После церемонии награждения у меня по плану посещение альма-матер. Доехал до института быстро, хотя памятуя о недавних событиях, ехал по коммунальному мосту, где вчера чуть не расстался с жизнью, со скоростью не больше тридцати километров в час. Со всех сторон водители гудели мне недовольно, но прибавлять я не стал.
В педе впервые посетил свой деканат, но решить все дела не получилось — на три часа у нас намечено торжественное собрание, где народу собралось не меньше, чем на Острове отдыха.
Глава 29
Глава 29
«Так вот ты какой, северный олень!» — читалось в глазах однокурсников, которые битком забили довольно большую лекционную аудиторию. Мало того что я даже поздороваться и познакомиться ни с кем не спел, так меня уже заставили толкать речь перед собравшимися. Можно было встать в позу и отказаться, но каков я буду перед парой сотней глаз студентов? Зазнавшийся партократ! Ведь все уже знали, что я и коммунист, и сотрудник крайкома, а мой солидный внешний вид внушал уважение. Нет, я не облачился в модную фирмовую одёжку, на мне обычный пиджак, ну, не фабрики «Большевичка», конечно, а сшитый на заказ в городском ателье седым евреем с русской фамилией Иванов. Нацепил орден и прочие награды, включая значок «Заслуженный мастер спорта», который сегодня лично прикрепил к моей широкой груди товарищ Молчанов из крайисполкома.
— Э-э-э-э… — блистательно начал я.
— Не волнуйся, — шёпотом подбодрила меня тетка лет сорока, сидящая в президиуме.
Это она привела меня сюда, и вроде является заместителем декана нашего факультета. С ней и сам декан — лысоватый дядя тех же лет, худой как щепка и в очках.
— Если бы мне кто сказал года четыре назад, что я буду стоять перед сотней молодых людей и рассказывать о своих спортивных, и не только, достижениях, я бы не поверил. А, возможно, и врезал бы ещё вдобавок, ведь ничего больше я делать хорошо не умел и не любил. Вру, ещё корову доить любил, — начал я речь под изумление, а затем и смех присутствующих.
— А теперь, честно сказать, я вам завидую, да и себе тоже. Ведь как просто было богатырю из русских народных сказок, когда он оказался на развилке трех дорог, а у нас, у советской молодёжи, этих путей больше, гораздо больше. Есть и те, что приведут в никуда, в тупик или даже к беде, но вы сейчас в начале своего жизненного пути, и важно сделать правильный выбор…, — вдохновенно продолжал я.
— А если нет ни к чему способностей? — спросила коренастая, плоскогрудая девушка с диким африканским начёсом на голове. — Ну или они небольшие.
— Развивай то что есть, пробуй новое. Не бойся рисковать, в нашей стране тебе помогут всегда, и не только родные и близкие, а и старшие товарищи, преподаватели, друзья, да и просто посторонние люди, — убеждаю я, зная, что уж посоветовать в стране Советов сможет каждый.
— Там развивай не развивай, не вырастет уже ничего, — обидно пошутил высокий блондин.
— Тебе-то что? — моментально огрызнулась коренастая. — Видела я, как ты в раздевалке за девушками подсматривал.
— Насмотрелся Сеня, теперь знаток, — сказал ещё кто-то под смех остальных.
Обстановка в зале стала непринужденной, и я ловко переключился на вопросы с мест, не обращая внимания на жестикуляцию декана, у которого наверняка был свой план проведения мероприятия.
— Гейши? Так это в Японии, а корейская молодёжь между собой общается мало. Там до сих пор родители решают вопросы женитьб и замужеств своих детей. А вообще, прав у корейских женщин очень немного, их и за людей не считают, так что, Лиза, — так ведь тебя зовут? — ты бы там в лучшем случае кофе подавала мужчинам.
— Толян, скажи, а правда, что тамошние буржуины к войне готовятся с Северной Кореей? — пробасил здоровяк, скорее всего, борец, судя по сломанным ушам. — Нам весной в армию идти, вдруг придётся помогать союзникам?
— У них в кореях официально война ещё идёт, и призывают там всех. А вот у нас, я думаю, скоро студентов забирать не будут, численный состав армии уменьшается, идет процесс разоружения, да и разрядка напряженности в мире прослеживается, — уверенно пророчествую я.
