Миг, в который я услышала эти слова, этот голос, произносящий их…, это была та самая судьбоносная секунда. Я надеялась, что это какие ни будь галлюцинации, следствие того укола, который мне поставили в зеленом зале, но когда обернулась…, поняла что всё происходит наяву.
Смысл происходящего не сразу дошёл до моего сознания….
Клауд — человек, посвятивший свою жизнь мести и ненависти к Николасу Рошу, человек, похитивший его дочь, влюбивший её в себя, занимавшийся с ней любовью… назвал его… отцом…, папой….
МОЕГО… ОТЦА.
Тошнота подступила к горлу.
Клауд стоял, наставив пистолет на папу, а тот в свою очередь вознес руку, собираясь отдать команду начать огонь. Я будто впервые посмотрела и на одного и на второго….
Меня прошиб холодный пот. Примерно одного роста…, одинакового цвета волосы, похожие носы…, разрез глаз….
Подсознание, будто поджидавшее именно этого момента, сиюсекнудно подкинуло воспоминание: фотографию из альбома матери, ту, где отец был совсем молодым и обнимал маму. Еще тогда, меня на секунду посетила мысль, что он там был похож на… Клауда. Но я даже не стала зацикливаться на этой, казалось бы, бессмысленной идее. Списала все на тоску по нему. Мой желудок свернулся от нервного спазма, намереваясь опорожниться…. Я не слушала их разговор, просто уставилась, не моргая в одну точку, судорожно пыталась собрать пазлы воедино….
Выходит… мы с ним… кровные… и… мы спали друг с другом…. Очередной приступ тошноты заставил осесть на пол. Прижав ладонь ко рту, я пыталась отделаться от шока.
И Клауд знал это. Он знал это с самого начала, с первого дня, как похитил меня, знал тогда, когда целовал мои губы, знал, когда…
Но… как? В придачу, он убил мою маму! Он что…, его внебрачный сын? У отца была другая женщина? Не секрет, что мама не питала к отцу теплых чувств, но он, напротив, любил ее до потери пульса. Безумные идеи, одна за другой посещали моё больное воображение.…
Нет, он не мог… НЕ МОГ.
Вернули меня к реальности слова отца, когда тот сказал, что я пойду с Клаудом.
Вот так, просто… он отдал меня ему…, после всего что было…, после того, что сам говорил про него.
Я чувствовала себя какой-то марионеткой, разменной монетой, переходящей из одних рук в другие….
Клауд подошёл ко мне, посмотрел прямо в глаза, бегая по моему лицу слегка светящимися радужками. Но меня больше не пугали они…, меня пугал он сам. Кто он? Сколько скелетов таится в его шкафу?
Почему он так поступил со мной… с нами….
Убил мою маму, назвал МОЕГО отца — папой…, почему он так жесток ко мне? Что я сделала ему?! Какое ещё отношение он имел к моей семье, родителям?
Кто он? Сегодня, сейчас… я ненавидела его.
Он дотронулся до меня, взяв под локоть. Мою кожу будто облили кислотой в том месте, где мы соприкасались. Я понимала, что сама поспособствовала тому, что он приехал, собственноручно сняла глушку.
Да, надеялась, что он придёт, вытащит меня из ада, в котором я оказалась. Знала, что он придёт, чувствовала, была железно уверена, что он не оставит меня…, потому что думала, он… чувствует то же, что и я. Мне казалось, он не из тех, кто бросает слова на ветер. Но кто знал, что сверху одного открытия о том, что он был убийцей моей мамы, всплывет еще одна ужасающая правда.
Он подхватил меня на руки, затем перекинул через плечо. И в этот момент мне стало противно от себя, по тому что, хоть головой я и понимала весь ужас и тяжесть правды, моё тело трепетало от близости с ним. Тоже самое было, когда мы сели на его мотоцикл. Это ощущение… сладкой горечи… невозможно описать. Мои чувства к нему были глубокими и настоящими, их невозможно было стереть за одну лишь секунду. И я ненавидела себя за них.
