, что апатия Франсуазы не имела ничего общего с шестеренками, причина крылась в серебряном медальоне на моей шее. Обе девушки покинули мою комнату, разойдясь по спальням. Зашари тоже успел затвориться в своей. Последний член моей свиты Рафаэль загнивал в трюмах «Невесты в трауре». Клеанту тоже пришлось остаться на борту корабля корсаров вместе с остальным экипажем. Этим вечером придется самой попытаться найти алмаз.
Накинув шаль на плечи, я вышла из спальни в кулуар. По сравнению с узкими, тусклыми переходами и постоянной качкой во время трансатлантического вояжа на «Невесте в трауре» плавучая цитадель со своими просторными коридорами идеально сохраняла неподвижность. В кованых канделябрах на стенах из бледной древесины горело неподвижное пламя. Странное ощущение абсолютного спокойствия в сердце вечной бури не покидало меня. К тому же создалось впечатление, что, разгуливая по «Ураносу», я перемещалась по зданию, уверенно стоящему на твердой земле, словно по поместью белому и пустынному, законный владелец которого покинул этот мир до того, как кто-то из наследников вступил во владения.
Иногда я проходила мимо матросов, занятых своими делами, мимо мужчин и женщин с холодными лицами, чьи блеклые одежды растворялись в гризайли, окутывающем цитадель снаружи и изнутри. Никто не отвечал ни на мои улыбки, ни на мои приветствия.
– Holà[108], приятель! – бросила я молодому человеку, возможно ровеснику, в берете, надвинутом на глаза. – Скажи, а твой капитан проводит дни и ночи в башне из слоновой кости? Или иногда спускается, чтобы пообщаться с простыми смертными?
Юноша косо взглянул на меня из-под головного убора и нехотя процедил:
– Капитан спит допоздна и никогда не спускается на палубу до полудня. – Спохватившись, что сболтнул лишнего, он нахмурился: – Нам приказано не чесать языки с избранницами, чтобы не было предпочтений.
Ах, вот оно что! Понятно! Приказ объяснял отношение экипажа ко мне. Однако юноша говорил по-французски без акцента, значит, это его родной язык, что устанавливало некую связь между нами, на которую я могла бы рассчитывать.
– Полагаю, ты тоже прибыл из Франции, – продолжила я. – Послушай, взываю к твоему патриотизму, приятель: небольшой намек на первый подвиг, который нам предстоит совершить?
Он пожал плечами, чувствуя неловкость:
– Ничего об этом не