Пауза — послушать его дыхание. Спина напрягается: он ждет продолжения, уже не изображает шута бродячего.
«Будет тебе продолжение, Тигренок».
Ещё дюжина коротких поцелуев плети в рваном ритме. Пауза. Тигренок стонет еле слышно.
Теперь погладить: слегка, и посильнее, и ещё сильнее… пауза.
Он дрожит, сжимает зубы, дышит быстро и неглубоко.
Ещё погладить. Медленно, длинно. И коротко, сильнее. Ещё сильнее! Золотистая кожа краснеет. Он коротко вздыхает, напрягается — рельефом проступают мышцы спины и рук.
«Что? Хочешь сцапать, Тигренок? Обойдешься».
Дыхание в такт, с каждым ударом — слитный вздох. Плетка лишь тревожит воздух в волоске от его кожи, он уже подается навстречу её движению. И, наконец, настоящий удар. Вспухает короткая красная полоска — и стон, почти рык. Не боли, наслаждения.
Ещё удар — и вскрик. Удар длинный, короткий. Пауза… Он похож на тигра, изготовившегося к прыжку. Звериная мощь и грация, рык, клокочущий в горле.
«Ну же, подними голову! Посмотри на меня! Попроси прекратить! Какого демона ты позволяешь бить себя?»
Шу злилась. И на себя, и на Тигренка. На себя — за наслаждение его болью. На него — за упрямство. Он не сдался, не попросил прощения. Он позволил ей опять поддаться тёмным инстинктам.
Она больше не щадила и не ласкала его. Свистела плетка, украшая светлую кожу яркими рубцами. Запах крови и вид покорного тела у ног, его боль… вкусно! Сладко… Шу упивалась его стонами, любовалась напряжением. Она почти забыла…
Оранжевый лист, принесенный ветром, спланировал на исчерченное алыми рубцами плечо.
Шу замерла, еле остановив руку с занесенной плетью. Опомнилась и ужаснулась себе. Отбросила плетку, опустилась рядом с ним на пол, не решаясь дотронуться до окровавленной спины, откинула светлую прядь.
Тигренок пошевелился и взглянул на неё: спокойно, изучающе. В самой глубине зрачков Шу померещилось… нет, она увидела — восхищение. И усмешка на искусанных в кровь губах.
«Ну и характер! Не ты только что кричал от боли? Чему ты смеешься?»
Под его взглядом, с этой его усмешкой, Шу почувствовала себя напроказившей семилетней девчонкой.
«Кхе корр! Откуда ты взялся на мою голову!»
Благие намерения излечить последствия собственных забав рассыпались в прах.
— Вставай!
Шу снова злилась: «Да как он смеет! Ненавижу!»
Тигренок легко вскочил на ноги и уставился на неё выжидательно: «Ну, и что дальше?»
Видеть его глаза было для Шу невыносимо. Вместо страха, сожаления и вины — понимание, желание и… ласковая насмешка. Будто она пририсовала усы к портрету его любимого дедушки, а не… ей даже не хотелось думать о том, что она сделала. Шу протянула руку, и его одежда послушно порхнула к ней. Из камзола что-то выпало, и Тигренок метнулся, у самого пола поймав… цветок.
Принцесса замерла, словно ей на голову вдруг свалилась её собственная башня.
Она смотрела, как Тигренок бережно расправляет примятый листок, поднимает взгляд, и с невозможно нежной, смущенной улыбкой протягивает лиловую хризантему. Ничего не соображая от потрясения, она приняла цветок, коснувшись его пальцев. Тигренок поймал её руку, поднес к губам…
Оглушающий, обжигающий стыд и раскаяние захлестнули Шу, не давая ни пошевелиться, ни вздохнуть. Она хотела провалиться, исчезнуть, сгореть — лишь бы никогда больше не обидеть его. Не в силах смотреть ему в глаза, Шу сбежала.
Взлетев по лестнице, она захлопнула дверь и рухнула на кровать. Нежные лепестки хризантемы щекотали пылающие губы, словно поцелуи Тигренка…
— Боги, почему? Почему этот несносный Тигренок одним своим присутствием превращает меня во вздорную, истеричную дуру? Почему я схожу с ума, едва он оказывыается рядом? Что я наделала? Опять… я же не хотела! Почему он сразу не отдал этот проклятый цветок? Почему не остановил — он же мог! Если бы я знала, что он ослушался ради этой хризантемы… я бы ни за что…
Принцесса смеялась и плакала, клялась попросить прощения и злилась на его упрямство, дрожала от желания, вспоминая его взгляд, целовала лиловые лепестки и ругала себя последними словами. И смеялась над собой — классическая картина любовного помешательства!
Нечто похожее творилось с Тигренком. Он обзывал себя умственно отсталым троллем, оглядывая последствия учиненного Шу разгрома и морщась от каждого движения. Спрашивал себя, с каких это пор его потянуло щекотать нос спящему дракону? Это же надо додуматься, провоцировать известную бесподобным характером колдунью! Удивительно, как жив остался.
Одновременно он восхищался этим самым бесподобным характером, и учиненным Шу погромом, и её ослиным упрямством… и снова удивлялся — как у него наглости хватило полюбить тайфун, временами прикидывающийся девушкой? И улыбался довольно, вспоминая её растерянный, виноватый и беззащитный взгляд, когда она брала цветок: это стоило и урагана, и порки.
И снова шипел от боли в изодранной спине.
Хилл не стал надевать рубашку, чтобы потом не пришлось её отдирать вместе с кожей, с сожалением вздохнул — красивая была комната! — и спустился в гостиную. К его удивлению, там обнаружился накрытый стол. Весьма кстати: про обед он как-то забыл.
Не мудрствуя лукаво, Тигренок основательно подкрепился, чем немного привел мыслительный процесс в равновесие. После вкусной еды жизнь показалась гораздо приятнее. Спина отчаянно чесалась и зудела, заживая: его скромной магии хватит, чтобы к утру от рубцов не осталось и следа. Жаль только, помыться теперь негде — кирдык пришел его ванной.
Тигренок поймал себя на мысли, что уже считает кабинет своим, и усмехнулся собственной наглости. Ещё немного подкрепившись — быстрое восстановление здорово улучшает аппетит — Тигренок прилег на кушетку, подумать. Зевнул и тут же отключился.
Глава 11. Черная Шиера
239 год. Суард, за две недели до Осенних гонок.
Пострадав немного, Её Высочество поняла, что это занятие не для неё. Что она, героиня сентиментального романа, плакать из-за мужчины? Да и вообще, чем плакать, лучше попробовать помириться. Ну, хоть спину ему вылечить, ему же больно! Или вот подарить что-нибудь… вот незадача! Шу не представляёла себе, что может его обрадовать. Попробовала рассуждать логически — что любят мужчины? Кею всегда можно что-нибудь из оружия подарить, или новую книгу по экономике или политике, или по истории… ещё брат духи хорошие уважает, желательно изготовления Баль и Руты. Нет, это не пойдет, слишком уж интимный предмет. Оружие Тигренку? Рановато, сначала ошейник бы с него снять… книги? Демон его знает, что ему интересно. Ладно, а что вообще ему может быть интересно? Хотя… он же музыкант! Шу вспомнила его руки, длинные пальцы с твердыми подушечками… явно играет на чем-то струнном, слишком уж специфические мозоли. Лютня? Мандолина? Гитара? На месте разберемся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});