то не смогу ответить на этот вопрос. Я лежала, сжавшись в комок, беззвучно плача и растирая влажные дорожки по щекам. Наверное, поднималась пару раз, когда жажда становилась особенно невыносимой. Вместо пищи в теплой воде размешивала несколько столовых ложек сахара и пила приторный сироп, хоть как-то подпитывая свой организм.
Существовала.
В понедельник преподавательская встретила тишиной. Невыносимой, как и любые громкие звуки, что заставляют вздрагивать всем телом. Нарастающий гул голосов и многочисленный топот.
– Доброе утро, – я вынуждена возвращаться в реальность, здороваться с коллегами. Сегодня все на удивление немногословны. Никто не обсуждает случившееся на занятиях, не предлагает выпить кофе в буфете и не щелкают кнопкой электрического чайника, как это происходит обычно.
– Добрый день, Алина Васильевна, – не ласковое «Алечка» или простое и привычное «Алина», а полное обращение по имени и отчеству в преподавательской, где наш разговор не могут услышать студенты, настораживает.
– Вы не могли бы оставить нас одних, – Жаба Васильевна обращается к присутствующим.
Я наблюдаю за молчаливой, скорбной процессией.
Заведующая обходит свой письменный стол, не переставая улыбаться, выдвигает ящик стола.
– Я подготовила документы. – Пухлые пальцы вытягивают лист. – Подпиши, будь добра. – Пробирается бочком к моему столу. – Возьми.
– Что это? – интересуюсь я.
– Заявление, – полные губы произносят агрессивно.
– Прошу уволить меня по собственному желанию, – читаю, но смысл слов ускользает. Поднимаю взгляд к «шапке». – От ассистента Сорокиной Алины Васильевны…
– Как видишь, со своей стороны я уже завизировала, осталась только твоя подпись.
– Людмила Васильевна, – мне стоит огромных усилий стоит сложить черные буквы в слова, а после в предложения, – я не собираюсь увольняться. Я вообще ничего не понимаю, – вырывается испуганно.
– Или так, или… – Женщина оставляет меня на несколько секунд с листом. – Или со скандалом, – продолжает, аккуратно положив передо мной телефон. – Хотя эту запись не видел только слепой. – Шея, лицо – все горит, будто меня обдали кипятком. Короткий фрагмент показывает мужскую спину, обнаженную поясницу и ягодицы, вокруг которых обвиты женские ноги. Мои ноги. – Не так давно в библиотеке поставили камеры, даже в архиве, – поясняет Жаба Васильевна.
– Я вас поняла, – отвечаю я.
– А на будущее, Алечка. – Женщина вытягивает ручку из моих дрожащих пальцев, согревает ее своим дыханием, отрывает розовый лист для заметок и с нажимом пера расписывает. – В жизни нужно добиваться всего головой, ну, а не тем, чем ты пыталась. Вот здесь. – Ноготь с алым маникюром оставляет след на белоснежной бумаге. – И с Семеном Игоревичем все согласовано. – Я не понимаю, почему она вспоминает ректора. – Благотворительный взнос на следующий месяц от твоего любовника не поступал, да и сам Рокотов не появляется на занятиях. Еще это видео.
– Я вас поняла, – произношу я тверже. – Все. – Проглатываю вновь скопившуюся горечь во рту, оставляя размашистую подпись.
– Документы будут готовы к выходным, я уже все узнала в отделе кадров. До свидания. – Пушистые ресницы, щедро накрашенные черной тушью, частят совсем по-девичьи и неуместно в сложившейся ситуации. – И напоследок хочу предупредить, что ты вряд ли найдешь работу хоть в каком-то учебном заведении.
Глава 21
Алина
* * *
Стыд. Злость. Страх. Бессилие. Боль…
Это я поднимаюсь по лестнице главного корпуса университета, пересчитывая каменные ступени, не отрывая взгляда от носов собственной обуви.
Тянуть с моим увольнением администрация не стала, и уже через день Нина Алексеевна, начальник отдела кадров, сухо сообщила по телефону, что документы готовы.
Столкнуться с кем-то из бывших коллег было моим самым последним желанием. Я вошла в университет сразу после начала первой пары, когда и преподаватели, и студенты спешат на занятия, не смотря по сторонам. Опустив голову, прошла до конца длинного коридора, не стучась, вошла в приемную и заглянула в приоткрытую дверь. Нина Алексеевна подняла руку, давая знать, что заметила меня и просит подождать минуту. Две девушки – сотрудницы отдела кадров замолкли сразу же при моем появлении. Одна из них, что сидела ближе к окну, многозначительно хмыкнула и вернулась взглядом к экрану монитора. Мне же казалось, что ловкие пальчики с заостренными ноготками сейчас высмеивают меня, пишут кому-то, бегая по клавиатуре, рассказывая об идиотке-сотруднице, связавшейся со студентом и так неудачно попавшей под объективы камер. Девушка развязано хихикнула, и стыд залил мое лицо краской.
– Сорокина, проходи.
– Доброе утро, Нина Алексеевна, – произнесла я сдавленно, прикрывая за собой дверь. Почему-то казалось, что женщина обязательно даст мне несколько советов или позволит себе неприятный комментарий, от которого противное хихиканье вновь раздастся за спиной.
Нина Алексеевна изучающим взглядом спустилась от моего лица к сцепленным в замок рукам и вежливо предложила присесть.
– Спасибо, но я тороплюсь.
Она понимающе кивнула и, взяв небольшую стопку бумаг, раскладывала передо мной листы, указывая острым кончиком карандаша, где ставить подписи.
– Подпись. Подпись и расшифровка. Дата. Еще здесь подпись… – От коротких фраз, произнесенных на автомате, словно я общаюсь с роботом, картинка неприятно поплыла перед глазами. – И последний раз, – карандаш указал на трудовую книжку. – Это твое. Удачи.
– Спасибо, – отвечаю я, закинув трудовую книжку в сумку. – Хорошего дня. – В спешке покидаю кабинет, желая как можно быстрее вырвать из душного помещения.
– Доброе утро, Алина Васильевна! – Меня словно примораживает к полу, я приветственно киваю и подаюсь всем телом, заставляя себя сделать шаг. Не сбежать и не развернуться, а идти прямо по нескончаемо длинному коридору. – А вы уходите? Занятий сегодня не будет? – Компания девушек во главе с главной красавицей группы, где учится Никита, свесив стройные ноги, присели на подоконник, коротая время до второй пары.
– Нет, – отвечаю я, ускоряя шаг.
– А почему? – летит обиженно в ответ.
– Я здесь больше не работаю.
Дикий, издевательский хохот служит доказательством того, что я не ошиблась. Это не вежливый разговор – издевка.
На сегодняшний день студентки обеспечили себя темой для сплетен.
– А почему? – вновь прилетает в спину.
«Потому, что я потеряла голову! Полюбила, как никогда не любила до этого и вряд ли полюблю еще раз. Потеряла себя. Потеряла его. Я все потеряла!