что твой мажор – хороший парень. Странноватый немного, но хороший. Да и кто из нас без тараканов? – Аня часто-часто кивает и смотрит так, будто я или Саня собираемся с ней спорить.
– Сказала любимая доча своего папочки, который исполняет любую ее просьбу по первому чиху, – фыркнула младшая из Комаровых.
– Если ты не заметила, мы близнецы, сестрица. Папа не может любить кого-то из нас больше или меньше.
Аня не спорит, демонстративно закатывает глаза и подталкивает сестру.
– Мы шли в аптеку, любимая дочь своего отца? – Саня смешливо интересуется.
– Ты что, ревнуешь? – отвечает ей сестра.
– Помолчите, у меня сейчас голова взорвется! – я останавливаю очередную перебранку.
– А вот налицо и второй признак беременности: женщина становится раздражительной, – увещевает Аня.
* * *
– Давай уже, не тяни время, – Комарова-старшая указывает глазами на стол.
– Ань, а зачем так много-то? – Я даже боюсь касаться красочных картонных упаковок, не говоря уже о том, чтобы вскрыть, прочитать инструкцию и использовать тесты по назначению.
– Чтобы уж наверняка. – Она собирает со стола продолговатые коробки и вкладывает мне в руки. – Иди. Там все просто: вскрываешь, писаешь, ждешь. Хочешь, я пойду с тобой?
– Нет! С ума сошла? – с моих губ срывается истерический смешок.
Закрыв замок в ванной, я внимательно изучила инструкцию и, с точностью выполнив все пункты, присела на крышку унитаза.
– Сорокина, – настойчивый шепот Ани просачивался под дверь. – Ты жива? Минут пятнадцать прошло. Все плохо, да?
– Что ты такое говоришь? – прошипела Саша. – Что значит плохо?
– Я не знаю, – отвечаю я, пока сестры вновь не принялись ругаться.
– Как не знаешь? – почти хором спросили подруги. – Есть полоска или нет?
– Я не смотрела, – признаюсь я, плотнее зажмуривая глаза.
Дверная ручка дернулась.
– Давай мы посмотрим, – впервые, я не различала, кто из сестер сейчас со мной говорит. К словам прибавляется тактичный стук.
– Нет, сама. – Я смотрю в упор на дверное полотно.
За несколько минут в моей голове пролетело сотни пугающих фантазий, и ни в одной из них я не была счастлива. Нет, возможно, один из вымышленных мной сценариев порадовал бы, но вряд ли он возможен. Я с трудом представляю свободолюбивого молодого мужчину, что радуется беременности своей подружки после месячного знакомства. Я даже улыбнулась этим мыслям. И себе улыбнулась, мельком взглянув на серебряную гладь зеркала. Сочувственно и боязливо.
– Аля, не томи!
Наконец я осмелилась опустить голову.
– Я не беременна, – произнесла я слишком громко и вздрогнула. – Но… – Взяла четвертый тест и чуть повернула к свету. Щелкнула маленьким бронзовым «барашком» замка. – Вот тут что-то есть.
Девочки не ждали дальнейшего моего разрешения и ввалились в ванную, оттеснив меня к стене.
Комаровой-старшей хватило беглого осмотра, чтобы безапелляционно произнести:
– Это явно брак. Смотри, тут и сама упаковка как помята снизу.
– Ну да, – подтвердила Саша. – Все нормально, Алин, никаких проблем.
Я забрала пластиковую полосочку из рук Комаровой-старшей и поспешила протиснуться к выходу. Вместе с легкостью где-то глубоко в душе ощутила отголосок грусти. Но у грусти не было шансов под натиском доводов разума. Они со скоростью гоночного болида обрисовали перспективы подобной беременности.
Во-первых, вероятность того, что будущий отец будет рад перспективе появления ребенка, ничтожно мала. В моем представлении она ровна нулю. Во-вторых, я действительно смогу забыть о научной работе на ближайшие лет пять, совершенно уверенная в том: мне неоткуда ждать помощи. Последний разговор с мамой привел к нашему обоюдному молчанию. Она не звонила и не настаивала на возвращении к Балабаеву, не вспоминала о его матери, впрочем, мама вообще не звонила, как и отец. Словно родителей и нет в моей жизни, или меня нет. А все мое существо противилось набирать мамин номер и услышать сухое: «Здравствуй». Я малодушно откладывала наше примирение. Наверное, я просто устала извиняться, за что не следовало. Механически просить прощения, не чувствуя при этом вины или раскаяния. И что я должна сказать маме? Прости меня, пожалуйста, что не захотела возвращаться к Вите? Настоящая глупость. И при этом унизительная.
Хорошенько смяв коробки, я сложила в мусорное ведро, прикрыв сверху упаковкой от чипсов.
– Алин, красавчик звонит. Как почувствовал, что сейчас решалась его судьба. – Аня протянула мне телефон. – Бери, будет странно, если ты не ответишь. – Подруга сама приняла вызов и приложила аппарат к моему уху.
– Привет, зайчишка, – мужской голос вырвал из реальности, унес куда-то далеко, где никого нет, кроме нас двоих.
– Привет. – Мое тело словно прошил удар молнии. Лицо опалило жаром, а в уголках глаз собралась влага.
– Что случилось?
Я торопливо выхожу из кухни, прячусь от подруг во мраке жилой комнаты.
– Ничего. – Знаю, Ник услышит ложь. Я не умею врать и уже никогда не научусь.
– Алина, – он растягивает имя, – точно? У тебя голос дрожит.
– Честное слово, – заверяю я.
– Ну, раз честное слово, то тогда верю. Я рад, что ты позвонила. Ты уж извини мою маму, она не удержалась, – смеется Ник, и я улыбаюсь вместе с ним. – Мама давно хотела с тобой познакомиться. Зайчишка, а как ты смотришь на знакомство с родителями, а?
– Я? – я спрашиваю испуганно.
– Испугалась? В принципе, ты уже встречала моего отца и с мамой поговорила. Ну, так что, я говорю своим, что мы вместе приедем на этих выходных?
– Я не против, – я не забочусь о том, чтобы мой голос звучал уверенно. Мне точно не справиться с волнением. – А твои родители знают, что я не студентка?
– Поверь, никто из домашних и не подумает, что Алина Васильевна развратила скромного мальчика Никиту. Все уверены, что было с точностью наоборот.
– То есть они не знают? – я настойчиво уточняю.
Долгий тяжелый вздох Ника вызывает улыбку.
– Родственникам известно о тебе все.
– Сейчас ты сделал еще хуже.
– Алин, тебе не о чем беспокоиться. Сестры с тобой, или мне приехать?
И как же хочется соврать, сказать, что я дома одна.