36
И все улеглось. У меня впервые был кто-то, за кого можно спрятаться. Кто поймет все по одному взгляду и сделает все возможное.
— И не извиняйся, пожалуйста, никогда.
— Я люблю тебя, — вырвалось у меня невпопад.
Он промолчал. Слышала — улыбнулся в своей манере и сжал крепче. Но так и не ответил.
Мне было просто в него влюбиться. Мы оба это понимали. А вот понять, что слова для него ничего не значат, — сложнее. Но это пока все, что было у меня в ответ.
Утром мы привычно расстались, но настроение не испортилось. Наоборот. Я плотно позавтракала, прогулялась по парку под накрапывающим дождем, а в обед направилась в оранжерею рисовать. Свет тут был потрясающий, звук воды успокаивал, и уже к вечеру мне удалось исправить портрет. Получилось даже лучше. Теперь взгляд Тахира заиграл живым огнем, и меня взбудоражило от него, как от оригинала.
Но стоило закончиться приемным часам у врачей, и оранжерея стала заполняться пациентками. Они, прогуливаясь мимо, заглядывали мне через плечо и поджимали губы, а некоторые качали головами, картинно вздыхая.
— Что не так? — не выдержала я на очередной напряженный взгляд. Невысокая худая брюнетка повернула ко мне голову. — Может, вы тут все, конечно, лучше рисуете.
— Ты же волка рисуешь, — сузила она глаза. — А он тебя чуть не убил.
— Меня другой чуть не убил, а этот спас! — возмутилась я.
— Все они одинаковые, — процедила женщина. — Потому что звери они, а не люди.
— Не все они такие, — огрызнулась я.
— Может, — пожала та плечами. — Но здесь других не видели.
Я предпочла собрать вещи и сбежать из оранжереи в комнату, хоть и не хотелось. На меня продолжали пялиться, явно обсуждали и неодобрительно закатывали глаза, качая головами. И я решила, что показывать свою сияющую физиономию тут не стоит. Странно, что раньше я этого не замечала.
Вылетев из лифта, я пробежала к дверям, ввалилась в комнату и с грохотом поставила мольберт. И едва не рухнула со всем этим в коридоре.
Навалилась тишина. Но только я решила, что не буду ей поддаваться, взгляд зацепился за грязные следы на полу, шедшие в гостиную.
Может, у Тахира не было сил снять обувь? Это же насколько ему плохо?! Почему не позвонил? И я бросилась в гостиную, но тут же ударилась о стул и попятилась обратно к входу.
— Привет, Марина, — оскалился Иосиф от окна.
Голос Иосифа ударил болью в солнечное сплетение, и я зажмурилась, пытаясь ее переждать. В черном костюме, идеальный, как и всегда, он вдруг повернулся ко мне и знакомо сверкнул желтизной глаз.
Ноги подкосились, и я сползла по стене на задницу.
— Такой страшный? — снисходительно вздернул он брови и тут же поморщился. — Как же от тебя прет волчатиной…
Он подошел ближе и опустился на корточки рядом, чтобы смотреть мне в глаза. А я с трудом заставляла себя думать.
Оборотень! Он тоже оборотень!
— …Ты мне вот что скажи, — сузил он глаза на моем лице, — ты ничего никому еще не сболтнула?
— Ты ничего не говорил такого, чтобы я могла сболтнуть, — прошептала.
— Ну да, — кивнул он. — Просто этот волчара, с которым ты связалась, уж очень въедливый тип. А тебя ну так и хочется от всех спасти. Даже мне. — И он издевательски усмехнулся. — Зря ты. Я как раз присматривал тебе самца поинтереснее, чтобы заботился и обеспечил. Работать на меня сложно и страшно, я же понимаю. Но тебя обижать никто не собирался.
— И что теперь? — Вышло даже тверже, чем хотелось бы.
— Хороший вопрос, — пожал он плечами. — Эти ищейки Высших жмут меня со всех сторон. А узнают про тебя, и ничем хорошим это ни для кого не закончится. Ты же меня знаешь. Да?..
Я кивнула.
— …Ну так в твоих интересах разрулить без лишних жертв. Скажешь хоть что-то, и я сдеру шкуру с твоего волка живьем…
Стоило представить, и у меня внутренности свернулись в комок.
— …Вот же дерьмо, — презрительно хмыкнул он. — Ты и правда в него влюбилась.
— Я ничего не скажу, — взяла я себя в руки. — Не трогай Тахира.
— Я буду это ценить, — поднялся он.
— Что дальше? — посмотрела я на него снизу, сжимаясь в комок.
— Будем узнавать друг друга лучше. Я уже и так много интересного о тебе узнал… — оскалился и вдруг кивнул на спальню. — А казалась такой невинной овечкой.
— Не твое это собачье дело, — процедила я, поднимаясь перед ним.
А когда он вдруг рыкнул и схватил за горло, вцепилась в его лапу двумя руками.
— Я — медведь, идиотка, — прорычал хрипло мне на ухо. — Мне твои защитники — на один зуб. Будешь на меня скалиться — буду воспитывать. И прекращай трахаться со своим волком, а то долго отмывать придется от вони.
Он выпустил и вышел из комнаты.
***