Не знаю почему, но я бросилась к Рику, обняла и повисла у него на шее.
Василиск сгреб меня в охапку, прижал и тяжело задышал в шею.
Минуты капали, а Рик не отпускал, но настроение его заметно менялось.
Натужное дыхание стало рваным, резким. Тело напряглось, напоминая нам обоим о гоне. Рик неловко чмокнул меня в щеку, вздрогнул, когда твердый бугор на его брюках запульсировал и отстранился.
— Сами… ты мое маленькое утешение. Всегда была. С тех пор как появилась тут, — пробормотал, пряча глаза, и вдруг резко бросился к сумке.
Признание Рика — скомканное, смущенное поразило до глубины души. Сердце больно екнуло, колючий ком застрял в горле. Неужели он был настолько несчастлив? А ведь я и не замечала! Всегда язвительный, уверенный в себе, сильный Рик… оказывается такой бесприютно одинокий, неприкаянный? Я застыла, непроизвольно теребя темно-зеленую трикотажную блузку, которую собиралась уложить в чемодан. Рик словно ощутил, выпрямился, как шест проглотил и поймал мой взгляд. В его синих глазах было столько невысказанных эмоций, столько тоски, столько нерастраченной любви…
— Я вырос один, Сами. Родители погибли в той самой, предыдущей войне с нижними тварями. Меня воспитывали в детском доме для драконов. У василисков не нашлось места — слишком многие осиротели тогда. Змеи и ящеры — самые невосприимчивые к нижней магии — воевали в первых рядах. И полегли тысячами. Думаешь, почему сейчас нас меньше, чем остальных оборотней? Намного меньше… Мы живем очень долго, но находим лишь одну пару… Единственную и неповторимую…
Он замолчал. Подошел — медленно, осторожно, словно боялся спугнуть, оттолкнуть излишним напором. Обнял и прижал так крепко, что ребра заныли.
— Я и не думал, что это настолько… хорошо. Когда есть хотя бы кто-то…
И замолчал.
Сердце застучало часто-часто, в голове плыла эйфория, колени ослабели.
Я приподнялась на цыпочки и впервые сама поцеловал Рика в губы. Он зарычал, потерся о живот твердым бугром на брюках, жарко, жадно ответил на поцелуй.
Как же горячо!
Казалось, в венах течет не кровь — огонь, воздух вокруг раскалился, как сковородка на плите. А мы больше не Рик и Сами, мы — одно целое — аурой, телом, душой, эмоциями и желаниями. Мы дышали и жили в унисон.
Рик с привычной уже скоростью сбросил одежду, и мы жарко попрощались с моей старой квартирой.
С моим нарядом василиск не торопился — снимал медленно, покрывая тело поцелуями, рыча и вздрагивая.
Его горячие руки, губы были повсюду. А я… я плавилась в них… Выгибалась, прижималась, гладила, целовала. Я потеряла счет времени, позам…
Жар и томление внизу живота усиливались, Рик не останавливался, меня раз за разом сотрясали волны удовольствия…
Наконец… василиск излился снова, опустил меня на кровать, и только тогда нахлынула усталость.
— Черт! Я перестарался, — выдохнул Рик. — Прости.
И прежде чем успела возразить, проронить хоть слово, мышечная боль, пустота и гулкость в голове исчезли. Меня наполнила мощь. Такая, что, казалось, я как былинный богатырь могу перевернуть весь мир. Нашелся бы только рычаг.
Рик снова накачал своей энергией по самое не могу.
— Ты принимаешь мои силы все лучше и все быстрее, — сообщил довольно, оделся и, как ни в чем ни бывало, вернулся к сборам.
— И что же это значит? — спросила я василиска, бодро натягивая лосины и блузку.
— Это значит, ты тоже любишь меня, — Рик выпрямился и улыбнулся так, словно весь мир уже у его ног, родители ожили, а все мытарства далеко позади.
И мне вдруг стало тепло, хорошо, чудесно. В душе зазвучала прекрасная мелодия. И мне захотелось петь, танцевать, делиться со всеми своим счастьем.
Я шагнула к Рику, он бросился навстречу. Обнял, пленил и несколько минут мы не могли расстаться друг с другом. Словно не виделись годы, скучали и надеялись на скорое свидание.
10
Переезд — дело хлопотное и муторное.
Я почему-то помнила это из прошлой жизни. Но никаких подробностей в голове не всплывало. Лишь обрывочные эмоции — раздражение, усталость, желание, чтобы все поскорее закончилось.
Но один вид дома Рика разом поднял настроение.
Перед нами высился добротный, аккуратный светло-оранжевый коттедж с изогнутым прозрачным козырьком и высокой лестницей. Темно-коричневая черепичная крыша, флюгер в виде василиска, резные металлические перила… все здесь дышало уютом.
Рик внимательно наблюдал за моей реакцией и улыбался все шире.
Открыл дверцу машины и подал руку. Я привычно оперлась о твердую ладонь василиска и вышла наружу.
Ни клумб, ни фруктовых деревьев вокруг коттеджа не было. Зато вдоль всего забора шел ровный частокол голубых елей — пушистых и на удивление симметричных.
Под ногами мягко пружинил ковер из густой, низкой травки. Где-то в еловых ветвях перекрикивались птицы, мимо нас, шумно треща крыльями пролетали гигантские стрекозы, не меньше ладони величиной.
Все здесь дышало спокойствием, умиротворением, каких я давно не испытывала.
Казалось, белокаменный забор, высотой в три-четыре человеческих роста, отрезал нас от внешнего враждебного мира. О таком гнездышке можно было только мечтать!
Рик приобнял меня за талию, повел к широкой входной лестнице и спросил:
— Нравится?
— Очень, — выдохнула я.
— Надо было давно тебя сюда сводить, — хмыкнул василиск. — Глядишь, согласилась бы жить со мной гораздо раньше.
Я усмехнулась, и мы вошли в дом.
Внутри упоительно пахло свежим деревом.
Бревенчатый пол казался невероятно теплым, на потолке автоматически зажглась россыпь белых круглых светильников. Ничего особенного, но я ощущала себя сказочной принцессой.
Рик неторопливо показал мне весь дом.
Кухню, отделанную в пастельных тонах, с обязательной духовкой и посудомойкой. Спальню, выкрашенную в бежевый цвет и меблированную деревянной бежевой же мебелью. Огромной кроватью — удобной, но без изысков, тумбочками в половину моего роста, двумя тяжелыми комодами по углам и гардеробом под потолок.
Гостиную — такую просторную, что эхо наших шагов осыпалось с голубых стен, хотя комната отнюдь не пустовала. Мягкий, обитый темно-изумрудной тканью диван растянулся на целую стену. Напротив него также на всю стену раскинулся экран энергокомпьютера и телевизора одновременно.
В центре господствовал зеленый стол, кажется деревянный, просто выкрашенный. Его со всех сторон окружали стулья и кресла. По пять и тех и других.
Здесь было просто море света — окна, забранные таким прозрачным стеклом, что казалось его нет вовсе, начинались от моей талии, упирались в потолок, простирались на всю ширину стен.