Когда мы зашли в номер гостиницы, ожидала, что он объяснит мне все. Но он лишь набросился на меня с поцелуями. Я отбивалась от него, оскорбляла, называла отвратительным, но при этом была не лучше его. Потому что до безумия, до одури, до потери пульса скучала по нему. Мне было противно от самой себя, от желаний своего тела, которое не могло сопротивляться его ласкам, которое плавилось от его прикосновений, от его настойчивости. Я мечтала забыться в нём, забыться вместе с ним, представив на эти мгновения, что все, что я узнала — лишь страшный ночной кошмар. Что тот, кого я полюбила до сумасшествия — вовсе не убийца моей мамы, и не сын моего отца, и просто раствориться в ощущениях его близости, теплоты его кожи, слиться в контакте наших тел, чувствовать под руками гладкость мышц его сильных рук, груди. Раствориться в жаре его поцелуев, в настойчивых прикосновениях пальцев, которые сминали мою кожу в каком-то исступлении. Мечтала об этом, и была отвратительна сама себе, хотя называла так только его. В отличие от меня, тут он хотя бы не лицемерил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Когда всё закончилось, не хотела даже поднимать головы. Тошнота в который раз подкатила к горлу, а из глаз потекли слёзы беспомощности. Ко всему прочему, получила удовольствие от всего этого процесса… я омерзительна.
Сокрушаясь в презрении к себе, я даже не помнила то, о чём он говорил. До одних пор. Он сказал, что я дорога ему. Моё сердце рухнуло куда-то вниз, я ощущала эти слова будто физически, где-то на уровне солнечного сплетения. Как же хотелось стереть себе память, забыть то, что узнала и просто насладиться тем, что он сказал. Потеряться в его объятиях, таких крепких, казалось, надёжных сильных. Я жаждала этого месяц назад, жаждала, как мои лёгкие — воздух. Тысячи раз мысленно представляла, что он когда — ни будь скажет мне хоть что — то подобное. Я нуждалась в них как в кислороде. Но только не сейчас. Только не так… разбивая моё сердце на тысячи осколков.
_____________________________
Утром негодовала, разглядывая свою одежду, с которой Клауд вчера не церемонился. Он искупался и ушёл вниз, оставив меня одну наверху, не забыв при этом закрыть дверь на замок.
Выдохнув, встала с постели, быстро пошла искупаться, сто раз проверив перед этим, что замок душевой заперт. Смыла с себя весь ужас, отмыла волосы от тонны нанесённой на них косметики, посмотрела на себя в зеркало. Тёмные от воды пряди обрамляли моё лицо, едва прикрывая уши. Вспомнила, как Клауд дотронулся до них. Ему это не понравилось. Больно ущипнув себя за щеку, отогнала эти мысли. Я не имею права больше думать о нём в таком свете. Укуталась в полотенце и вышла. Конечно же, иначе и быть не могло, Клауд уже вернулся и сидел на кровати, ожидая меня. Он поднял на меня взгляд и молча протянул чёрную ткань.
Я с недоверием посмотрела на него, и выхватила её из его рук, разворачивая. Как выяснилось, это была форма, точно такая, какая была на нём, только в женском исполнении.
— Отвернись, — мой голос был осипшим и тихим.
На удивление, он действительно отвёл взгляд в сторону. Выглядел он задумчиво, полез в карман за сигаретой, и чиркнув зажигалкой закурил. Встал, не поворачиваясь ко мне пошел к окну и заговорил:
— Мел, что с тобой делали там?
У меня не было никакого желания вести с ним хоть какие-то переговоры. Вопрос я проигнорировала.
— Мел, скажи, что там было. Это важно, я должен знать, с чем имею дело, что бы защитить тебя.
— Мне не нужна защита от убийцы! Я не нуждаюсь в ней! Это от тебя нужно защищаться!
— Я не спрашиваю тебя, нужна она тебе или нет. Тебя обижали? Что там произошло?
Наконец, справившись со штанами, приступила к верху, который придётся надеть на голое тело. Я никак не могла попасть замочком в молнию.
— Не знаю. Это дом Фриды Раббинович, — начала бурчать я, вопреки своему эмбарго на общение с ним. Видимо, происходившее на дне рождения пугало меня не меньше новых открытий. — Она какая-то чокнутая, помешенная на моих волосах старуха…, а её внучки — ничем не лучше неё, это одна из них отрезала их…, так она потом хотела меня отравить…, короче не важно. Тебя это не касается!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он моментально развернулся, в один шаг пересек расстояние маленькой комнатушки, встал прямо передо мной и схватил за плечи.