— Разрядка! — вскочил декан с места, обрадовавшись знакомому слову. — Наша партия, руководствуясь стремлением к миру…
Этот гад вклинился в моё блистательное шоу и сейчас затирал нам про мирное небо, берёзки и скорый мир во всем мире. Слова мне больше не дали, а быть объектом всеобщего внимания (чего уж греха таить?) мне очень понравилось. Я совсем освоился в этом теле и чувствую себя на одной волне с однокурсниками. Если бы не гормоны… Все девушки, даже плоскогрудая псевдоафриканка, кажутся мне привлекательными.
После лекции меня ведут в партком знакомиться. Там неожиданно попадаю под прицел старика лет семидесяти, невысокого, но не чахлого, а мощного, который в молодости наверняка гнул подковы руками. Кроме него, в кабинете никого нет, лишь декан, который меня сюда и привел.
— Штыба? А Светлана Митрофановна кто тебе? — строго спросил он, сверля меня стального цвета глазами под уже выцветшей, сероватой и слегка всклокоченной шевелюрой.
— Бабушка по маме, — растерялся я, оглядывая просторное, но пустое помещение парткома. — А вы её знаете?
— Я командир её бывший, — удивил меня дед. — А она… как она…
Дед запнулся, очевидно, желает узнать про мою родственницу, но боится услышать, что та умерла уже.
— Чувствует себя хорошо! «Мосинка» в сейфе стоит… на девятое всегда ордена одевает… недавно разговаривал с ней по телефону, я могу вам дать номер, только это Ростовская область, — торопливо рассказываю старику, лицо которого облегченно расплывается в улыбке.
— Дай расцелую тебя за такие новости, сынок! — расчувствовался дед.
— Иван Ильич Сурков. Обращайся ко мне по любому вопросу!
В голове забрезжило узнавание, Сурков — это не тот ли лучший снайпер Великой Отечественной войны? Семьсот плюс убитых фашистов!
— А вы тот самый… — нерешительно спросил я.
— Нет, тот мой брат родной. Умер, к сожалению уже лет тридцать назад, завтра ему бы шестьдесят семь лет исполнилось, а у меня поменьше зарубок на прикладе, всего двести три. У нас ведь деревенька небольшая, хоть и называется Большая Салырь, таёжная, и все мужики там охотой промышляют. Сорок человек воевало и многие были снайперами. Но Мишка лучший среди нас.
— Эх, Толя, а давай прямо сейчас твоей бабушке позвоним? — предложил он.
— Кизяк вопрос, — ответил я Бейбутовской присказкой.
— Толя, что случилось? Вчера же разговаривали, — заволновалась бабка.
— Тут с тобой поговорить хотят, — смущённо передаю трубку Ивану Ильичу.
— Здравствуй, это я, — почти прошептал басивший до этого мужик.
— Кто это «я»? — сварливо спросила бабуля, видно немного напуганная моим незапланированным звонком.
— Я! Ваня! — удивленным голосом сказал дед.
— Ну и молодец, что Ваня, — всё так же не узнает бабушка собеседника.
— Иван Ильич Сурков знаком тебе? — кричу сбоку в трубку телефона.
— Ох ты ж! Жив, значит! А я, старая, и не поняла сказу. Хорошо-то как! — признала наконец командира снайперша.
Я вышел из кабинета, не став ждать окончания беседы, и декана за собой вытянул в коридор. Мало ли чего захочется вспомнить двум бывшим фронтовикам? Двести фрицев!
— … так он и умер в этой деревне под Ачинском, — рассказывает декан мне биографию героя войны по дороге.
— И бюст героя там установили? — поинтересовался я.
— Так ему героя не дали же. Тогда плохо награждали, сорок первый и сорок второй тяжёлые годы войны были.
— Да, но сейчас 1988 год! — я даже остановился от возмущения. — Подниму этот вопрос на собрании в крайкоме сегодня же!
Еду к Шенину, хотя не собирался уже на работу возвращаться. Там жду, когда шеф освободится, и прошу пять минут на разговор.
— Завтра Суркову Михаилу Ильичу, нашему знаменитому земляку, исполнилось бы шестьдесят семь лет! Предлагаю от партийной организации края ходатайствовать перед президиумом Верховного Совета СССР о награждения снайпера званием Героя Советского Союза!